Ложится мгла на старые ступени - Александр Чудаков

Поговорили с В. С. Листовым.

– Мне кажется, – сказал В. С., – я могу ответить на вопрос: кто был monsenior l’Abbé?

– Как кто? Французский эмигрант, выгнанный из Франции революцией.

– М[ожет] б[ыть] он и был эмигрантом, но до семьи Онегина он преподавал в кадетском лицее, l’аbbé – жаргон кадетов. Он не обязательно должен был быть аббатом, носить такой высокий чин.

– А у вас есть доказательства, что он преподавал в этом лицее?

– Есть, есть…

– В «Кап[итанской] дочке» на стене висит винтовка. Но нарезного оружия в пугачевские времена не было! (В пушкинские уже было).

Относительно того, что вы говорите об оружии в «Р[услане] и Людм[иле]», в «Песни о в[ещем] Олеге» – я спрашивал на защите дисс[ертации] по истории русского оружия. П[ушки]н не имел каких-то особых сведений об этом оружии.

Людм. Александровна Перфильева. Я смущалась, у меня был комплекс: я мало чувствовала иронию в Е. О. Спасибо Ал[ексан] дру Павловичу Чудакову, он снял с меня эту тяжесть!..

Н. И. Михайлова — о доме В. Л. Пушкина.

До «Бауманской» проводили Л. А. Перфильева (автор статей «Замок» и «Крыльцо» в «Онегинской энциклопедии») и еще какая-то дама, преподавательница Ин[ститу]та культуры в Химках, куда меня в начале перестройки приглашали в завкафедрой (стесняясь, похвалила мой роман). С Л. А. поговорили об архитектуре пушкинского времени.

Обстановка на конференции была редкостно приятная, домашняя, включая пироги к чаю.

27 февр[аля]. Два дня провели на даче с Женечкой, вчера два часа занимались символизмом. Ребенок соображает[…].

Вместо писанья мемуара в сб[орник] МГУ с утра три часа (!) костенеющими на морозе руками чинил дверь в сортир, а до этого снимал дверцу со шкафчика на 1-м этаже, а до этого…………… Снежный ком дел.

2 марта. Привыкаю болеть. Говорят, это ожидает всех. Но ведь я не просто не болел. После эпизода в 20 лет я по сути не болел никогда, даже гриппом раз в 7–8 лет. Это, видимо, и оказало мне медвежью услугу, когда при ангине у меня не болело горло, я, как обычно, не чувствовал температуры и таскал кирпичи на даче! И дотаскался.

И зубы! Дантист ошеломил ценой. Маша говорит: «Если бы у меня не то что в 67 лет, а хотя бы в 50 были твои зубы, я была бы счастлива. Какие-то четыре коронки! – Ты права, первый зуб у меня заболел в 20 лет. Но все равно противно».

Читаю в Школе-студии МХТ «Евгения Онегина». Смущая, аплодируют и благодарят в конце каждой лекции, смущая.

Надо побольше говорить им по профилю: о художественном чтении стихов, например.

9 февраля по ТВ Евг. Миронов – хороший актер – очень плохо читал Пушкина. «Нет, я не дорожу мятежным наслажденьем» – лицом и шеей играет «мятежное наслажденье». Диапазон – от патетики до многозначительного шепота. «Я вас любил, любовь еще быть может» – с паузами, зловещим шепотом, который становится почти неслышимым. «Мне не спится, нет огня» – снова шепот – видимо, это главная его краска. Скажу им: так не читают стихи. Его кто-то обманул.

3 марта. Почему я перестал в последнее время [хотеть] прожить лишние 5–10 лет сверх обычной нормы? (Меньше нормы по-прежнему не хочется.) Да потому, что исчез главный стимул, который был очень силен во мне всю молодость и долго после: любопытство к тому, что будет дальше, и надежда. А теперь ясно: лучше не будет. Ничего хорошего не ждет человечество ни в ближайшем, ни в дальнейшем будущем. Не завидую тем, кто это увидит. И завидую тем, кто застал мир до I мировой войны: золотой век, с его верою, что так будет всегда. Да что там: я больше люблю недавнее, хоть и советское прошлое: ведь я мог раз в неделю беседовать с ВВ, сходить к Бахтину и Шкловскому, съездить к Л. Я. [Гинзбург] в Питер.

4 марта. Для сборника МГУ «Выпускники филологического ф-та 1960 года» как бы пишу мемуар. Прочел 2 предыдущих сборника: выпуск 1955–1958-го. Впечатление тяжелое: им нравились Самарин, Шанский, Турбин (от последнего – все в экстазе). Из выдающихся наших профессоров упоминают только С. М. Бонди. Как будто и не читали в эти годы на факультете ВВ, П. С. Кузнецов, С. И. Ожегов, В. Ф. Асмус… Кого они слушали, в чьи семинары ходили? Глаголева-дурака? Зозули?.. Положение мое трудное – надо написать: тех, кого вы хвалите, я не слушал, а ходил в это время к другим, такой я был умный.

