Пепел и пыль (СИ) - Усович Анастасия "nastiel"

— Да ладно, Романова, брось! — Бен нагоняет меня, и я пользуюсь возможностью и толкаю его локтем в живот. — За что?

— Фамилия, — произношу, едва размыкая губы.

Васи не должно быть дома, как и его родителей, но зато первый этаж кишит прислугой. Не хватало ещё, чтобы они стали нашими разоблачителями.

Бен, в очередной раз переводя всё в шутку, накрывает рот ладонью и округляет глаза. Я останавливаюсь, он вторит мне, и тогда я кидаю ему в грудь кулёк с пирогом.

— Это тебе взятка за то, чтобы шёл куда подальше.

Весёлого настроения Бена как не бывало.

— Ты чего, обиделась, что ли? — спрашивает он, удивлённо приподнимая брови.

— Вмазать бы тебе по зубам, да я слабых и беззащитных не бью, — произношу холодно. — Чёртовы рыцарские замашки.

Разворачиваюсь на каблуках и иду в сторону комнаты, где располагается Бронберт. Нужно проверить, как он: сегодня я за няньку, пока у Васи свои дела, в которые он обещал посвятить меня вечером, за ужином.

— Слушай, ну прости! — позади возобновляются звонкие шаги. — Я всегда несу ерунду, когда нервничаю.

— А нервничаешь ты, видимо, постоянно?

Шаги ускоряются. Тонкие пальцы хватают меня за запястье и смыкаются плотным кольцом, когда я оказываюсь уже у самой двери. Рывок, и вот я снова смотрю Бену в глаза. Общее состояние уставшего организма даёт знать: и Бен, и Алексей смешиваются в один странный коктейль. Я трясу головой в попытке избавиться от пугающего видения.

— Сегодня ни у кого после четырёх не будет занятий, а завтра и вовсе свободный день из-за подготовки к балу. И Нина предложила провести немного времени в тренировочном зале. Подготовиться к нападению.

— Я и так готова, — отчеканиваю я.

— Ты-то да, — подтверждает Бен. Слова пропитаны грустью настолько, что даже мне становится его жаль. — А я сейчас, как ты и сказала, слаб и беззащитен.

— Не беспокойся, принцесса, оставь мне заботу о твоей безопасности.

Бен вздыхает.

— Гордишься собой, да? — даже не пытаясь скрыть превосходство, я киваю. — Ладно, коротышка, один — один.

А вот и прозвище вернулось. Странно, как теперь оно производит на меня совсем другой эффект, отличный от раздражения.

Бен выпускает мою руку, и я использую её, чтобы взяться за ручку двери и толкнуть её от себя. В нос хлёсткой пощёчиной бьёт горький запах. Бен позади издаёт звук, с которым обычно пытаются сдержать рвоту. Не могу его винить, сама пока не знаю, как до сих пор не извергла на пол съеденный давеча пирог.

Деваться некуда: прикрыв нос и рот ладонью, я проскальзываю внутрь комнаты. Бен — за мной. Он плотно закрывает за нами дверь, а я кидаюсь к окнам, чтобы отодвинуть шторы и запустить свет в комнату. Не знаю, чего ожидала увидеть и откуда вообще пыталась достать жалкие крошки надежды, что так пахнет завтрак, оставленный Васей, который Бронберт так и не съел, но, увы: на кровати лежит бездыханное тело юноши. Карамельная кожа покрылась болезненным белым налётом, жёлтые волосы сосульками спадают на лоб и щёки. Глаза — широко распахнутые и сплошь серебристые — смотрят в потолок.

— Он мёртв, — заключаю я вслух.

И в этот раз даже у Бена не хватает сил, чтобы подколоть меня за очевидность моих слов.

Мы стоим по разные стороны кровати до тех пор, пока окончательно становится нечем дышать. Потом я распахиваю оба окна, а Бен накрывает тело найденной в шкафу простынёй.

Нужно открыть портал и унести Бронберта отсюда, пока на запах не собралась вся округа. Единственное приходящее на ум место — это обрыв, который в этом времени ещё заполнен водой и представляет из себя полноценную речку. Я делюсь своим предложением с Беном, и он, не раздумывая, соглашается.

Так мы и поступаем.

Я гляжу на Бена, он — на меня. Неотрывно. Из-под опущенных ресниц. С горькой, как застрявший в ноздрях запах, ноткой заговора. Я знаю, что творится сейчас у него в голове, и знаю, почему он трёт ладони о брюки так яростно.

