Закат Пятого Солнца (СИ) - Штаб Юрий

Эрнан Кортес вынужден был признать разумность этих доводов. Ему не хотелось, чтобы в городе разгорелась война. В итоге, почти весь отряд тлашкаланцев стал лагерем в окрестных полях. В саму Чолулу испанцы въехали в сопровождении нескольких сотен тотонаков и тлашкаланцев. В сумме их не насчитывалось даже тысячи человек. Слишком мало для того, что вырваться из западни…

Город подавлял своими размерами, гигантскими строениями, шумом и многолюдностью. Он оказался куда крупнее Тлашкалы, но больше всего удивляло другое. Чолула была усеяна пирамидами. Большие и маленькие, крутые, пологие, ступенчатые или же с почти идеально-ровными гранями. Они возвышались повсюду. То справа, то слева в небо вздымались эти рукотворные горы. Иногда темные, облицованные угольно-черным камнем, иногда ослепительно-белые, сияющие на солнце, из превосходно отполированного песчаника. Многие были пестрыми, красовались цветными боками. Их украшали жуткие барельефы, где вперемешку выступали из камня черепа, головы змей, ягуаров и демонов. Чудовища скалили длинные зубы и слепыми застывшими взглядами таращились на колонну проходивших мимо испанцев. Вершину каждой пирамиды венчал храм. И почти в каждом из них людей приносили в жертву.

Встретили конкистадоров радушно. Как и в Тлашкале, им выделили огромный дворец, в который тут же принесли много всевозможной еды. По периметру его заступили на посты испанские дозоры — Кортес ни на секунду не ослаблял бдительности. Касики и вельможи кланялись, клялись в дружбе, желали гостям всяческого везения, здоровья и удачи. Проводив их, генерал-капитан собрал приближенных на совещание.

— Не поверите, что рассказала мне Марина. Оказывается, мы с вами попали не просто в город. Это Сантьяго-де-Компостела Нового Света. Как в тот далекий город в нашей родной Испании ежегодно стекаются тысячи паломников, так и в Чолулу приходят бесчисленные толпы индейцев. В Сантьяго люди идут поклониться мощам святого Иакова. Сюда они точно так же сходятся на свои богослужения. Это священный город для местного населения, так что не стоит и удивляться количеству пирамид.

— Так что же, будем склонять дикарей к отречению от идолов? — спросил Альварадо.

— Нет, — покачал темноволосой головой Кортес. — Не сейчас. Это та добыча, которая нам пока не по зубам. Суеверия слишком крепко засели в головах дикарей.

— Тотонаки говорили, что пирамид в городе чуть ли не четыре сотни, — вступил в разговор Гонсало де Сандоваль. — Короче, их столько, что каждого из нас можно принести в жертву на отдельном алтаре.

— Очень смешная шутка, — буркнул Фернан.

— Чолула подвластна Монтесуме, — произнес Кортес. — Я думаю, не нужно напоминать, что нам следует стать еще бдительнее и осторожнее. Тлашкаланцы за городом, в поле, а нас здесь слишком мало, чтобы хоть на мгновение расслабиться. Гонсало, увеличь количество часовых.

Сандоваль раздосадованно поморщился, но кивнул. Солдатам и так приходилось нелегко. Атмосфера жизни в постоянной осаде утомляла, отнимала последние силы. И конца-края этому не было видно. А ведь впереди грозный Теночтитлан, который, по рассказам индейцев, превосходит любой город на земле. Там придется еще тяжелее.

Эльвира, дочь вождя Тлашкалы Машишкацина, отданная в жены Хуану Веласкесу, застыла, с тревогой осматривая огромный город. Дворец, в котором поселили конкистадоров, находился на высокой каменной платформе. Отсюда открывался великолепный вид. Совсем рядом, и чуть дальше, и так до самого горизонта в небо взмывали вершины пирамид. Ступенчатые, раскрашенные в самые разные цвета, с великолепными и грозными храмами на верхних площадках. Эти рукотворные громады напоминали пейзаж родной гористой Тлашкалы. Но панорама этого огромного, многотысячного города не успокаивала, она лишь пугала.

Эльвире исполнилось лишь семнадцать лет. И она с детства знала, что Чолула является верным вассалом ацтеков. Можно ли сомневаться в том, что тлашкаланцам и их белолицым союзникам грозит здесь опасность? Девушка и раньше не ждала бы для себя ничего хорошего в Чолуле. А уж тем более теперь, когда она оказалась замужем за одним из этих удивительных чужеземцев. Какую ужасную участь готовит им всем Монтесума?

