Верная Рука - Май Карл Фридрих

Старый священник ничего не мог с этим поделать. Поначалу он, не имея возможности действовать силой, учинил ряд судебных исков, пытаясь отвадить непрошенных греховодников от благочестивого дома; но очень скоро вынужден был в этом раскаяться, поскольку сам оказался в руках целой своры хищников, требовавших деньги буквально за все, отчего, однако, судебные разбирательства не продвигались ни на шаг.

В результате этих мытарств Санта-Лусия начала внушать отвращение отчаявшемуся пастору, и в одно прекрасное утро он вместе со своей экономкой бесследно исчез из бывшей миссии. Впрочем, никто и не испытывал желания разыскивать его, так что из прежних обитателей дома в последнем оставался лишь сеньор Карлос, занимавший вместе с женой и дочкой Анитой две ила три небольших комнаты на первом этаже по соседству с пивоварней.

Оставшемуся до сих пор свободным чердачному помещению вскоре тоже было суждено обрести своего владельца. В Сакраменто вроде бы из Буэнос-Айреса приехал человек, уроженец Цинциннати, именовавший себя доктором Уайтом. Собственно говоря, о том, действительно ли он владеет профессией врача, его никто и не спрашивал. Задумав основать в Сакраменто госпиталь, но не найдя для этого подходящего помещения, он приехал в бывшую миссию, и поскольку не смог обнаружить там никого, кто мог бы сдать ему чердачное помещение, занял его самовольно. Он был человеком практичным и знал, насколько прочным, с правовой точки зрения, было в этой стране положение сиюминутного владельца того или иного имущества.

Уже на следующий день к дому подошла целая вереница мулов, нагруженных шерстяными одеялами и матрацами, в сопровождении нанятых мексиканцев, тащивших на себе разборные части железных коек. Еще до наступления вечера два десятка кроватей были установленные на чердаке под старой и ветхой черепичной крышей, где по всему помещению гуляли ужасные сквозняки, а в дождливое время года случалось настоящее наводнение. Отныне это и был госпиталь, ожидавший своих несчастных пациентов.

И те не заставили себя долго ждать.

Каким бы здоровым ни был сам по себе климат Калифорнии, на приисках больных людей всегда было в избытке. Дикая, неустроенная жизнь в сочетании с тяжелой, непривычной работой и дождями способствовала появлению и распространению тяжелой лихорадки, которая из-за недостатка ухода и отсутствия медицинской опеки очень часто заканчивалась смертельным исходом.

Счастливцами могли считать себя те, кто не был вынужден оставаться один на один с тяжелой болезнью среди дикой природы, а мог с помощью товарищей вернуться из сумрачных горных ущелий в лоно цивилизации, дабы получить надлежащий уход и лечение. Уделом же большинства становилась могила в убогой ограде из камней. Многие умирали в дороге или находили в себе силы лишь для того, чтобы окинуть последним угасающим взором нормальное человеческое жилье. Лишь очень немногим удавалось восстановить здоровье и силы для возобновления своего изнурительного труда. Но при этом им приходилось рассчитываться добытым такой огромной ценой золотом.

В те времена лекарства были в буквальном смысле слова на вес золота, так что для оборотистого лекаря самой плодоносной золотой жилой были болезни его пациентов. И как же много было шарлатанов, знавших в этом толк, чьи пациенты нередко и умирали, возможно, только потому, что в случае выздоровления унесли бы с собой обратно оставшееся у них золото!.. Рассказчик выдержал эффектную паузу, и при этом на лице его появилось такое интригующее выражение, что я подумал: вот сейчас «писатель» позволит в полной мере развернуться своему таланту. И я не ошибся, ибо дальнейшее его поведение было выдержано в форме новеллы, которая вполне могла претендовать на то, чтобы быть напечатанной:

— По дороге, поднимавшейся со стороны города к комплексу зданий бывшей миссии Санта-Лусия, бодро шагал стройный молодой человек, чьи светлые волосы, правильные черты лица и пышущие здоровьем румяные щеки тотчас же выдавали его германское происхождение, несмотря на облачавшую его крепкую фигуру удобную мексиканскую одежду.

