Андреевское братство - Василий Звягинцев

…В доме этом в царское время жил, наверное, человек чрезвычайно богатый и обладающий изысканным вкусом. И архитектура, и интерьер, и меблировка, картины на стенах гостиной первого этажа, зимний сад под стеклянным куполом второго — все напоминало об устоявшейся привычке к утонченной, аристократической роскоши. Даже удивительно, как все это сохранилось неизменным за семь лет бушевавших в стране катаклизмов.

Главное — здесь меня ждала Алла. Она, тоже одетая в полном соответствии со здешней, вернее, принятой в высших кругах югороссийского общества модой, отнюдь не бросилась мне навстречу, как можно было ожидать в подобной ситуации, а просто с выражением радости на мастерски подкрашенном лице подставила для поцелуя пахнущую терпкими духами щеку.

— Как у тебя, все нормально? — и чуть пожала мне руку.

Сначала я подумал, что она просто не хочет проявлять чувства при посторонних, а потом сообразил, что это для меня минувшие дни были наполнены опасностями и роковыми событиями, для нее же — всего лишь привычной и даже не слишком продолжительной разлукой.

Ну и я в таком случае тоже не стал изображать живую картину по известному библейскому сюжету в исполнении Рембрандта.

— А ты какими судьбами здесь? Ты ж вроде в Харькове научными изысканиями занималась?

— Ну как же? По тебе соскучилась. А тут у вас победа, разгром мятежа и даже будто бы дипломатический прием. Говорят, сам Троцкий обещал подъехать. Как можно пропустить? Я ведь женщина светская… А ты неплохо выглядишь, — сменила она тему. — Помолодел даже. Мне сказали, ты тут вовсю геройствовал. Да я и не сомневалась… — И легонько провела ладонью по моей щеке. Я, натурально, тут же и растаял.

Действительно, чего теперь грустить? Все свои живы и здоровы, а остальное — ну, будем считать, неизбежности исторического процесса. И не такое видели…

— Было кое-что, — с должной степенью небрежности ответил я. — Повоевал немножко… В глубоком вражеском тылу.

— И внес выдающийся вклад в нашу общую победу, — подтвердил возникший, как черт из табакерки, из-за ближайшего рододендрона Шульгин. Очень не ко времени, поскольку я, пользуясь уединенностью места, собирался обнять Аллу гораздо более пылко, чем допускалось протоколом.

На мой взгляд, это было несвоевременно и странно, но в «культурном центре» готовился торжественный прием, посвященный успешной ликвидации контрреволюционного и даже в некотором смысле «антироссийского» заговора «темных сил».

То есть с улиц еще не убраны тела погибших, и явно никакого следствия и суда не производилось, но политическая оценка событий уже определилась.

Ну, может быть, у них так принято, и не банкет здесь будет, а нечто вроде тризны.

В примыкавшем к зимнему саду двухсветном белом зале я встретил всех знакомых по форту Росс членов «Братства» и еще массу людей, ранее не виденных, принадлежавших к «высшему свету» столицы и, как я понял, особо проявивших себя в разгроме мятежа.

Многие — с дамами, которые выглядели гораздо пристойнее своих кавалеров. Что тоже понятно — новая советская элита подбирала себе подруг отнюдь не из беднейших слоев крестьянства и не пролетарских девушек «от станка».

— Будь морально готов, мы намереваемся представить тебя Льву Давыдовичу в качестве скромного героя тайной войны, и не исключены проявления с его стороны знаков признательности…

— Ну уж это… — Я не успел закончить, как Шульгин, похлопав меня по плечу, пресек всякие возражения: — Делай что должен, случится, чему суждено. И не вздумай объяснять Председателю Совнаркома, что недостоин и вообще к этому миру отношения не имеешь. Не порть нам дипломатию…

Александр Иванович так же внезапно и бесследно исчез, оставив нас с Аллой снова наедине. Но желание обниматься у меня прошло.

— Да, в самом деле, Игорь, к чему ломаться? Ты что, не получал туземных орденов и медалей после тех своих командировок? А оказаться в числе личных друзей советского деспота совсем не вредно. Кто знает, когда удастся домой вернуться?

Алла всегда была практичной женщиной, я только удивился, как быстро она освоилась в новом для себя мире.