Сначала Эльвира, как и многие другие местные жители, откровенно боялась испанцев. Тлашкала вела с ними войну и раз за разом ее воины отступали, спасаясь бегством. Чужеземцы, не смотря на свою малочисленность, казались непобедимыми. Страх сковал жителей горного государства. Даже могучие ацтеки не могли похвастаться такими сокрушительными победами.

Когда тлашкаланцы, устрашенные разгромами, предложили конкистадорам союз, Эльвира с ужасом ожидала, что в ее родной город придут какие-то чудовища. Хотя она и слышала о том, что чужаки выглядят почти как обычные люди. Но подсознательно ждала, что в Тлашкалу хлынут какие-то жуткие твари. Гигантские, безумно-свирепые, клыкастые, неуязвимые… К тому же они не понимают нормальную речь и совсем не чтут богов. Можно ли ждать от них разумного поведения? Осознают ли они вообще, что такое человеческое общество, где есть культура и наука, ремесла и религия? Или же это дикари, чуждые всему цивилизованному?

Впервые они увидела испанцев вблизи в тот самый день, когда Эрнан Кортес, взяв ее за руку, подвел к Хуану Веласкесу де Леону. Хуан ее просто пленил своей необыкновенной красотой, высоким ростом, статной фигурой. И взглядом. В его темных глазах она видела отражение такого же восторга, который испытывала и сама. Эльвира успокоилась. Значит, она тоже понравилась этому человеку. Похоже, чужеземцы умеют ценить красоту. Только в этот момент она окончательно согласилась с тем, что в испанцах нет ничего чудовищного.

Веласкес быстро развеял ее страхи. Он, хоть и говорил на непонятном языке, оказался нежен и чуток, и в его могучих объятиях она испытала невероятное наслаждение. Лежа в кольце этих сильных, мускулистых рук, она еле слышным шепотом училась произносить его имя. Хуан улыбался, поправлял ее, пытался и сам произнести ее настоящее имя. Разговора пока не получалось. Да и мало времени проводили они вместе.

Хуан с утра до вечера тренировался, командовал солдатами, советовался с Кортесом и другими капитанами, присутствовал на переговорах с вождями Тлашкалы или с посланниками ацтеков. Эльвира оставалась в окружении небольшой свиты из служанок и нескольких воинов-тлашкаланцев. И только по ночам они оставались наедине. И лишь в это время Эльвира могла наслаждаться тем, что этот прекрасный и мужественный человек принадлежит только ей одной.

Марина усиленно обучала ее испанскому языку, но времени прошло еще слишком мало. Сам Веласкес речь индейцев тоже толком не успел освоить, так что общение их проходило почти без слов. Но Эльвира и так могла показать свою привязанность. Искренней улыбкой, легким прикосновением, крепкими объятиями она старалась показать, насколько дорог ей Хуан. Воображение уносило ее очень далеко. Она мечтала о том, как, выучив язык мужа, сможет рассказать ему о себе. О своих надеждах, переживаниях, мечтах о будущем. Рассказать о том, как сильно его любит.

Но вот конкистадоры, погостив у нее на родине, продолжили свой поход. И, вопреки советам тлашкаланцев, смело шагнули прямо в пасть к демону. Здесь, в Чолуле, она чувствовала себя так, как будто их с мужем подвели к жертвеннику на вершине пирамиды. Отсюда прямая дорога на тот свет.

Веласкес пришел к ней после совещания с Кортесом.

— Хуан, нам нельзя быть здесь…

На большее познаний Эльвиры в испанском не хватило. Она, досадуя на плохое знание языка, пыталась предупредить мужа, что в этом городе их не ждет ничего хорошего. Девушка злилась на Марину, которая куда-то ушла именно тогда, когда нужна была здесь. Хуан утешал ее и старался убедить, что испанцы могут одолеть любого врага. Она не понимала почти ничего из его объяснений. Но уверенный голос и спокойное поведение Веласкеса ясно показывали, что он не отнесся к ее предупреждению всерьез.

Эльвире оставалось только молиться, чтобы беда миновала ее и мужа. Но кому молиться? Испанцы яростно выступали против ее родных богов. Значит, боги и сами злятся на чужаков. Как же иначе? Разве согласятся они спасти хоть одного из них? Просить о помощи бога испанцев? Эльвиру крестили, но она отлично понимала, что у этого нового бога она, совсем еще неопытная в молитвах, вряд ли успела завоевать симпатию. Оставалось лишь надеяться, что самоуверенность и бесстрашие Хуана Веласкеса являются отражением небывалого могущества испанцев. А вовсе не признаком удивительной беспечности.