Другая история войн. От палок до бомбард - Дмитрий Калюжный
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как после этого от монгольских войск вообще что-то осталось — загадка. Но еще большая загадка — как, при таком состоянии военного искусства у китайцев, и при обученных китайских войсках, монголы все-таки победили их.
«И этими-то усовершенствованиями и изобретениями по части военного искусства, Чингисхан и его потомки умели воспользоваться, переняв их от китайцев, — пишет М. Иванин. — Вот главная причина исполинских успехов монголов и постоянных побед их».
Но генералу-историку, в отличие от С. Лучицкой, не на что сослаться (не существует сочинений китайских хронистов, где они описывали бы удивительную и незнакомую им военную тактику монголов), и поэтому его утверждения относятся к области исторических фантазий. Ведь для того, чтобы победить многомудрых в военном деле китайцев, кочевникам надо было не просто перенять китайскую тактику, а противопоставить ей что-то еще более совершенное.
Рассмотрим здесь одно из фантастических столкновений монголов и китайцев.
Во второй четверти XIII века на территории Малой Азии гремели Крестовые войны. Шла ссора Ватикана с германским императором Фридрихом II. Одновременно при Угедее, преемнике Чингисхана, произошла война монголов с Нючженским царством. Книга Гань-Му под 1232 годом сообщает об осаде монгольским принцем Субутом города Бянь, столицы этого царства:
«И он поставил осадные машины, построил палисад на берегу городского водяного рва; заставил пленных китайцев, даже женщин, девиц, стариков и детей носить на себе хворост и солому, чтобы завалить городской ров. В несколько минут заровняли они около десяти шагов. Но так как решили договариваться о мире, то министр Ваньянь-баксан не смел сражаться с Монголами.
В городе обнаружилось неудовольствие и ропот. Нючженский государь, услышав об этом, в сопровождении шести или семи конных поехал за ворота Дуань-мынь и прибыл к судовому мосту. За это время от недавнего дождя сделалось грязно. Благодаря тому, что государь выехал неожиданно, жители столицы в изумлении не знали, что делать, они только становились на колена подле дороги. Старики и дети теснились перед ним; некоторые по ошибке касались его одеяния. В скором времени прибыли к нему министры и прочие чиновники. Подали ему параплюй, но он не принял и сказал:
— В армии все ходят под открытым небом: для чего же мне иметь параплюй?»
(перевод Иакинфа Бичурина).Позвольте! — пишет по этому поводу Н. А. Морозов. Ведь параплюй — это французское слово paraplui, зонтик! Значит, Нючженский царь говорил по-французски? Или оригинал первоисточника этой китайской летописи был на французском языке? Ведь сам Иакинф Бичурин никогда не назвал бы зонтика параплюем, если б это слово не стояло в переводимой им летописи. Он так и перевел бы соответствующий китайский иероглиф русским словом «зонтик». Но, пропустив несколько страниц, продолжим далее.
«В столице строили баллисты во дворце. Ядра были сделаны совершенно круглые, весом около фунта; а камни для них брали из горы Гын-ио… Баллисты, употребляемые Монголами, были другого вида. Монголы разбивали жерновые камни или каменные кашки (голыши) на два или на три куска, и в таком виде употребляли их. Баллисты были построены из бамбука, и на каждом углу городской стены поставлено их было до ста. Стреляли из верхних и нижних попеременно, и ни днем, ни ночью не переставали.
В несколько дней груды камней сравнялись с внутреннею городскою стеной. Монгольские войска употребили ОГНЕННЫЕ БАЛЛИСТЫ и где был сделан удар, там по горячести нельзя было тотчас поправлять и помогать…
В сие время Нючженцы имели ОГНЕННЫЕ БАЛЛИСТЫ (то есть настоящие пушки-мортиры), которые поражали, подобно грому небесному. Для этого они брали чугунные сосуды, наполняли их порохом, и зажигали огнем. Горшки эти назывались чжень-тьхянь-лэй, потрясающий небо гром. Когда такая баллиста (пушка) ударит, и огонь вспыхнет, то звук уподобляется грому, и слышен почти за 100 ли. Они сжигали (все) на пространстве 120 футов в окружности, и огненными искрами пробивали железную броню.