Пожалуй, гораздо лучше, чем я, и держалась, что с мужчинами, что с женщинами, совершенно как равная. Впрочем, чему удивляться? По логике она и должна бы ставить себя выше их. Ну как мы это всегда представляли: наше время — вершина цивилизации, а те, кто жил раньше, — словно бы слегка обиженные Богом. Не дожили, не успели попользоваться благами прогресса. С одной стороны, это понятно, люди прошлого проигрывают прежде всего в том, что уже успели умереть, а мы еще живы, чем и счастливее их. Но с другой, в таком вот невероятном повороте — при личной встрече разделенных полутора веками поколений оказалось, что нисколько мы их не лучше, а во многом и уступаем. Но опять же не потому, что они нас в чем-то существенном превосходят, а просто они более адекватны окружающей обстановке.

— Что ты так озабочен, Игорь? — спросила Алла, уловив мою депрессию. — По-моему, все очень даже неплохо. Интересно. Я пока обратно не рвусь. А ты?

— Ей-богу, не знаю. Смутно все как-то. Непривычно. Даже выразить не могу, но… Знаю, что нет особых причин тосковать, но сосет что-то… Депрессия. А может, уехать нам куда-нибудь, отдохнуть, тогда и полегчает?..

Алла презрительно вскинула голову. Такое с ней тоже бывало не раз. Не попал я ей в тон.

— Может, ты просто ревнуешь? Как только мне становится хорошо, у тебя портится настроение.

Не хватало мне сейчас еще семейной сцены. А я знал, что одно неосторожное слово — и Алла может раскрутиться по полной программе. Просто так. Или потому, что интуиция у нее еще почище моей? Каким-то образом догадывается о Людмиле?

А я ведь про нее почти уже забыл. Ну, было что-то, а может быть, и не было. Конфабуляция, плод контузии. Мелькнула как-то мысль, что интересно было б с этой дамочкой вплотную пообщаться, вот и привиделось в бреду. Так, пожалуй, к этому и надо относиться… Не забывая русскую поговорку: «Быль молодцу не в укор».

К счастью, прием здесь был организован по вполне европейским стандартам. Скользили по залу официанты с подносами, уставленными бокалами и рюмками, на столиках теснились тарелки, блюдца и розетки с холодными закусками, и гости перемещались парами и в одиночку, сходясь, чтобы обменяться парой фраз, или задерживаясь для более существенного разговора.

Вот и к нам вовремя, словно почувствовав, что назревает конфликт, подошел Новиков под руку с супругой. Я не видел их с самого прощания в форте и сейчас искренне обрадовался. Под мягким взглядом Ирины даже Алла мгновенно успокоилась.

Я приложился к ручке женщины, на которую до сих пор не мог смотреть без замирания сердца. Причем без всякой сексуальной подоплеки. Просто так.

И вдруг моя депрессия удивительным образом прошла. Наверное, правы были средневековые рыцари, изобретя для себя понятие «дама сердца». Не вкладывая в это понятие ничего телесного, исключительно возвышенное обожание…

Я испугался, что Алла опять догадается о моих чувствах, но, к счастью, она отвлеклась на что-то другое. Или просто уже успела привыкнуть, не видя в том греха…

— Я слышала о ваших делах, Игорь, — ласково улыбнулась Ирина, — рада, что все так удачно обошлось… Простите наших «гвардейцев», они, конечно, на ваш взгляд, несколько грубоваты, но ведь не со зла…

Какая тонко чувствующая женщина. Если бы она начала говорить о признании моих боевых заслуг — не знаю! А здесь все сказано с таким тактом и сочувствием… Был бы сейчас здесь ХVI век, с каким удовольствием я упал бы перед ней на одно колено… А так пришлось ограничиться только легким полупоклоном. Даже руку ей поцеловать еще раз я постеснялся.

Еще чуть позже Алла подвела меня к молоденькой даме в жемчужно-сером узком платье, с распущенными бледно-золотистыми волосами и удивительно яркими глазами.

— Познакомься, Игорь, Анна Шульгина, жена Александра Ивановича…

Вот тут я поразился окончательно. У беспощадного прагматика и веселого циника Шульгина — такая жена? Что-то я здесь совершенно не понимаю…

Потом меня отозвал в сторонку Новиков.

— Пока время есть, поскольку товарищ Троцкий задерживается, пойдем в укромном месте парой слов перебросимся.

В небольшой комнатке где-то в глубине дома, на антресолях второго этажа, мы с ним оказались вдвоем, хотя я по привычке уже ждал очередного симпозиума с участием руководящего состава «Братства». Это и к лучшему. Устал я от непредсказуемых встреч и дискуссий с представителями всех социальных слоев и групп.

А здесь уютно, тихо, лампа под зеленым шелковым абажуром, окно в глубокой полукруглой нише, за стеклами темно, непременная бутылка какого-то коллекционного портвейна, в общем, полная конфиденция.