Я бы тоже многое сейчас отдала, чтобы избавиться от осевшей на коже грязи.

— И вы сбросили его в воду? — спрашивает Нина. В ушах до сих пор звенит её всплеск. — Уверены, что не всплывёт?

— Бен повязал ему камни на шею и ноги, — отвечаю я.

— А ещё парочку Слава запихала под простынь, — говорит Бен.

Чувствую на себе взгляд Нины, но собственный не могу отвести от Бена. Как там было? Найдите себе друга, который, в случае чего, поможет избавиться от тела?

Кто же знал, что этим другом станет тот, кто и приятелем моим готов называться с натяжкой?

— Ладно. Вы это уже сделали. К тому же, об индре никто, кроме нас, не знал. Он умереть мог ещё тогда, в церкви. Ему просто повезло, что получил возможность немного пожить и побыть нам полезным.

— Его звали Бронберт, — произношу я. — И он почти всё время проспал. Мне не удалось выведать ничего, кроме того, что он рассказал ещё когда мы вытаскивали его из клетки.

Я знаю, что не виновата в его смерти, но всё равно никак не могу избавиться от внутреннего сосущего ощущения. Голову заполнили десяток «А что, если?», по результату которых у Бронберта было бы больше шансов на спасение.

— Мы сделали всё возможное, — Бен чувствует моё волнение. Так же, как и я его. Так же, как и Нина наше общее.

Мы связаны. И пока это работает только против нас.

— Вася — профессионал своего дела. Миротворец. Лучше него никто бы не позаботился о Бронберте, — говорю я. — И у него не вышло.

— Значит, Бронберта уже нельзя было спасти.

Я пожимаю плечами, ничего не отвечая вслух, потому что чувствую — открою рот, и вместе со словами на всеобщее обозрение польются слёзы.

— Так или иначе, его уже не вернуть, — говорит Нина. — А потому нам пора подумать о собственной сохранности.

Нина предлагает немного потренироваться. Параллельно, она рассказывает поподробнее о том, что было на собрании, и как теперь будет выстроена охрана бала. Они действительно планируют привлечь больше стражей, и, благодаря замолвленному словечку Нины, меня в этом списке нет.

— Хотя на очереди ты была одной из первых, — говорит Нина. — Я сказала, что ты не до конца восстановилась после полученной недавно травмы.

— Спасибо.

— Это позволит тебе ни на секунду не спускать глаз с Христофа.

Пока мы с Ниной разговариваем, Бен исчезает в секции с оружием. Некоторое время спустя выходит оттуда, обвешанный всем, до чего успели дотянуться руки.

— Что ты делаешь? — Нина хлопает себя ладонью по лбу. — Как ребёнок, честное слово!

Но Бену всё равно. Он сияет, как начищенная до блеска поверхность меча. Я совсем не обращала внимания, но, похоже, он действительно очень переживает, что ему приходится притворяться хранителем. Сейчас, снова попав в привычную стихию, Бен выглядит по-настоящему счастливым.

Но как же смешно обмундирование смотрится на высоком и худом Алексее!

— Бен? — окликаю я. — А помнишь, как ты утверждал, что мне придётся как минимум полгода учиться, чтобы сразиться с тобой на равных? — Развожу руки в стороны. — Смотри, как всё поменялось!

Бен наверняка и сам понимает, что сейчас ему со мной не потягаться. Алексей — хранитель. Он не приемлет насилие, и Аполлинария, будучи разумным человеком, уважает такой его выбор, хоть иногда и пытается разобраться, почему же она в него умудрилась влюбиться.

— Ты меня на «слабо» берёшь? — спрашивает Бен, прищурившись.

— Ну, допустим.

Сейчас я одержу над Беном победу в любом случае, и меня это радует даже сильнее, чем должно. Я легко могу отомстить ему за синяки на рёбрах и за позорные падения на холодные маты. Но это будет не моя заслуга, а заслуга долгих и упорных тренировок другой девчонки.

Бен гремит оружием и принадлежностями, снимая их с себя и складывая на пол.

— Давай, — говорит он, маня меня к себе. — Борись со мной!

Я качаю головой.

Хочу, но не могу. Иначе чем я лучше Риса, если любой ценой готова получить желаемое?

— Не сейчас, — бросаю небрежно. Иду к Бену, но не для того, чтобы ловко уложить его на лопатки: вместо этого подбираю кое-какое оружие и несу его на место. — Я не сражаюсь с теми, кто не может держать ответный удар.