Монголы еще делали будочки из воловьих кож, и подойдя к городской стене, пробивали в ней углубление, могущее вместить одного человека, которому с городской стены ничем нельзя было вредить. Но Нючженцы изобрели против этого способ спускать с городской стены на железной цепи горшки (бомбы) чжень-тьхянь-лэй, которые достигши выкопанного углубления, испускали огонь (взрывались), совершенно истреблявший человека, даже покрытого воловьей кожей. Кроме того, употребляли они (нючженцы) летающие огромные копья (ракеты), которые пускались посредством зажигания в них пороха и сжигали все на 10 шагов от себя. Монголы же только этих вещей и боялись. Они осаждали город 16 суток, денно и нощно. Около МИЛЛИОНА человек с обоих сторон было убито при той осаде. После этого и могила матери Нючженского государя была раскопана.
Принц Субут видел, что невозможно взять города и потому, приняв ласковый тон, объявил, что открывает мирные переговоры, и что военные действия прекращаются. Нючженское правительство согласилось на его предложения…
Но после этого открылась в городе зараза, продолжавшаяся 50 дней. В течение этого времени вынесено было из городских ворот около 900 тысяч (!) гробов, не считая тел бедных, которых не в состоянии были похоронить».
Это описание осады города Бянь, столицы страны Нючжень. Переводчик этого Бичурин прибавляет от себя так:
«Положение Нючженского двора час от часу становилось хуже. Тщетно просил он мира у монголов. Олень, попавший в яму, может ли он убежать? Так как твердые полководцы и храбрые войска погибли, то уже не возможно стало помышлять об обратных завоеваниях… Хотя и так, но каждый, что делает, то и получает в возмездие. Таково есть взаимное соответствие небесного порядка. Нючженцы притесняли Срединное государство; хищнически овладели землями дома Сун. Точь в точь таким же образом и монголы поступали с ними».
Таково наивное объяснение китаеведа Бичурина к переводимой им «Всеобщей китайской истории». Но это и хорошо. Мы сразу видим, что имеем право, во-первых, доверять искренности таких простодушных людей, а во-вторых, критиковать их книги, зная, что простодушные люди легко поддаются обману и переводят подлинник как он есть, не замазывая словесной штукатуркой его щелей и трещин.
Европейцы принесли в Китай и компас, и порох, и пушки. Отвергать то, что в Европе огнестрельный порох был изобретен впервые немецким францисканским монахом Бертольдом Шварцем и применен к огнестрельному оружию впервые только в 1319 году, нет решительно никаких оснований, — хотя, возможно, в Византии он появился несколько раньше. А что же мы видим во «Всеобщей китайской истории»? Почти за сто лет до изобретения пороха Шварцем Угедей осаждает несуществующую теперь в Китае нючженскую крепость Бянь (в которой зонтик назывался по-французски paraplui), и осажденные нючженцы применяют массу пушек-мортир и ракет, начиненных порохом, и бомбы, перебрасываемые туда-сюда.
Всё в этом описании так ярко, что сомнений быть не может: во дворце Нючженского короля делали в 1232 году, за сто лет до европейцев, круглые каменные ядра для пушек и мортир. И к тому же монголы употребляли для своих огнестрельных орудий даже каменную картечь, разбивая жерновые камни-валуны на два и на три куска.
И если верить всему этому, то, очевидно, порох и пушки были известны обеим воюющим сторонам уже давно, так как иначе одна из армий убежала бы моментально в паническом страхе (как оно бывало в Европе при первых применениях пушек).
Мы видим вполне разработанный артиллерийский бой, из тех, какие происходили впервые в Европе в конце феодального периода, когда дисциплинированные и хорошо вооруженные королевские войска (а не скопища кочующих скотоводов) осаждали неприятельский укрепленный город, каким тут обрисован Нючженский Бянь.
Так почему же не употребили свою военную технику монгольские полководцы в битве на реке Калке в 1224 году, положившей начало «монгольскому игу» за восемь лет до только что описанной замечательной осады? Почему не употреблял их Батый в знаменитом сражении при реке Сити даже и через шесть лет после Нючженской осады, в 1238 году?
Почему не научились у монголов этому искусству их соседи, азиатские магометане, хоть это было так им нужно в их борьбе с крестоносцами? Ведь пушки не иголки, чтоб их утаить, и порох слишком громкое средство для того, чтоб его «замолчать» после только что описанной осады столичного города Бяня, осады, при которой погибло уж никак не меньше двух миллионов человек — что немыслимо даже при применении атомного оружия.
Почему, во имя святых всех религий, после колоссальной артиллерийской битвы за Нючженский Бянь вся Евразия дожидалась изобретения пороха Шварцем и литья пушек в Европе?
