Вторжение в рай - Алекс Ратерфорд

Бабуру показалось, что прежде чем дым рассеялся, прошла целая вечность, но когда это произошло, он увидел, что немногие уцелевшие раджпуты повернули назад, вниз по склону и отступают за оборонительную линию. А спустя пять минут к нему подъехал Хумаюн.

— Там было столько дыма — я не мог толком разглядеть, что происходит.

— Первый наш удар отбросил их назад, но они быстро перегруппировались и, видя, что я командир, попытались отрезать меня от остальных.

— Это я видел.

— Но моя храбрая стража сдержала их, и я решил ответить раджпутам в той же манере. Мы перешли в контрнаступление, нацелившись на одного из их командиров — здоровенного, чернобородого малого с павлиньими перьями на тюрбане. Я покончил с ним одним ударом — рубанул по лицу и шее, так что он вывалился из седла, рухнул на каменистую почву и больше не шевелился. Похоже, это лишило его людей боевого духа, и мы обратили их в бегство, тем более что в это время к нам на помощь поспели уцелевшие стрелки, заняли новую позицию и открыли по ним огонь с флангов. Уцелевшие раджпуты бежали за пределы наших траншей, а мы снова восстановили целостность оборонительных линий по всей окружности.

— Прекрасно, сын мой.

— Может, развить успех и атаковать их?

— Рано. Сил у них еще много, и воля их не надломлена. Они группируются для новой атаки. Вели носильщикам, чтобы доставили на позиции воду и дополнительный запас стрел. Мы отбили только первый натиск: битва еще не закончена.

Бабур оказался прав: на протяжении всего жаркого дня раджпуты предпринимали периодические атаки. Правда, прорваться за оборонительные линии им больше не удавалось: всякий раз они отступали, оставляя перед валами убитых и раненых людей, и коней. Сверху Бабур видел, как один раненый раджпут, то ковыляя, то ползком, пытался вернуться к своим позициям. Медленно, с трудом он преодолел около семи сотен шагов, но в это время очередная волна раджпутской конницы пошла в атаку: всадники пронеслись над ним, впечатав его тело копытами в пустынную пыль. Он остался неподвижен: лишь его наполовину размотавшийся тюрбан порой подхватывал и шевелил случайный порыв ветра.

Солнце уже висело низко над горизонтом, когда Хумаюн, находясь рядом с отцом, указал на очередную перегруппировку в стане противника.

— Смотри, они опять готовятся к наступлению. И слонов собрали, и конницу, как раньше, но на сей раз в центре у них множество пеших бойцов. До сих пор такого не было — и число их возросло. Такое впечатление, будто они выставили в первую атакующую шеренгу вспомогательные силы и лагерную прислугу.

— Это вполне возможно. Я слышал, что у них даже водоносы предпочитают сложить голову, лишь бы не возвращаться домой, потерпев поражение. Такая атака у них называется джахур. Перед ней они молятся и приносят жертвы богам, чтобы укрепиться в своей решимости.

— Один из наших индийских союзников рассказывал мне, что они еще и жуют опиумные шарики: это избавляет от страха и позволяет не чувствовать боли при ранении.

— Думаю, так оно и есть. Ну, вот, они снова идут…

Взревели трубы, зазвучала завораживающая барабанная дробь, грянули цимбалы, и раджпуты двинулись в наступление. Не так стремительно, как раньше, ибо на сей раз, среди них было много пеших.

— Велю конюху подать мне коня, — крикнул Бабур Хумаюну. — Когда придет время, я сам возглавлю атаку.

— Я с тобой.

— Но сначала передай нашим барабанщикам: пусть зададут такого грома, чтобы барабанов противника не было слышно. И еще, скажи командирам, что на каждый боевой клич раджпутов наши должны отвечать возгласом: «Аллах акбар!» — это воодушевит их.

По приближении нестройной толпы раджпутов артиллерия Бабура открыла огонь, прошибая ядрами бреши в рядах наступающих. Потом в дело вступили стрелки и лучники, выбивая всадников из седел. Случалось, ядро поражало слона и тот падал или, раненный и испуганный, поворачивал в тыл, рассеивая наступавших за ним бойцов. Но барабаны раджпутов продолжали выбивать свою завораживающую дробь, а бреши в строю быстро заполнялись новыми бойцами. Рев труб и бой барабанов, крики «Мевар!» и «Аллах акбар!» звучали в ушах Бабура, заглушая, кажется, даже гром канонады и вопли раненых.

Оказавшись примерно в паре сотен шагов от оборонительной линии, раджпутская конница во весь опор рванула вперед, попирая копытами тела убитых и раненных в предыдущих атаках. Следовавшие за конницей пехотинцы подбирали тела павших товарищей и сбрасывали в траншеи, чтобы перебраться по ним на другую сторону, или подкладывали, как ступеньки, под валы, чтобы легче было подняться наверх. По всей окружности оборонительной линии защитники схватились с наступающими врукопашную, в ряде мест битва рассыпалась на множество отчаянных поединков. Но самая яростная схватка развернулась у подножия холма, прямо под наблюдательным пунктом Бабура и Хумаюна.

— Вот туда мы и ударим.

Выхватив Аламгир, Бабур приказал коннице идти в атаку и сам, галопом, помчался во главе отряда вниз по склону, туда, где над остатками оборонительной линии кипела схватка. И снова, как это было в случае с Хумаюном, несущиеся галопом вниз по склону всадники, налетев с разгона на противника, отбросили его. Раджпутские кони попятились, топча попадавших под копыта своих же пехотинцев. На всем скаку Бабур приметил целившегося в него лучника-раджпута и устремился к нему, чтоб поразить мечом. Тот успел выстрелить, но стрела отскочила от кожаного седла, а в следующий миг он уже полоснул мечом незащищенное тело стрелка — мало кто из раджпутов, даже если мог себе это позволить, снисходил до того, чтоб надеть кольчугу, и лучник упал под копыта скакуна Бабура.

Оказавшись в гуще раджпутов, повелитель придержал коня, дав возможность его людям и Хумаюну, который, к ужасу отца, потерял в бою шлем, собраться вокруг него. Перегруппировавшись, они снова ударили по раджпутам, на сей раз с тыла. Бойцы в оранжевых одеждах дрались храбро, однако скоро их разделили на изолированные, окруженные группы и перебили одну за другой. Окруженным бойцам предлагали сдаться, но они, видя, что сопротивление бесполезно, обнимались и вонзали мечи друг в друга. Схватки еще продолжались, но шум битвы постепенно стихал. Бабур понял, что победа за ним.

И тут, оглядевшись, он увидел справа, в сотне шагов от себя, лежащего на земле Хумаюна. Трое телохранителей, склонившись, разрезали на нем одежду.

Родительская тревога заставила его позабыть о радости победы: устремившись к сыну, Бабур с огромным облегчением увидел, что тот не только жив, но и в сознании, хотя и морщится от боли.