Секториум - Ирина Ванка

Миша взял плащ за этикетку.

— Чтоб я сдох!!! — воскликнул он. — Это мои командировочные на Марс за полгода!

Продавщица присела от испуга.

— Что случилось? — запаниковала она.

— Мэм, — успокоил ее Андрей. — Все о-кей! Молодой человек приехал издалека, впервые увидел ценник модного магазина. Сейчас он возьмет себя в руки, а мы с вами подберем ему вещь по размеру…

Девушка утешилась. Перестала прыгать вокруг нас, начала бегать между торговым залом и подсобкой. Благодаря ее расторопности, мы не успевали упаковывать Мишу в плащи. Один нам не годился в плечах, другой — в талии. Третий не радовал «колором». Миша искапризничался, требуя цвет «кремлевской стены» только потому, что ему понравилось выражение.

— Очень модная модель… — уговаривала его продавщица. — Хорошее качество. Вы такой элегантный мужчина… Это то, что вам нужно!

Вскоре ее бессовестная лесть принесла плоды. Клиент перестал вертеть носом и замер у зеркала в обнове.

Не медля ни секунды, Андрей пошел рассчитываться, а затем мы с треском и скрипом усадили Мишу обратно в машину.

— Новая кожа должна обноситься, — сказал Андрей. — К ней привыкнуть надо. Сто лет прослужит. Будет одна приличная вещь в твоем гардеробе.

Молча и неподвижно Миша возвышался на переднем сидении, не рискуя без спроса расстегнуть пуговицу. Мы снова катились по шоссе, и уже приближались к черному пятну на дороге, как Андрей неожиданно развернул машину.

— Надо узнать адрес конторы, где заказали памятник, — сказал он.

Миша неприлично выругался.

— Я есть хочу! — напомнил он. — На хрен было трепаться про ресторан?

Андрей уже достал телефон и набирал номер, одним глазом поглядывая на дорогу.

— Успеем, — ответил он. — Надо закончить дело, а рестораны работают допоздна.

Спорить с ним мы не стали, и прибыли в мастерскую надгробий как раз к концу рабочего дня. Мастер собрался уходить. На наше счастье, он оказался русским, беглым скульптором из Санкт-Петербурга. Он принял нас как земляков, но, выслушав просьбу, возмутился:

— Что значит «дописать»? Это же не тесьма! Надо заново резать камень!

Андрей полез за бумажником. Мастер умолк, заметив наличность.

— Старый заказ мы покупаем, — сказал Андрей, — а новый оплатим за срочность.

Скульптор подумал-подумал и решил контору не закрывать. Старую плиту мы положили в багажник. Машина подпрыгнула на рессорах.

— Господи Иисусе, — прошептал Миша. — До чего мрачное место. Никакого аппетита жить.

— Мастер дал мне другой телефон родственников, — сообщил Андрей, когда мы отъехали от ритуальной конторы. — Не тот, что у тебя.

— Я тут причем? Он был записан в больничной регистрации, — оправдывался Миша.

— Надо им сообщить, как считаешь?

— Сам решай. Ты же главный.

Как только Андрей достал мобильник, Миша словно очнулся от спячки:

— Думай, что делаешь! — рассердился он. — Нет, вы посмотрите, что он творит! Ты первый день в разведке? Или ты решил засветить нас? Только по проводам! Сколько раз можно талдычить одно и то же! Если есть секреты от «слизи», ни в коем случае не пользуйся мобилом! Это же коню понятно!

Он успокоился, когда мы свернули с дороги вблизи одиноко стоящего телефона-автомата.

— Ведете себя, как дебилы, — ворчал он на меня, пока Андрей звонил, — а потом удивляетесь, что «слизь» пасет. Конечно, будет пасти таких уродов. Поехали! Поехали отсюда, — торопил он Андрея, когда тот вернулся в машину. Мимо нас пронесся полицейский мотоцикл. — А хотя, погоди. Пусть свалит подальше.

Предчувствие Мишу не обмануло. Мотоцикл притормозил, развернулся. Мы вышли посмотреть…

— Ну, правильно, — сказал Миша. — Чтобы пан Новак не влип в историю!.. Здесь вообще-то можно парковаться или нет?

Андрей заранее приготовил документы. Полицейский устремился к нему и встал вопросительным знаком у опущенного стекла. Документов показалось мало, он стал цепляться ко всему подряд: к тому, что неправильно оформлена страховка, запрещена остановка, и вообще, фотокарточка на удостоверении не вполне соответствует оригиналу. Все это может свидетельствовать о том, что мистер Анджей Новак ведет двойную жизнь: днем он добропослушный семьянин и законопорядочный налогоплательщик, а ночью торгует оптовыми партиями оружия и героина.

— Мы спрятали дипломат в багажник? — спросила я Мишу. Он кивнул. — И то хорошо.

— Ничего хорошего. С паном Новаком ничего хорошего отродясь не случилось!

— Если бы ты не заставил его остановиться, — напомнила я, — все было бы о-кей!

— Ничего похожего на «о-кей» с паном Новаком быть не может, — заявил Миша и пошел проверить, не осталось ли на сидениях чего-нибудь подозрительного.

Пан Новак вежливо противостоял натиску, и, похоже, худшие перспективы миновали. Полицейский собрался уходить, как вдруг машина показалась ему слишком просевшей на колесах.

— Что в багажнике? — спросил он.

Именно там, поверх мраморного надгробия, лежала наш сигирийский дипломат.

— Откройте, — приказал он, как вдруг заметил возле себя небритую Мишину физиономию. — Предъявите ваши документы, сэр, — не растерялся полицейский, — а вы, — он снова склонился к Андрею, — выходите из машины.

Здесь он совершил непростительную ошибку, потому что Миша, вместо документа вынул из кармана небольшой «фонарик» и осветил конусом грозу американских дорог. Наш мучитель застыл в радикулитной позе.

— Сорри, коп, — сказал Миша. — Ты достал. Нельзя быть жадным и тупым одновременно. Анджей, как будет «достал» по-английски?

— Ай хав нот чойс, — сказал Анджей, подражая Мишиному акценту, и тяжело вздохнул.

— Слыхал? Так что, отдохни, пока мы отъедем, а потом поезжай, пожалуйста, в другую сторону.

По выражению лица полицейского невозможно было определить, что он чувствует. Мне показалось, он пытался понять, что происходит. Я и сама поняла не сразу, но почему-то напугалась. Мы отрулили от его раскрасневшейся физиономии и понеслись по дороге.

— А как будет по-английски «заколебал», — приставал Миша к Андрею.

— Не знаю.

— А «затрахал»?

— Ты бы вел себя поскромнее, — проворчал Андрей.

— Расслабься! — успокоил его Миша. — Он еще полчаса не разогнется! Куда ты прешь на летных скоростях? Лучше объясни, каким образом мне следует выразиться в поганой ситуации? Как, например, сказать: «отлезь, гнида легавая?»

Андрей скорости не сбавил.

— Нет таких слов в приличном языке, — огрызнулся он.

— А какие есть? В этом языке есть какие-нибудь слова, чтобы я мог емко выразиться?