Джек Бестелесный - Джулиан Мэй

Самоубийство Терезы взметнуло мутную волну нездорового интереса к семье Ремилардов, напомнив мне ажиотаж вокруг семьи убитого президента США Джона Кеннеди. Истинное состояние малыша Джека тщательно скрывалось от репортеров, которые знали только, что младший сын Первого Магната проходит курс лечения от рака, но стервятники кружили все более низко, и теперь казалось неизбежным, что тайна Джека вот-вот раскроется, и новой тягостной шумихи не избежать.

В январе 2054 года Поль взял месячный отпуск и укрылся на планете Денали в обществе Лоры Трамбле. Обитатели морозного мирка были так благодарны Полю за помощь в учреждении их маленькой колонии, что держали его убежище в полном секрете: любая попытка репортеров добраться до него оказывалась тщетной.

Между Рождеством и Новым годом в переполненном кафедральном соборе Конкорда, столицы Земли, торжественно отпели Терезу, отдать последний долг которой собралось множество звезд. Заупокойная служба транслировалась всеми агентствами новостей. Но погребение ее прошло без посторонних, и, поскольку ее кремировали, средства массовой информации и широкая публика полагали, что ее прах был развеян по ветру. Однако Тереза сделала собственноручную приписку к своему завещанию: она пожелала, чтобы я отвез ее прах на Кауаи, остров, где она родилась. Марк захотел сопровождать меня, но я упирался, пока он не заверил, что сдал все необходимые экзамены на степень бакалавра и уже работает над докторской диссертацией. И вот 5 февраля, на другой день после того, как Марку исполнилось шестнадцать и он получил официальное право пилотировать ролет, мы с ним отправились в путь на «мазерати» Поля, который он разрешил нам позаимствовать. Прах Терезы покоился в деревянной шкатулке изящной работы.

Мы забрали отца Терезы из дома на берегу и тут же полетели в историческую старинную церквушку Святого Рафаэля, расположенную среди диких зарослей сахарного тростника. Астрофизик Бернард Кейн Кендалл в свои девяносто три года выглядел довольно пожилым, хотя омолодился всего за десять лет до этого. Он всегда был погружен в абстрактные размышления о космологических загадках, и, хотя горевал о Терезе, мы с Марком видели, что ему не терпится вернуться в астрономический комплекс на Большом острове, где он жил и работал почти круглый год.

Матери Терезы на похоронах не было. Аннарита Донован-Латимер, единственный ребенок Элен Донован, когда-то моей невесты, в свои семьдесят восемь лет жила отшельницей в Нью-Йорке после долгой и успешной карьеры актрисы. С Кендаллом она разошлась за двадцать с лишним лет до смерти дочери и не признавала омоложения. (Аннарите предстояло тихо умереть от инфаркта в 2056 году, когда на космополитической планете Авалон открылся оперный театр имени Терезы Кендалл на средства Ремилардовского фонда.)

Церковь Святого Рафаэля была полна островитянами, в основном коренными гавайцами, которые знали и любили Терезу в детстве и ранней юности. По окончании службы люди потянулись к алтарю, где на широкой деревянной подставке с ручками по бокам покоилась шкатулка с прахом, и задрапировали ее гирляндами великолепных тропических цветов. Четверо гавайцев в традиционных пестрых рубашках с гирляндами из папоротников на шее взялись за ручки, и я решил, что процессия направится к кладбищу. Но, к моему удивлению, носильщики и провожающие двинулись прямо к нашему серебряному «мазерати», где священник произнес последнюю молитву и побрызгал на шкатулку с прахом святой водой. Тогда провожающие запели «Алоха, ое», и на мое плечо опустилась пухлая коричневая рука. Я оглянулся и увидел Маламу Джонсон, женщину, которая заботилась о Терезе, Джеке и обо мне, когда мы проводили заключительные месяцы нашего изгнания в доме Кендаллов на берегу в Пойпу.

– Теперь ты, я и Марк отвезем прах милой Каулины в Кеаку, – шепнула она. – Полетим в вашем яйце.

Шкатулка и почти все цветы уместились на заднем сиденье, а мы втроем устроились на переднем. Кеаку, видимо, находилось в направлении окутанной облаками горы Вайалкале в центре острова к северу от нас. Наше безынерционное воздушное судно поднялось на высоту 1700 метров за несколько секунд, и под управлением Марка бесшумно заскользило сквозь густой облачный покров, почти такой же мутно однообразный, как серость гиперпространства.

Высоты Кауаи – самое влажное место на Земле; за год выпадает двенадцать метров дождей. Я мало что знал об этом местечке. Называется оно Болото Алакаи и представляет собой открытое всем ветрам плато вулканического происхождения, окутанное туманом, где почти непрерывно идет дождь, где в трясинах прячутся редчайшие растения и сотни водопадов низвергаются с заросших папоротниками обрывов в плодородные низины. Кауаи – самый зеленый из всех Гавайских островов и, на мой взгляд, самый прекрасный. И он был последним приютом легендарных менехуне – «колдовского» племени пигмеев, которых мигрировавшие с Таити завоеватели-полинезийцы нашли на островах и поработили.

Малама показала на крупномасштабном дисплее ролета лавовую пещеру на южной стороне болота, там, где начиналось ущелье Олокеле. Марк поставил яйцо на автопилот, и индикатор рельефа предупредил нас, что мы садимся, хотя ролет был окутан густым туманом.

Я вышел под холодную изморось, которая тут же вымочила мой белый тропический костюм, который я надел в церковь. Обычным зрением я видел только удаляющийся туман, искривленные деревца, сочные папоротники и другие растения, обычные для дождевых лесов. В воздухе веяло душистым запахом, чуть-чуть напоминавшим анис.

Малама взяла шкатулку с прахом и пошла впереди, лавируя между бочагами. Мы с Марком шли за ней, неся гирлянды и проверяя дорогу дальним и глубинным зрением, чтобы не провалиться в трясину. Очень быстро мы оказались перед пещерой, довольно большой и полускрытой буйной зеленью. По всем листьям ползли капли дождя и сыпались на землю.

– Ты останься тут, – сурово приказала мне Малама, – и обойдись без дальнего зрения. – Она обернулась к Марку: – Мальчик, возьми одну гирлянду с зелеными ягодами и листьями мохакина и маили; они растут только на нашем острове. И еще одну – такую, какая, по-твоему, понравилась бы твоей матери.

Марк с окаменевшим лицом взял скромную зеленую гирлянду и вторую из белых орхидей дендробиум. Остальные цветы остались у входа в пещеру. Он вошел в пещеру следом за Маламой, а я вел себя послушно и не подглядывал. Это уединенное место, затянутое знобящим сладко пахнущим туманом, я бы не выбрал для своего упокоения, и мне подумалось, что и Терезе оно не понравилось бы. Но ни Марку, ни мне и в голову не пришло ослушаться кахуны.