Стал шерстить свой дневник университетских лет: это документ. М[ожет] б[ыть], дать кусочки?

Зачитался с утра – и не пишу, а уже 4 часа! И Грэй мяучит – не пора ли перекусить?..

Ночь. Написал на 4-х страницах письмо А. С. Собенникову – прислал нам в «Чеховиану» очень наскоро написанную и неважную статью, где ни на кого не ссылается и, имея самые смутные представления о структуре повествования, пишет именно о ней. Написал ему резкое письмо, не упомянув, правда, о других его плагиатах – не только из меня. Из меня же – сколько их было! И с чего я вдруг решил бороться с этим?.. <…>

Дорогой Анатолий Самуилович!

Я приобрел привычку разговаривать с самим собой.

– Позвольте, – обиженно надув губы, бормотал я, – как это никто не написал пьесу? А мост? А гармоника? Кровь на затоптанном снегу?

М. Булгаков. Записки покойника (Театральный роман).

В Вашей статье поставлен очень интересный вопрос. Но его решение, к сожалению, оказалось не слишком удачным.

Одной из главных претензий к статье оказался вопрос ссылок.

Не совсем ясно, зачем Вам понадобился первый абзац с беглым перечислением тем со случайными отсылками по одной работе на каждую, тогда как, как Вам хорошо известно, на каждую можно добавить десятки работ, упоминаний, параллелей (я уже не говорю об океане прижизненной критики). Безусловно, работа Скафтымова очень интересна, но подробное рассмотрение темы «Чехов и Марк Аврелий» (с использованием книги философа с пометами Чехова) дается в комментарии к 7-му тому (с. 447–449). (Впрочем, я уже привык, что на комментарии к Акад. собранию не ссылается никто). О связи философии Марка Аврелия с «Чайкой» писал Бицилли. Высказывалась и идея о близости философии Рагина к учению Толстого (впервые – А. Дерманом и Ю. Соболевым). В книге П. Н. Долженкова много упрощений, вы же даете ее как главный труд по позитивизму; литература о Чехове и Достоевском за последние годы все разрастается (немецкая, английская, да и отечественная) и т. д. Содержание, подход, сам тон и стиль книги Бердникова я не комментирую.

Говоря о диагнозе болезни Громова, вы ссылаетесь на неопубликованную статью В. С. Собенникова. Читатель может подумать, что это сделано впервые. Но такие диагнозы ставили авторы многочисленных работ о Чехове-враче – назову только книги Хижнякова, Гейзера, Шубина, Мирского, Меве. Последний в трех своих книгах (Меве Е. Б. Труд и болезнь писателя-врача, 1959; Медицина в творчестве и жизни Чехова, 1961; 2-ое изд-е 1989) диагностировал буквально всех больных чеховских произведений (в том числе в специальной главе и «Палаты № 6»). Это тем более странно, что на 1-е изд. книги Меве Вы ссылаетесь в своей книге 97 г.

Вообще, просматривая Ваши сноски, этот гипотетический, не очень подготовленный читатель (студент первых курсов, например) может подумать, извините, что на эту тему, за исключением 2–3 работ, до 1997–98 гг. ничего путного написано не было. И не узнал я в нынешнем ссылочном аппарате человека, который в 97 г. в своей книге, упомянув работу С. Булгакова «Чехов как мыслитель», сообщает, что с этой лекцией автор выступал также в Ялте и в Петербурге в 1904 г., а второе ее издание вышло в Москве в 1910 г., а в виде статьи она публиковалась в «Новом пути», а ее содержанье излагалось в газете «Русь»…

О литературе по главной теме статьи. Начиная разговор и сообщив, что «нет специальных исследований, посвященных повествовательной структуре» повести, вы говорите о читателе, к которому «обращается повествователь», «совершается своеобразная экскурсия». Меж тем за 70 лет до Вас об этой «первой загадке» писал А. Б. Дерман, говоря, что Чехов применяет «характерное старолитературное предложение к читателю – точно к живому собеседнику, пройтись вместе с автором по месту действия» и далее (Дерман А. Творческий портрет Чехова. М., 1929. C. 260). Ссылки на него я неоднократно встречал в литературе.

Говоря об объективном и двухсубъектном повествовании, Вы ссылаетесь на очень вторичную в части, посвященной повествованию, работу С. Л. Степанова 2001 г., который вещает так, как будто на эту тему не писали ни В. Н. Волошинов, ни Бахтин, ни Виноградов, ни Б. Успенский, ни – специально в связи с Чеховым – Гурбанов, Л. Барлас, Ковтунова, Н. Кожевникова и мн. др. Видимо, он человек молодой. Поддерживать такую беззастенчивость мы не должны для поддержания нормальной научной атмосферы, которая должна исключать формальные сноски без ответственности за них. Далее идет ссылка на не менее вторичное высказыванье Манолакева, где новым является только модное словосочетание «два нарративных режима».