Приключения 1989 - Василий Викторов

И судьба вознаградила его.

В один из дней, перед полуднем, следы каравана вдруг взяли резко вправо, к берегу. Сергей ускорил шаг, насколько это было возможно в его положении.

Он подошел к обрыву. Там, внизу, на литорали, каравана не было. Берег высокой и неприступной стеной тянулся над морем. Где-то впереди лежала Моржовая.

Чернело море. Оно было пустынным, ни дымка над ним по всему окоему. Неужели шхуна не пришла? Но Сергей чувствовал, она где-то здесь, неподалеку…

Хватаясь за камни, пятясь, как рак, он неуклюже спускался на берег. Из-под ног вырывались камни. Они увлекали за собой другие. И туда, на берег, струился, грохоча, камнепад.

Спустился. Сел отдышаться, вытирая испарину со лба. Он и налегке едва сошел. А как же те, с поклажей, с собаками?..

Но, коли спустились, значит, бухта близка…

Он понял, что подошел к самому главному в своей жизни…Плотный, убитый приливами до каменистости песок литорали почти не оставлял следов. Но Сергею уже не было нужды видеть, где чертили нарты свой путь. Другой дороги не было. И ему по литорали идти было значительно легче. Возле скал то и дело встречались каменные осыпи, ранившие ноги. По острым камням — как по стеклу. А обутки у него окончательно развалились.

За очередным поворотом берега, лукой вдававшимся в море, Воркунов услыхал, как горлопанили чайки. Так блажат они, когда дерутся из-за добычи.

Может, шваркнул кок за борт объедки — и чайки тут как тут, слетелись, и пошла потеха…

Так значит — шхуна?..

Ещё не видя её, Воркунов уже понял, что она здесь.

И вот прямо перед собой, сразу за поворотом, у самой кромки припая, в каких-нибудь двухстах метрах он увидел прокопченную, обшарпанную посудину ловцов удачи.

Он обессиленно опустился на валун. Он дошел и успел.

Зверски хотелось курить. Воркунов в который раз принялся обследовать карманы гимнастерки, штанов. Он все-таки наскреб на малюсенькую цигарку какой-то желтоватой пыли. Дрожащими руками долго высекал искру, раздувал трут. Наконец с блаженством затянулся, бросая искоса взгляды на шхуну, точно боялся, что она исчезнет.

И оттуда, похоже, заприметили его. Вывалил народ, одетый кто во что, сбился кучкой у борта. Сергеи насчитал восьмерых. Потом на спардеке показался какой-то чернобородый, наверное, кэп или хозяин, потому что всех как ветром сдуло с палубы. А чернобородый купец принялся разглядывать его в бинокль.

Потом возле хозяина закрутился ещё какой-то человек. Они что-то принялись обсуждать, жестикулируя, показывая руками на берег, в его, Сергея, сторону. Шхуна задымила и двинулась к северу. Видимо, к бухте. Ну что ж, и нам туда же…

«Шхунешка небольшая. Корпус деревянный и, судя по всему, старый. Значит, такой калоше даже сквозь слабый припай не продраться», — размышлял Сергей.

Он поднялся и двинулся в путь, видимо, теперь уже недальний.

Кэп вскинул бинокль и сперва не поверил своим глазам. Там, на литорали, двигалось какое-то существо. Короткая, в дырах, порыжевшая кухлянка. Изодранные торбаса. Худое, посиневшее от холода лицо, обрамленное жиденькой светлой бородкой. Сильный бинокль приближал так, что казалось, это существо — рядом, стоит лишь протянуть руку и дотронешься.

Значит, это и есть красный уполномоченный, которого вроде бы Иныл оставил на погибель в тундре. А он не изъявил желания подыхать, вон куда приплелся. Конечно, нелегко этот путь достался ему. Вон, еле движется, опираясь на палку. И с собой, судя по всему, ничего нет, — значит, это правда, что и харчи, и топор, и котелок, и запасную одежду забрали.

А чем же он питался? Нет, не может быть, чтобы у него ничего не было с собой. Наверно, эти туземцы всё-таки наврали, что оставили красного в тундре ни с чем. Ему бы не выжить.

Но, как бы там ни было, красный уже на подходе к бухте, и если ничего не изменится, завтра после полудня он может встретиться с караваном.

Шхуна поднялась к бухте Моржовой. Высоко в небо тянулся дым от костра.

Обжираются олениной, спят до одурения да палят костер. У кэпа потекли слюнки, так захотелось свежей оленины. Надоела протухшая солонина, от одного запаха которой тошнит. Но разве найдется храбрец, рискнувший бы сходить за свежим мясом! Да и оттуда, после того как погиб посланец, желающих наведаться на шхуну не было.

Однажды с берега на шхуну пробрался по ненадежному льду старик. Этот старик туземец сносно говорил по-английски. Был когда-то в услужении у знаменитого торговца Свенсона, имевшего фактории на здешнем побережье. Старику подарили бутылку виски. Он тут же приложился к ней. Пришлось отнять. Идиот, дойдешь до берега, там делай, что хочешь…

Опьяневший, он совсем недалеко отошел. Неверный шаг — и льдины, разойдясь на миг, сомкнулись над головой старика. Но, в общем, невелика потеря. Главное было сказано. Иныл, эта хитрая бестия, передал, что, лишь уважая старую дружбу, он, рискуя, приехал торговать в этот раз. Но пусть капитан не мешкает. Как только бухта освободится ото льда, пусть тотчас подходит.

Ишь, как заговорил этот Иныл. Прежде бы и голоса поднять не смел. Ждал, сколько нужно. И ещё в пояс кланялся бы… Э, да ладно. Поскорей бы забрать пушнину — и ходу. Может, последний рейс. Красные постараются закрыть эту лазейку. Но, слава богу, это будет ещё не сегодня.

Хорошо бы предупредить Иныла, что появился красный. Пусть бы принял меры. Но как это сделать?

Спросил у старпома:

— Как полагаешь, найдем за приличную плату смелого парня, который прогулялся бы на берег? Черт с ним, пусть бы оставался там, чтоб не рисковать лишний раз, хотя, если бы вернулся и принес мяса, это оплатилось бы особо.

Тот пожал плечами:

— Кто знает? Может, поговорить?

Но тон его был таковым, что становилось ясно — старпом и не рассчитывал, что найдутся желающие.

Кеп кивком отпустил старпома. А сам, достав из-за кровати початую бутылку виски, сделал пару добрых глотков, чтобы прочистить мозги.

Но что тут придумаешь?

Шхуна спустилась на зюйд. Вначале берег был пустынным. Кэп уже начал подумывать о том, что бог милосердный прибрал беднягу.

Но потом красного увидели вновь. Наверное, отдыхал. Ишь ты, идёт.

Заметив, что его вновь разглядывают в бинокль, Сергей вытащил наган, жалкую пукалку.

Кэп понимал, что красный уже не жилец. И всё-таки он дорого бы дал за эту железную игрушку, что у него в руках. После, через годы, на покое, она бы напомнила о жестокой северной земле, об этом сумасшедшем, притащившемся за караваном чуть ли не к самой бухте.

О, если бы кэпу было дано читать чужие мысли…