Магия отступника - Робин Хобб

— И как ты это сделаешь? — резко спросил он. — Кинроув призвал его танцевать, и он ушел. Мы уже говорили тебе. Ты не можешь просто его забрать. Он не останется. Он даже не сможет нас узнать. — С недовольным видом он отстранился от огня и пищи. — Невар, ты слишком часто говоришь о том, как ты распорядишься своей силой, всякий раз полагая, что тебе известно больше, чем магии. Вы с Дэйси были уверены, что способны разрушить Геттис, хотя магия вам этого не приказывала! А теперь ты собираешься каким-то образом украсть Ликари. Жестоко с твоей стороны давать им надежду. Магия забрала Ликари. Как ты можешь использовать магию против нее самой, чтобы вернуть мальчика? Может ли нож порезать себя или огонь — себя сжечь? Нет! Когда ты поймешь, что всякий раз, ставя себя над магией или выступая против нее, ты ошибаешься? Что ты обречен на поражение? — Он потряс головой и продолжил, понизив голос: — Мы с Кинроувом зря согласились вам помочь, пусть даже и против воли. Нам следовало возражать до последнего. Ни я, ни он больше не повторим эту ошибку. Какую бы глупую затею ты ни лелеял, не думай вовлечь в это меня или мою кормилицу.

Никогда прежде я не слышал от Джодоли столь резких упреков. Его слова больно задели мальчика-солдата. Он кипел от гнева и негодования, но не находил достойного ответа.

— Мне не нужна твоя помощь, — наконец выпалил он, сам понимая, насколько по-детски это прозвучало.

Его гордость была уязвлена. Сейчас ему остро хотелось совершить что-нибудь, что покажет его последователям, чего он стоит. Я гадал, не попытается ли он выступить против Кинроува. Заручившись поддержкой Дэйси, он может снова прервать танец. Это было бы глупостью с его стороны. Они растревожили Геттис — так мальчишка тычет палкой в осиное гнездо. И теперь лишь танец Кинроува помешает гернийцам выслеживать и истреблять спеков по всему лесу. Его остановка станет гибельной для всего народа.

Пока они с Джодоли смотрели друг на друга, от кучки людей, собравшихся вокруг Дэйси, долетел слитный вой. Неверие в нем мешалось с болью. На миг все замерли, а потом Фирада с Оликеей вскочили на ноги и бросились к соседнему костру. Мальчик-солдат поднялся куда медленнее, вглядываясь в причитающую толпу.

— В чем дело? — с трепетом спросил он.

— Она мертва, — ровным голосом ответил Джодоли. — Умерла зимой — меньшего везения для нее и представить трудно. Придется действовать быстро.

— Я не понимаю, — выговорил мальчик-солдат, но внутри него эхом отдавались совсем другие слова.

«Джодоли прав. Это все моя вина. Я подвел и ее тоже». В глазах у него начало темнеть, не от усталости, и он испугался, что вот-вот потеряет сознание. Чем больше он пытался исправить ситуацию, тем хуже она становилась. Дэйси стала героиней для собственного клана, и не только для него. Она освободила танцоров Кинроува, а потом отправилась сражаться за свой народ. То, что она умерла теперь, прежде чем смогла хотя бы вернуться обратно с пусть и скромной, но победой, ввергнет спеков в отчаяние. Непрошеная трусливая мысль обдала мальчика-солдата холодом. Это может обратить против него всех спеков. И куда ему идти? К кому обратиться за кровом и пропитанием? Джодоли тревожили другие вещи.

— Зима — самое неподходящее время для смерти великого. Тело Дэйси необходимо отнести в долину, к предкам. В это время года они по большей части спят, избранному ею дереву будет непросто ее принять. И еще труднее будет их соединить. Часть ее может оказаться потеряна.

— Потеряна? — эхом отозвался мальчик-солдат.

— Придется поторопиться. Чем быстрее она окажется рядом с деревом, тем лучше. Хорошо бы ее тело не успело окончательно остыть. Надеюсь, в свой срок я умру, когда мое дерево уже примет меня, а мой клан соберется вокруг и будет петь. Дэйси придется уйти в дерево почти в одиночестве, зимой, и лишь немногие смогут петь ей. О, это недоброе предзнаменование.

Джодоли даже не подошел ко второму костру убедиться, что его предположение оправдалось. Вместо этого он впервые на моих глазах оделся сам, запахнув плащ, все еще сырой и промерзший после дневного путешествия. Прежде чем мальчик-солдат успел потянуться за своей одеждой, несколько кормильцев Дэйси устремились к нему. Его буквально впихнули в накидку и сапоги. Оликея помогала им. Все кормильцы плакали, делая свое дело. Я никогда прежде не видел, чтобы спеки двигались так быстро и слаженно. К тому времени, как мальчик-солдат оказался одет, обернутое тканью тело Дэйси уже уложили на волокушу. Когда он собрался выяснить у Джодоли, что произойдет дальше, великий сурово оборвал его:

— Не отвлекай ее разговорами. Не говори ничего, что может привлечь ее внимание. Забудь на время о своих обидах и гневе. Сейчас не наше время, а ее. Молчи и смотри, как великая уходит в свое дерево.

Вот так холодной темной ночью они покинули скромное укрытие скального ущелья и вновь двинулись к лесу деревьев предков. Джодоли указывал им путь. Лошадь тащила волокушу с телом Дэйси. Двое усталых кормильцев, остававшихся с ней, вновь сопровождали ее, вместе с прочими ее людьми, ждавшими в пещере. Последним шел мальчик-солдат.

Джодоли сразу же прибег к быстроходу, и мальчик-солдат его поддержал. Вместе они вели погребальный отряд сквозь ночь. Мальчику-солдату приходилось нелегко. Это был его пятый быстроход за последние несколько дней, и явно самый трудный из-за того, что им нужно было перемещать с собой мертвое тело Дэйси. Я не мог понять, отчего так выходит: равно как и почему при быстроходе намного проще вести лошадь в поводу, чем ехать на ней верхом. Мальчик-солдат устал, он терзался унынием и скорбью. Он был признателен, что Джодоли управлял магией быстрохода, а ему оставалось лишь помогать. Ноги его казались свинцовыми, страшно ныла спина. Он постоянно ощущал острые уколы боли по обе стороны от позвоночника. Я безжалостно нарисовал ему картинку подвесного моста, чьи тросы рвутся от перегрузки.

— Оставь меня в покое, — жалко огрызнулся он.

И дальше я ехал молча.

Когда мы добрались до долины деревьев предков, короткий зимний день уже разгорелся. Было холодно, но далеко не так, как ночью, когда мы напали на форт. Ветер теребил верхушки деревьев. Потревоженный снег рушился на землю потоками или комьями, но по большей части воздух оставался неподвижным под пологом переплетенных ветвей, игольчатых и голых. Как только мы достигли долины, Джодоли прервал быстроход. Теперь нас вели кормильцы Дэйси, а мы все тянулись следом длинной замерзшей вереницей. Никто не разговаривал. Слышались лишь редкие крики птиц, хруст наста под нашими сапогами и тот шум, с которым Утес тянул волокушу. Помимо этого, остальные сохраняли тишину, и мальчик-солдат тоже. Грохот его собственных мыслей казался столь громким, что он вряд ли сумел бы уследить за разговором, если бы даже нашел в себе силы что-то сказать. Кормильцы Дэйси целеустремленно шагали через лес, и он следовал за ними.