Рассказы • Девяностые годы - Генри Лоусон

— Да что вы говорите! Как я рада за вас обоих, мистер Брайрли!

— Лора не хотела ехать, — сказал Олф. — Нелегко было ее уговорить. Но я считал, что ей нельзя оставаться летом на прииске. Ребенка нужно родить в гигиенической обстановке. В Кулгарди свирепствует тиф, больница в ужасном состоянии. А сестра О’Брайен и сестра Миллер уехали. Достать свежие продукты почти невозможно. Воды нет.

— Люди мрут как мухи — по десятку в день, — добавил Динни. — Ребята боятся ложиться в больницу и помирают у себя в палатках; на кладбище столько новых могил, что ступить негде. Гробовщики наживают целые состояния; сколачивают гробы из старых ящиков и красят их в черный цвет. А теперь и краска кончилась. Боб Харден отправился на вечный покой в гробу, сбитом из ящиков с надписью: «Взрывчатое, огнеопасно!»

Динни криво усмехнулся.

— Может, этакие шутки и неуместны, мэм, но в такое тяжелое время не грех иногда и посмеяться.

— Да, я вот тоже смеюсь, мистер Квин, — сказала Салли.

— А ведь и вам следовало бы поехать на побережье, мэм, — сказал вдруг Динни.

Салли почувствовала, как кровь горячей волной хлынула ей в лицо.

— Мне? — удивленно переспросила она. Уж не думает ли Динни, что и она беременна? — Я только недавно оправилась от болезни, — проговорила она медленно. А теперь я очень занята. Вот когда Моррис вернется, он, конечно, устроит, чтобы я могла куда-нибудь поехать отдохнуть.

— Лучше бы не откладывать, — сказал Динни участливо. — Почтальон говорил мне, что на перегоне от Бураббина до Ринс-Соук лошади падают на дорогах. С водой плохо, и похоже, что будет еще хуже. О расходах вы не думайте, мэм. Мы с Олфом возьмем это на себя, а Морри потом сочтется с нами.

«Так они и в самом деле решили, что я беременна!» — ахнула про себя Салли.

— Нет, нет, — воскликнула она, испытывая одновременно и смущение, и какое-то затаенное ликование. — Я не могу никуда ехать, пока не вернется Моррис. Но спасибо, спасибо вам обоим за вашу заботу!

— А как поживает Мари, мадам Робийяр? — помолчав спросила Салли. — Вы давно ее не видели?

— Я видел Робби на днях, — сказал Динни. — Его мать умерла в Англии, старик приехал сюда — будет теперь жить с сыном. Робби говорил, что они тоже думают перебраться в Хэннан.

— Вот бы хорошо! — воскликнула Салли. — Хэннан для меня станет совсем другим, если здесь будут Мари и Лора.

Олф и Динни посидели еще немного, рассказали обо всех происшествиях в Кулгарди. Был большой пожар — целый квартал выгорел, боялись, что от поселка ничего не останется. Лачуги из парусины и старых корабельных досок пылали, как спичечные коробки. Пламя столбом поднималось к небу, и говорят, что зарево было видно за много миль. Почтовую контору еле удалось отстоять. Люди сбежались со всех окрестных лагерей — даже туземцы и афганцы, — чтобы тушить пожар.

Гостиница Фогарти тоже была в опасности. Сараи во дворе сгорели. Билл и миссис Фогарти боролись с огнем как черти. Но ведь у них дом из гофрированного железа, его было легче отстоять. А редакция газеты и один из банков сгорели дотла.

Олф благодарил бога за то, что Лора уехала с дилижансом за несколько дней до пожара. Она живет теперь на ферме около Гилдфорда и в каждом письме пишет Олфу о том, как добры к ней его друзья, у которых она остановилась, и какая у них прекрасная ферма.

Олф вытащил из кармана пачку писем; Лора описывала фруктовые деревья в цвету и лужайки, покрытые такой свежей зеленой травкой, что ее хочется съесть. Лора пьет очень много молока и ест апельсины, когда только ей вздумается. Занята она тем, что целыми днями шьет распашонки и вяжет из шерсти крошечные чепчики и башмачки. Иногда ходит к реке погулять и нарвать цветов. Какое это упоительное зрелище — так много воды! И река светлая, серебристая и так мирно течет меж зеленых пастбищ. А какой здесь воздух — свежий-свежий! Он вливает в тебя силы, и кажется, что молодеешь с каждым днем… — словом, Лора чувствует себя как нельзя лучше. «Если бы только ты был со мной, милый, как бы мы были счастливы…»

Олф Брайрли вздохнул и спрятал письма в карман.

— Такая обида, что я не могу поехать к Лоре сейчас, когда я ей особенно нужен! Но ничего не поделаешь, приходится торчать здесь. Нужно сколотить деньжат для нее и для малыша.

— Ну, ну, не вешай нос, Олф, — сказал Динни. — Мы с тобой все это наладим. Ты будешь работать на руднике, а я пойду на разведку, чтобы, кроме твоего жалованья, было немножко денег на всякий случай.