Возле зарослей бизоньей травы, окружавших миссию, юноша остановился и обратил взгляд на запад.

Близился вечер, и солнце уже утопало на горизонте в сверкающих волнах облаков. Внизу лежал залитый предзакатным светом город, и в окнах его старинных построек отражались последние солнечные лучи.

Юноша устало опустился в мягкую траву и настолько погрузился в созерцание этого дивного зрелища, что не услышал легких шагов, приближавшихся к нему сзади.

Маленькая мягкая ладонь опустилась ему на плечо, и очаровательная женская головка склонилась к его уху:

— Добро пожаловать в миссию, сеньор! Почему вы так долго не были у нас?

— Я был в Сан-Франциско, сеньорита, где у меня было очень много разных дел, — ответил юноша.

— И где вы совсем позабыли сеньора Карлоса и его бедную маленькую Аниту!

— Позабыл? Клянусь Богом, нет, и тысячу раз нет! Анита, разве мог я позабыть вас!

Она без жеманства опустилась рядом с ним на траву.

— Вы действительно думали обо мне, сеньор Эдуардо?

— Прошу вас, Анита, произносите мое имя на немецкий лад; мне так приятно бывает слышать это из ваших уст! И не нужно спрашивать, думаю ли я о вас. Разве не ваш отец принял меня, когда злые люди лишили меня средств к существованию? А потом, когда лишения и невзгоды привели меня к болезни — разве не вы и ваш отец ухаживали за мной, как за братом и сыном? И к кому, кроме вас, могу я здесь, в чужой стране, прийти за советом и помощью? Анита, я вас никогда не забуду!

— Это правда, Эдуард?

— Да, — ответил он просто и, взяв ее руку в свою, открыто и прямо посмотрел ей в глаза.

— Даже тогда, когда снова вернетесь на родину?

— Даже тогда! Анита, я же говорил вам, что не вернусь на родину без вас, разве вы забыли?

— Нет, — ответила она.

— Или солнце вашего участия светит теперь другому?

— Другому? Боже, да кому же это?

— Тому врачу, доктору Уайту.

— Тому-у? — удивленно протянула она. — Право, не знаю, кому это захочется быть его солнцем. А что до меня, так пусть он живет во тьме сколько захочет!

— Анита, это правда? — воскликнул молодой человек.

— Почему вы не хотите верить моим словам?

— Потому что знаю, что он ходит за вами по пятам и пользуется расположением ваших родителей.

— Того, что он преследует меня, я отрицать не могу, но верно и то, что я всеми силами стараюсь избегать его. Отец расположен к нему, это так; он много наговорил отцу про какое-то состояние и про свое намерение вернуться вместе с нами домой, в Германию, как только достаточно разбогатеет.

— В Германию? Разве ваш отец собирается на родину?

— Да, с тех пор, как миссия превратилась в казарму для всех желающих. Но мы бедны, а отец слишком стар, чтобы заработать на обратный путь, и потому-

— И потому?..

— И потому он полагает, что помочь осуществлению его мечты мог бы богатый зять.

Эдуард помолчал немного. Затем спросил:

— И ваш отец отдал бы вашу руку этому доктору?

— Да. Но я сама терпеть его не могу, и моя мать — тоже!

— А меня, меня вы можете терпеть?

Она кивнула с легкой улыбкой на губах. Тогда он сжал и другую ее руку и сказал:

— У меня всегда было такое чувство, что мы созданы друг для друга. Ты так добра, так чиста, и я хочу всегда, всегда быть рядом с тобой. Можно я скажу об этом твоей матери, которая терпеть не может того врача?

— Да.

— И твоему отцу тоже?

— Да.

— Прямо сейчас?

— Прямо сейчас.

— Тогда пошли!

Он поднялся с земли, и она последовала за ним. Они прошли ворота и зашагали через двор к двери, ведущей в квартиру Вернера. В прихожей они услышали резкий, сухой голос, доносившийся из гостиной.

— Это доктор! — тихо сказала Анита.

— Пошли! Мы зайдем в кухню и дождемся, пока он уйдет!

Они так и сделали и теперь отчетливо слышали каждое слово разговора Уайта с родителями Аниты.