Хаски и его Учитель Белый Кот, Том I - Жоубао Бучи Жоу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А-Жань, могу я задать вопрос тебе?
— Ну, если хочешь, спроси.
— Наш Учитель правда так противен тебе?
Мо Жань ошеломленно выдавил:
— Я…
— Он тебе не нравится, верно?
Хотя взгляд Ши Мэя оставался таким же мягким, сейчас он как нож пронзал его насквозь. Застигнутый врасплох, Мо Жань внезапно потерял дар речи.
В этом странном оцепенении он не нашел в себе сил кивнуть или покачать головой.
— Эй, я задал тебе вопрос, не так ли? Ты хочешь уйти от ответа. Почему бы это?
Видя, что Мо Жань совершенно потерян и не знает, что сказать, Ши Мэй отступил, решив не давить. Он непринужденно рассмеялся:
— Я просто спросил наугад, не принимай это на свой счет.
— Эм… ладно…
Мо Жань успокоился и посмотрел сквозь завесу густых ресниц на лицо Ши Мэя, такое же прекрасное, как полная луна.
Первоначально своим третьим вопросом он хотел прояснить, нравится ли Ши Мэю он сам. Однако после этого разговора настроение было безнадежно испорчено и губы не хотели складываться в нужную фразу.
Мо Жань неожиданно для себя выпалил:
— Он просто мой наставник, не более чем учитель, неважно, нравится он мне или нет.
Скрытый в тени Чу Ваньнин ясно слышал эти слова. Его ресницы слегка затрепетали, совсем как крылья смертельно раненной бабочки.
Некоторые вещи как зеркало в сердце: даже понимая истинное положение вещей, ты держишься за призрачную надежду. Но когда от правды не убежать, тело становится невесомой рыбкой, дрейфующей в толще воды, а сердце тонет камнем в бушующем море. Возможно, осень в этом году пришла слишком рано, но Чу Ваньнин вдруг почувствовал, что промерз до костей.
Мо Жань и Ши Мэй все еще тихо разговаривали. Он закрыл глаза, знакомая легкая тошнота снова накрыла его.
Чу Ваньнин почувствовал себя измученным и повернулся, чтобы уйти.
Однако через несколько шагов осенний ветер донес до его ушей голос Мо Жаня, и он невольно остановился.
Юноша наконец задал Ши Мэю свой третий вопрос:
— Ты сказал о Сюэ Мэне и Учителе, а теперь скажи и обо мне.
Мо Жань старался говорить как можно небрежнее, но голос дрогнул, когда он почти жалобно спросил:
— Ши Мэй, что ты думаешь обо мне?
Ши Мэй молчал.
Как и Тяньвэнь, Цзяньгуй обладал способностью вынуждать людей говорить правду. Чем больше Ши Мэй боролся, не желая отвечать, тем ярче сияла красная лоза, обмотанная вокруг его пальца. Костяшки сжатой в кулак руки Ши Мэя уже побелели от напряжения.
— Больно… — пробормотал он, нахмурившись.
— Просто скажи хоть что-нибудь…
Сердце Мо Жаня сжалось от вида страдающего Ши Мэя, но этот вопрос так глубоко проник в его сердце в прошлой и этой жизни, что почти стал его демоном. Ему нужно было знать:
— Что ты думаешь обо мне?
Ши Мэй покачал головой и закрыл глаза. Видно было, что он испытывает сильную боль: длинные ресницы задрожали, лоб покрыла испарина.
— … — Мо Жань был шокирован, увидев его таким. Он выдохнул:
— Хватит!... — и как раз собирался убрать Цзяньгуй, когда Ши Мэй достиг предела своей выносливости и, побледнев, хрипло выдохнул:
— Я думаю, что ты очень хороший.
Глаза Мо Жаня распахнулись.
Бледное лицо Ши Мэя мгновенно покраснело. Спрятав глаза за занавесом ресниц, он не смел взглянуть на Мо Жаня. Юноша выглядел смущенным и раздосадованным.
Цзяньгуй превратился в пятнышки мерцающего красного света, которые, трепеща, как опадающие лепестки крабовой яблони, послушно вернулись в ладонь Мо Жаня. Опустив голову, Мо Вэйюй не смог сдержать счастливый смех. Когда он снова поднял взгляд на Ши Мэя, его брови взлетели, как подхваченные ветерком весенние цветы, а глаза лучились летним теплом.
С нежной улыбкой на губах и блеском в глазах он сказал:
— Ты тоже классный. Я уже говорил тебе это на озере Цзиньчэн, но так как ты ничего не помнишь, хочу повторить это снова. Ты правда… очень нравишься мне.
Хотя Мо Жань и не сказал, в каком смысле он ему нравится, Ши Мэй лишился дара речи и покраснел от шеи до ушей…
Пара темных сияющих омутов уставилась на него. Эти глаза сверкали, как звезды, отраженные в океане, который пытается дотянуться до Млечного Пути своими нежными волнами.
— Я буду хорошо относиться к тебе и сделаю тебя счастливым.
Ши Минцзин не был глуп. На лице Мо Жаня было ясно написано все, что не было сказано вслух. Ши Мэй опустил голову, боясь встретить его взгляд.
Сердце Мо Жаня дрогнуло, и он поднял руку, чтобы коснуться волос Ши Мэя. Но прежде чем он успел что-то сделать, вспыхнул режущий глаза золотистый свет и ивовая лоза безжалостно хлестнула прямо по лицу Мо Жаня.
— Ах! — вскрикнув от боли, Мо Жань в шоке обернулся.
Первое, что он увидел — ослепительно белые одежды на фоне стены и зеленой изгороди. Чу Ваньнин стоял, заложив руку за спину, и свысока смотрел на них. Тяньвэнь извивалась на земле, как шипящая божественная змея. Листья ивы гневно дрожали, испуская золотистые искры по всей ее длине.
— Учитель… — удивленно выдохнул Ши Мэй.
Мо Жань, держась за лицо, взвыл:
— Учитель!
Что с того, что его ненавидят? Что с того, что его не любят?
Может кто-то и стал бы от этого плакать, но он… он — Чу Ваньнин... Плакать из-за кого-то? Вздор! Конечно, он просто даст волю своему гневу и задаст этому мальчишке хорошую трепку!
Выражение лица Чу Ваньнина было холоднее, чем ледники на вершинах гор. Он медленно подошел, голос его звенел от гнева:
— Вместо того, чтобы тренироваться, праздно болтаете? Мо Вэйюй, думаешь, что стал исключительным только потому, что взял последнее божественное оружие? Думаешь, что обязательно выиграешь и никто не может победить тебя? Как самонадеянно!
— Учитель, я просто хотел...
Чу Ваньнин яростно сверкнул глазами, и Мо Жань счел за лучшее заткнуться.
— Ши Минцзин, пойдешь со мной. Мо Вэйюй… — он сделал многозначительную паузу, прежде чем продолжить, — …практикуйся, пока я не вернусь, чтобы разобраться с тобой. Если не сможешь продержаться против меня хотя бы десять ударов, то в наказание перепишешь «Сутру очищения сердца» триста раз. А теперь проваливай!
Десять ударов?
Он мог бы просто
