Судьба – тени прошлого - Амир Эйдилэин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прости, я отошёл от твоей темы. Просто очень хотел поделиться, что тут всё замечательно и мы ждём твоего возвращения. Касательно твоей — не знаю, как сказать — любви?.. Да. Буду говорить так, ведь ты и не назвал её имени. Одни лишь глаза да глаза. Впрочем, я тебя прекрасно понимаю. Помню, как испытывал нечто подобное. Однако, увы, совета я тебе не дам. Какой я тебе ещё советчик? Ты помнишь, как мой первый роман окончился? Ну вот. Я верю, что твоя гениальность принесет свои плоды и в этом русле. Одно могу сказать наверняка: доверяй сердцу. Если знаешь и понимаешь, что она та самая, ради которой ты готов на жертвы, иди на жертвы, а если в уме твоем промелькнет хоть тень сомнения — беги! В заключение к этому вопросу добавлю: слушай поменьше Артура. Парень он хороший, — я это подметил сразу — но в любовных делах, как я понял из твоих слов, он полный нуль.
Приезжай давай поскорей. Чего ты ещё ждёшь в этом письме?
Твой любящий брат.
Слова Зендея в очередной раз, кроме того, что обрадовали, еще и подтвердили здравость его намерения. Он оделся, умылся, помылся, нашёл кучера, карету и поехал прямо в цитадель зла — поместье барона Назара Лузвельта — высвобождать из тёмной башни свой лучик в лице прекрасной принцессы.
С момента жалкого и немыслимого избиения Адияля Леонеля Назар Лузвельт долго обдумывал свою позицию и даже переосмыслил некоторые ключевые её аспекты. Ему стало тошно от самого себя, от осознания того, что он позволил себе опуститься настолько низко. Он понимал, что делал это во благо своей любимой дочери, но при этом абсолютно позабыв и о её собственных чувствах и о том, чтобы хотя бы выслушать этого юношу, который так отчаянно рвался к своей возлюбленной. Барон Лузвельт когда-то и сам был женат, от его супруги родилось двое его сыновей, но она вскоре умерла от легочной болезни. С течением лет он смог заставить себя забыть о ней, но вместе с этим забыл, что такое любовь. Став чёрствым, лишившись дара милосердия, Назар Лузвельт обрёл новый смысл существования, что являлся вымышленным воплощением последней воли его усопшей жены, — воспитать детей, которые никогда не будут знать бедности. Утеряв свою душу, он стремился сделать то же и для своих детей, надеясь, что таким образом убережёт их от боли, которую так часто причиняет этот мир. Сердце — на золотой багаж… — с прискорбием осознал барон. Он встал со своего рабочего места, почувствовав, что столь любимое и уютное кресло вдруг стало ему противно. Назар Лузвельт направился в сторону комнаты Лисан, которая уже который день к ряду не горела желанием ни есть, ни пить, ни веселиться, как было ранее, до последних событий.
Постучав трижды, барон обнаружил, что дверь открыта. Лисан никак не ожидала увидеть своего отца, который, к тому же, выглядел так, будто призрака увидел. Никто и никогда не лицезрел, чтобы Назар Лузвельт просил прощения. Войдя в комнату дочери, отец сперва обнял её и поцеловал нежно в лоб, поправив пред этим её растрепанные волосы.
— Доченька, я был не прав. Ты вольна жить! Вольна! Это я глупец, который забыл, что такое настоящая жизнь, это я… Я должен извиняться…
Словно чувствуя этот скрип души, рвущийся из отца, который отдаётся этой тяжёлой хрипотцой и надорванностью в его словах, Лисан расплакалась и закивала, говоря таким образом:
— Разумеется, папа! Как я могу не простить тебя!
— Одно лишь хочу знать я, твой глупый отец… любишь ли ты его, доченька?..
— Да! С каждым днем, — да что там! — с каждым часом мне тяжелее без него!.. дышать!
Отец дурно рассмеялся, приложив ладонь к вспотевшему лицу.
— Какой же я дурак!..
— Отец, не говори так!
— С того момента, как ты увидела его там, на арене, когда услышала его речь, его уверенность, силу, мужественность, зрелость — и всё это несмотря на его юный возраст, ты влюбилась. А я и не заметил этого… Прости!
— Папа! Брось ты всё! Я тоже хороша, ведь ты лишь волнуешься за меня — за свою дочь!
И долго ещё они стояли, обнимаясь и плача.
А тем временем Адияль Леонель уже был задержан на арендованной белой карете за проникновение на частную охраняемую территорию без приглашения и разрешения. Назар Лузвельт, узнав об этом из уст старшего сына, тут же велел снять обвинения с этого молодого человека и выпустить его из камеры заключения (благо, к тому времени он ещё не успел попасть в неё). Затем барон сам же организовал встречу с Леонелем, не предупредив его. Встретив Адияля вместе с его другом Артуром в парке, недалеко от королевского дворца Лерилина, он поспешил подойти, однако вместо тёплого и радушного приёма, которого, впрочем, и не ожидал увидеть после всего случившегося, обнаружил озлобленные взгляды вкупе с настороженностью. Товарищ Адияля аж вынул кинжал.
— Господа, Бога ради, прекратите. Я пришёл с миром. Просить прощения и говорить — лишь говорить, — поспешил пояснить Лузвельт.
— Ну, знаем мы ваше поговорить! — тут же вставил Дебелдон.
— Артур, можешь оставить нас. Он для меня угрозы не представляет, я вижу это.
Дебелдон было нахмурился, озадачился, но всё же смирился с безбашенностью друга и отошёл в сторону, продолжая пристально наблюдать за ходом разговора.
— Приношу глубочайшие извинения, господин Леонель. Я поступил недостойно, — начал Лузвельт.
— Соглашусь. Допустим, я принимаю ваши извинения, — ледяным тоном ответил Адияль.
— Я увидел, что твои намерения честны и… более того — чисты. Я даю добро, но не потерплю, если вдруг узнаю, что ты обидел мою дочь. Правда, теперь я стал сомневаться, что ты бы мог так поступить, — пресно растолковал Назар Лузвельт. Но затем его лицо смягчилось, даже подобрело. — В общем, живите и любите!
— А что делать с тем, что я лишился жилья по вашей вине?
— В каком смысле?
— Инцидент, который произошёл из-за нелепого запрета на въезд на территорию вашего поместья для моей персоны, вынудил дворцовых чиновников выгнать меня и Артура из апартаментов. Вы же наверняка знаете, что основными условиями проживания здесь являются высшая законопослушность и отсутствие каких-либо жалоб на нарушение правопорядка?..
— Решим вопрос, сейчас я хотел бы видеть тебя и твоего друга, если он того желает, в гостях у моей семьи. Надеюсь, таким жестом я
