Три зимовки во льдах Арктики - Константин Бадигин

Колеблющийся свет фонаря озарял морщинистое, обветренное лицо - типичное лицо старого морского волка.

- Боцман,- без колебаний ответил я.

Швед пожал плечами и горько усмехнулся:

- Ты почти прав. Моя квалификация - боцман. Но служу я юнгой...

- Юнгой?! - воскликнул я с недоверием.

- Юнгой. У нас в Швеции есть хороший закон о нормах заработной платы. Установлен минимум заработка для каждой квалификации. Чудесный закон, не правда ли? Ну, так вот, капитаны честно соблюдают закон. На нашем „Старте“ - шесть юнг и один матрос. И это весь штат парохода...

Он махнул рукой, болезненно ссутулился и ушел с парохода.

Я молча глядел ему вслед, не зная, чем утешить этого моряка, который в пятьдесят лет вынужден плавать юнгой.

Туман рассеивался. Над Антверпеном еще ярче сияли огни реклам, и неоновый рождественский дед Санта-Клаус рекламировал какие-то усовершенствованные дамские подвязки...»

Еще запись:

«Пароход „Яма“. Дальнее плавание: „Одесса - Порт-Саид-Коломбо-Сингапур-Килунг (остров Формоза) - Александровск-на-Сахалине“.

Теперь в памяти встает безрадостный песчаный остров Перим, затерянный в Баб-эль-Мандебском проливе. Ни деревца, ни кустика, ни травинки, - один лишь зыбучий песок, раскаленный добела безжалостным аравийским солнцем. На острове - склад угля, цистерны с пресной водой, завод искусственного льда, ресторан. Все это принадлежит англичанину. Англичанин живет в Лондоне. На острове Перим живут арабы. Арабы делают деньги для англичанина.

И вот к острову Перим подходит большой пароход, на корме которого развевается красный флаг с серпом и молотом. Все в порядке: капитан парохода платит фунты, английская база отпускает уголь и лед. Но администрация упускает одну деталь, о которой настойчиво напоминает красный флаг, развевающийся за кормой: пароход „Яна“ принадлежит СССР, и его палуба с юридической и практической точек зрения является частью советской территории.

Происходит небольшой конфуз.

Буксир подтаскивает к борту „Яны“ баржи с углем и ящиками, наполненными льдом. Жирный, лоснящийся от пота араб-надсмотрщик карабкается по трапу и бесцеремонно располагается у трюмного лижа. В руке у него длинный бич - вроде тех, какими пользуются пастухи. Наши матросы с любопытством рассматривают эту странную фигуру. Для чего он притащился сюда с этим кнутом? Ни мулов, ни верблюдов здесь нет. Но вскоре все объясняется.

На палубу взбегают торопливой рысцой грузчики. Они совершенно обнажены, лишь грязные тряпицы прикрывают их худые бедра. Тощие спины, на которых без труда можно пересчитать все ребра, гнутся под тяжестью корзин, наполненных углем. Напевая заунывную ритмичную песню, грузчики привычными, рассчитанными движениями опрокидывают корзины в бункер и сбегают на баржу за новой ношей.

Надсмотрщик сердито покрикивает на своих подчиненных. Но вот один из грузчиков споткнулся и на минуту перешел с рыси на шаг. И тут надсмотрщик взмахивает кнутом, бич срывает с тощей спины грузчика лоскут кожи, и тот падает на землю, обливаясь кровью. А бич свищет еще и еще.

Тогда со всех сторон сбегаются советские моряки. Слышатся голоса:

- На советской территории бьет!

- Права не имеет!

- Долой его!..

И наши рослые ребята подхватывают эту жирную тушу, раскачивают и бросают с борта на баржу - прямо в черную угольную пыль. Надсмотрщик что-то кричит, плюется, но ничего сделать не может.

Тогда он пытается выместить свою злобу на безответных грузчиках. Вот один из них поднял выпавший из ящика кусочек льда и украдкой сунул его в рот. Надсмотрщик набрасывается на того и сбивает с нот. Мы не имеем права вмешиваться в эту расправу, - ведь она теперь, происходит на территории его величества короля Великобритании.

Наши моряки могут сделать только одно: они открывают ящик, вынимают оттуда огромную сверкающую на солнце плиту льда и отдают ее грузчикам.

И несчастные люди шепчут нам на бег с благодарными улыбками:

- Рускэ... рускэ... большевик!»

Я долго перелистывал страницы мореходной книжки. Каждая запись будила новые и новые воспоминания. Но вот я остановился на пометке:

«Ледокол „Красин“ - 13 апреля 1935 года - 29 октября 1936 года».

И сразу вспомнилась большая и, пожалуй, решающая полоса в жизни.

Это было уже после того, как я окончил Владивостокский морской техникум, несколько лет проплавал штурманом на различных судах и приобрел известный опыт мореплавания. Приходилось совершать довольно дальние и сложные рейсы. Но теперь такие рейсы меня уже не удовлетворяли. Ведь человек никогда не ограничивается достигнутым...

Мне захотелось поработать в трудных условиях Арктики. И когда я узнал, что ЦК ВЛКСМ комплектует комсомольский экипаж краснознаменного ледокола «Красин», меня потянуло на этот прославленный корабль. Так в моей мореходной книжке в графе «должность» появляется пометка:

«Третий помощник капитала ледокола „Красин“.

За полтора года мы дважды побывали у острова Врангеля, несколько раз посетили берега Чукотки, проводили караваны судов на Колыму, вдоль и поперек избороздили Охотское, Берингово, Чукотское, Восточно-Сибирское моря. - одним словом, несли настоящую боевую ледовую службу.

Командовал ледоколом в то время капитан М. П. Белоусов. Вспоминаются суровые штормы, густые туманы, жестокие ледовые бои. Но как бы трудно ни приходилось, наш хладнокровный капитан не терялся, не суетился, не колебался. Приняв определенное решение, он любой ценой добивался его выполнения.

Мы, молодые моряки „Красина“, также старались действовать во всех обстоятельствах быстро, энергично и без колебаний. Вначале это не всегда удавалось. Но постепенно и мы усваивали спокойный, деловитый и решительный стиль работы полярных мореплавателей.»

Вот один из эпизодов того времени.

Чукотское море. Мыс Сердце-Камень. Угрюмый, скалистый берег. Мы стоим на якоре, борт о борт с угольщиком «Микоян», принимаем запасы топлива. Северный ветер гонит грязные ледяные поля. Они медленно приближаются к берегу. Кажется, будто эти льдины едва ползут. Но вот одна из них мимоходом толкнула угольщик в борт, и тот так дернулся с места, что трос, соединявший его с «Красиным», вырвался, сорвал киповую планку и смял поручни.

По вахте передано распоряжение капитана: не подпускать плавучие льды близко к судну, как бы мирно они ни выглядели. Их надо во время взрывать аммоналом, иначе дело может кончиться худо...

Теперь моя очередь заступать на вахту. Помня указания капитана, сделанные моему предшественнику, я внимательно слежу за непрошенными гостями, которые кружатся вокруг наших судов. Подвахтенные матросы уже заготовили несколько сильных зарядов: четвертные бутыли, набитые желтоватой массой аммонала. В горлышко пропущен бикфордов шнур с детонатором на конце. Одной такой порции достаточно, чтобы поднять на воздух сотню тонн льда.