Наваждение - Пола Волски

Вот только кавалер не упоминал о досках, которыми были забиты окна, о висячем замке на цепи, о большом алом ромбе, нарисованном на парадных дверях. Конституционный Конгресс наложил на дом свою лапу, а его бывший хозяин, мастер Ксувье, то ли уже мертв, то ли сидит в темнице, то ли бежал из Шеррина - этого не мог знать никто. Судя по грязи, скопившейся на парадном крыльце, дом изрядное время простоял без хозяина, но Элистэ не могла в это поверить. И ни многократный стук в дверь, ни пригоршня камешков, запущенная в окно, ни их приглушенные крики не возымели действия. В доме явно не осталось ни единой живой души, и проникнуть в него не было решительно никакой возможности.

Порыв ледяного ветра промчался по Подгорной улице. Дрожа от холода, Элистэ поплотнее укуталась в плащ. Где-то неподалеку башенные куранты пробили три часа ночи. Звон затих, и воцарилось безмолвие.

"Куда же теперь податься?"

Этот немой вопрос оставался без ответа. Порыв ветра с примесью дыма обдал их холодом. Элистэ прикрыла лицо краем капюшона. Замерзшие пальцы одеревенели. Ей хотелось вернуться назад на проспект Парабо, и, не будь никого рядом, она бы так и поступила, заплатив за это жизнью. Но присутствие бабушки каким-то непонятным образом исключало саму возможность капитуляции. А ветер не отставал. Если б она заплакала, то слезы замерзли бы у нее наг щеках. Ее подмывало отбросить саквояж, кинуться навзничь на мостовую и завыть во весь голос. Но вместо этого она посмотрела на Цераленн, их единственный оплот и надежду, и впервые увидела ее растерянной. Тем временем ветер становился все злее, пробирая до костей.

- Придумай что-нибудь, бабуля, - попросила Аврелия, но ответа не получила.

Ветер налетел с новой силой, выдувая из тел оставшееся тепло. И негде было укрыться.

Смертельный гнетущий холод и мрак объял их со всех сторон.

18

"Назад нельзя. В гостиницу нельзя - сразу поймут, кто мы такие. Через городские ворота не пройти. Скоро, должно быть через несколько минут, появится ночной патруль жандармов или народогвардейцев. И это будет конец".

Мысли метались в голове у Элистэ, как пойманные летучие твари Нану.

"Идти некуда. Некуда податься. Неужели всего несколько часов прошло с тех пор, как мы были дома, в тепле и довольстве, а Аврелия болтала о своем воздыхателе? Да, ее воздыхатель, Байель во Клариво. Он-то отсиживается в безопасном укрытии где-то в Шеррине. И она знает, где именно".

- Аврелия! - Элистэ повернулась так резко, что та подскочила от неожиданности. - Где прячется Байель?

- О Чары, как ты меня напугала, кузина!

- Сейчас не до испуга. Где он?

- О чем ты спрашиваешь, кузина? Ты же знаешь, я поклялась хранить тайну и скорее умру, чем проболтаюсь.

- Ха! Ты была готова принести Присягу на верность и тут же нарушить ее, так сейчас-то зачем ломаться?

- Кузина, порой ты просто меня обижаешь, но я прощаю, потому что у тебя нет поклонника. Все понять - значит все простить.

- Очень мило с твоей стороны. А теперь изволь ответить на мой вопрос.

- Ни за что! Как я после этого посмотрю в глаза моему Байелю?

- Чепуха! Он все поймет. Послушай, это очень важно. Мы должны где-то укрыться, пока нас не схватили. Ты что, хочешь отправиться в "Гробницу"?

- Лично я предпочла бы отправиться домой. Более того, я считаю, что нам так и нужно сделать. У меня болят ноги, я умираю от холода. Хочу снова оказаться в моей комнате, среди моих вещей, у пылающего камина, с чашкой горячего шоколада. Хватит с меня бродяжничать! Вернемся домой. Канальи ничего нам не сделают, если мы поведем себя умно. Как-нибудь уж мы обведем эту мразь вокруг пальца.

- Ты сама не понимаешь, что несешь. Захотелось в Кокотту?

- Со мной этого не случится, и не нужно меня запугивать!

- Ах, вот как? Немедленно говори, Аврелия, или я просто ударю тебя. Я тебя изобью!

- Бабуля! - отпрянув, взвизгнула Аврелия. - Бабуля, помогите! Чего она ко мне цепляется?

- Что ты задумала, Элистэ? - строго спросила Цераленн.

- Ее тайный воздыхатель Байель во Клариво...

- Предательница! А еще клялась, что никому не скажешь! Как тебе не стыдно, кузина!

- Молодой во Клариво, - продолжала Элистэ, - скрывается здесь, в городе. Судя по всему, в его укрытии Возвышенным ничего не грозит, и Аврелия знает, где оно находится.

- Это правда, Аврелия? - спросила Цераленн.

- Но это тайна, нерушимая тайна! А я, в отличие от кузины, чужие тайны не выдаю. Вы же, бабуля, не потребуете, чтобы я нарушила мое истинное слово?

- Если наследник рода во Клариво настоящий Возвышенный рыцарь - а на это можно надеяться, учитывая его благородную кровь, - то он с радостью пойдет на любые жертвы, лишь бы выручить тебя из беды, - ответила Цераленн. - Следовательно, в нашем нынешнем положении он наверняка освободил бы тебя от клятвы. Говори, где его найти.

- Нет, нет, я ничего не скажу - как же я потом посмотрю ему в глаза?

- Говори, если не хочешь отведать моей трости, - невозмутимо произнесла Цераленн.

- А я все-таки ударю тебя, - пообещала Элистэ. - И прикажу Кэрт задать тебе взбучку.

- Она не посмеет!

- Еще как посмею, - вставила Кэрт. - Раз надо, так надо.

- Но это нечестно! Трое на одну! Что вы на меня напали?

- Пока что никто на тебя не нападал, - возразила Элистэ. - И не нападет, если ты перестанешь упрямиться.

- Ну, вы! Только попробуйте до меня дотронуться! - завопила Аврелия, отступая, пока не вжалась спиной в стену опечатанного дома мастера Ксувье. Но спутницы надвинулись на нее, и Аврелия рванулась вбок, туда, где толстая деревянная колонна подпирала выступ крыши.

У подножия колонны громоздилась высокая груда отбросов. При приближении Аврелии груда дрогнула, сверху посыпались пустые бутылки и осколки посуды; разлетелись в стороны тряпье и скомканные газеты - и укрытая под слоем мусора скорчившаяся фигура медленно поднялась во весь рост. Аврелия с визгом отпрянула, Элистэ вздрогнула, Кэрт охнула. И только Цераленн, по всей видимости, не утратила присутствия духа и не сдвинулась с места.

Фигура же, истинное порождение помойной кучи, из которой восстала, и больше всего смахивающая на скелетообразное огородное пугало, обряженное в скудные лохмотья, медленно выступила из-за колонны. В мутном свете ближайшего уличного фонаря можно было различить, что это мужчина, неимоверно костлявый, с гнусным обликом, с низким лбом, широким отвисшим ртом и маленькими поросячьими глазками. Общее впечатление от его внешности, мерзкой самой по себе, усугубляла покрытая вздутыми расчетами, коростой и воспаленными, в отслаивающихся чешуйках кожа лица. Ночь - и та не могла скрыть этого уродства. Такие же чешуйки и лоскутья отслоившейся кожи покрывали его лодыжки и руки, выставленные на обозрение даже в эту зимнюю стужу.