Когда они ушли, Салли откинулась на спинку кресла и долго смотрела в огромную, бездонную чашу неба. Розовое пламя заката гасло за темнеющими деревьями. Последние лучи догорали на пыльных, обветшалых палатках, на грудах отвала и стрелах копров, торчащих на склоне горного кряжа.

Но для Салли багряный отблеск заката и золотое мерцание звезд в лиловато-зеленом вечернем небе говорили только об одном: завтра опять будет знойный день, палящее солнце и свыше ста градусов в тени. А тени так мало! Только редкое черное кружево, которое отбрасывают на землю худосочные деревья, да еще пятна тени под навесом. Издали до Салли доносились пьяные голоса, крики игроков в ту-ап; с дороги долетела чья-то песня.

Салли охватило какое-то странное волнение: она испытывала и страх и щемящую радость. Неужели это правда — то, на что намекал Динни? Какой срам, что ей ничего в голову не приходило, пока Динни не навел ее на эту мысль.

Салли поднялась и сверху вниз оглядела себя. Она увидела, как туго облегает ее засаленное, насквозь пропыленное голубое платье. До сих пор она думала, что фигура у нее расплылась оттого, что она перестала носить корсет. Такое облегчение — ходить без корсета в эту жару! И кроме того, корсет — это драгоценность, его нужно беречь для особо торжественных случаев. О других признаках приближающегося материнства Салли знала до смешного мало и была очень обескуражена, обнаружив свое невежество.

— Калгурла!

Туземка сидела на корточках у очага и, не шевелясь, смотрела в темноту. Она подняла голову, когда Салли подошла к ней.

— У меня будет ребенок? Да? Скажи! — спросила Салли.

— Э-хем, — спокойно ответила Калгурла и опять погрузилась в угрюмую задумчивость.

Салли вернулась к своему креслу. Радость душила ее. Случилось то, о чем она мечтала с первого дня замужества, чего так долго и тщетно ждала. Моррис не хотел иметь детей. Он считал, что Салли не должна рожать, пока они не разбогатеют. А теперь у нее все-таки будет ребенок, скоро она станет матерью. Как примет Моррис это известие? Едва ли он так обрадуется, как она. Но потом привыкнет и будет рад. Как может быть иначе?

В конце концов он не может винить ее в том, что произошло. Он сам виноват не меньше. Как забыть первую ночь в Хэннане и много других ночей, когда Моррис грубо подчинял ее своей страсти и его объятия были так непохожи на нежную любовную ласку, которой он дарил ее в первые годы их совместной жизни. Улыбаясь и замирая от восторга, Салли прислушивалась к происходящему внутри нее чуду, и ей казалось невероятным, чтобы Моррис мог не разделить ее радости. Забавно представить себе Морриса в роли отца. Он, наверно, будет страшно важничать и сразу преисполнится чувством собственности — как Бардок, когда Маритана родила ребенка.

Когда Моррис узнает, что она беременна, он, конечно, постарается отправить ее на юг, чтобы ребенок родился в «гигиенической обстановке», как выражается Олф Брайли. На прииске свирепствует тиф, а врачи пьянствуют с утра до ночи, и толку от них мало. У нее, наверно, тоже был тиф — все говорят, что она выжила просто чудом.

Не удивительно, что эпидемия усиливается в Хэннане. Только при гостиницах есть отхожие места — во дворах. Кустарники вокруг участков загажены, и мухи плодятся там в неимоверном количестве. Они разносят заразу повсюду. А ветер подымает тучи пыли, она попадает в пищу и воду. В жаркие, душные ночи, вроде сегодняшней, над кустами всегда поднимается такое зловоние, что просто дышать нечем. Даже сухой пряный аромат акации, которую жгут на кострах, не может заглушить его.

Салли вдруг охватил ужас. Как! Произвести на свет это крохотное создание в такой грязи, под палящим солнцем, которое сжигает и губит все живое, принести его в этот страшный мир, где бедный крошка будет бороться за свое существование, изнемогая от жажды, задыхаясь в облаках пыли!

Нужно сейчас же написать Моррису, решила она. Спрошу в лавке, когда будет оказия. Может быть, пойдет фургон на север или соберется партия разведчиков. Моррис, безусловно, вернется, как только узнает, почему ей необходимо сейчас же уехать куда-нибудь, где есть свежая пища и много воды. Если он нашел золото, тем лучше; если нет — все равно он должен приехать и позаботиться о ней и ребенке.

Конечно, Салли была бы рада обойтись без его помощи. Если бы только она пораньше открыла свою столовую! У нее сейчас хватило бы денег и на поездку, и на врача, и на то, чтобы жить в пансионе на побережье, пока не родится ребенок. Но она только что набрала в лавке провизии на целый месяц, купила глиняные горшки, ножи, кастрюли и несколько листов гофрированного железа, чтобы покрыть крышу над столовой и сделать навес над очагом.