Отцы Ели Кислый Виноград. Третий Лабиринт - Фаня Шифман

Рано говорить, она ещё слишком юная, но… Если у них сладится, то Дороны с Магидовичами будут связаны ещё крепче… И дай-то Б-г, чтобы у детей Амихая жизнь сложилась удачнее, чем у него самого… — горько вздохнула Мория. — Он же такой хороший и добрый парень, а так у него нелепо вышло…» — «А мы-то всё не понимали, почему наш Шмулон ни с кем знакомиться не хотел…» — качнула Ширли головой.

И Ширли, и Нехама, и Мория рассказывали о своей жизни в Неве-Меирии. Мория в который раз звала сестру перебраться к ней и быть рядом с внуками; намекнула, что здесь у неё будет больше учеников. Рути недоверчиво покачивала головой и, лаская внуков, отвечала на это: «Мне было бы спокойней, если бы Ширли вернулась в Эранию — и за неё, и за детей. Тем более сейчас, когда… Постарайся уговорить мужа, дочка! Там бы он тоже нашёл работу, не хуже, чем в этой фирме, которой руководит не солидный бизнесмен, а мальчишка! И ты бы пристроилась, хотя бы в нормальное, нейтральное издательство, или в какой-нибудь женский журнал…» — «Мамуля, ты посмотри, как у нас потрясающе красиво! А какой воздух, какой климат! Не то, что в Эрании!» — «Не о том ты говоришь, дочь… Тебе о детях надо думать, об этих и… о будущем ребёнке… Я же вижу… Как хотя бы чувствуешь себя?..» Ширли удивлённо воззрилась на мать, покраснела и неопределённо мотнула головой.

Рути оказалась права: спокойствие оказалось временным. Настал день, когда реальность обернулась для обитателей Гиват-Ноам самой жуткой стороной, пережитое несколько лет назад откликнулось очень болезненными ассоциациями…

Ширли пешком возвращалась на Гиву, как обычно, забросив детей в мишпахтон.

Сегодня вечером была их с Хели очередь заниматься всеми детьми — и своими, и детьми Ренаны, которой предстояло ночное дежурство в приёмном покое. До вечера всех детей забирали из мишпахтона и из садика обе бабушки — Нехама и миссис Неэман, а к ужину их привозили домой отцы на машине Ирми. Это означало, что утро и большая часть дня у неё были свободны для домашних дел и творческой работы.

Предвкушая момент, когда можно будет сесть за компьютер и заняться новым сюжетом, Ширли взобралась по петляющей тропинке, подходила к каравану, отогнув ветку дерева, и… застыла в изумлении.

На пороге каравана, на низкой ступеньке сидела, нога на ногу, незнакомая молодая женщина явно светского вида. Она была худощава, на ней была коротенькая, открывающая живот, декольтированная маечка без рукавов и обтягивающие джинсы.

Длинные светлые не очень густые волосы трепал порыв ветра. Обращало на себя внимание, что глаза гостьи словно бы застыли в постоянном прищуре.

Гостья со странным недобрым любопытством озиралась по сторонам. Увидев приближение Ширли, остановила на ней взгляд прищуренных светлых глаз: «Прости, это не ты Ширли… э-э-э… в девичестве Блох?» — пронзительным голоском заговорила девица. — «Да, это я. Но… э-э-э… прости… Мы с тобой, кажется, незнакомы… Или?..» — «Вот именно — «или»!" — «То есть?..» — «Я когда-то училась с твоим братом Гаем в школе, потом два года, или больше — в гимназии Галили… Пока вы в Австралию не уехали…» — «Но я давно с братьями не в контакте! Мама говорила, что Гай как раз перед моей свадьбой неожиданно объявился и какое-то время жил у неё. Меня увидеть он почему-то не захотел, или не смог. Потом исчез, снова ударился в бега, вернее — мама помогла ему в Штаты уехать… Прости, а как тебя зовут? Так было бы удобнее общаться…» — «Я — Ализа. А я тебя, между прочим, помню: такая маленькая, худенькая, я даже не верила, что ты уже в школе учишься… Да ещё… словно закопчённая…» — это она добавила еле слышно сквозь зубы. — «Ну, да… Они меня отводили в школу, близнецы!» — «Их уже тогда можно было различить!» — «Точно! И всё-таки… ты уверена, что тебя интересует именно Гай, а не…» — «Нет! Галь, если кого и интересует, то женщин другого типа. Из-за него мы с Гаем рассорились, а потом вы почти сразу уехали в Австралию… Я его уже тогда любила… и… и… мне было очень тяжело…» — «Но что же мы на крыльце! Зайдём ко мне, выпьём кофе, побеседуем! Я, знаешь ли, детей забрасывала в мишпахтон и, как всегда, позавтракать не успела!» — «У тебя уже не ребёнок, а — дети?» — неожиданно широко распахнула глаза гостья и тут же снова их прищурила. — «Да! А что в этом такого? Во-первых, у меня двойня: мальчик и девочка. Во-вторых… Не понимаю, что тебя удивляет?» — «Да сколько тебе лет?» — «Ну, если ты ровесница Гая, то тебе 25–26, верно? — гостья молча кивнула. — Ну, а я на два с половиной года всего моложе братьев! И всё-таки, Ализа, что именно тебя интересует?» — спросила Ширли, ставя на стол тарелку с домашней выпечкой «от Шилат» и с улыбкой поясняя:

«Это младшая сестрёнка мужа испекла. Она с малых лет отлично печёт! Она у нас талант, а главное — любит это дело!..» Они сидели у маленького столика на кухоньке. Ширли подала гостье чашку дымящегося кофе и не обратила внимания, как насмешливо прищурились глаза неожиданной гостьи, уставившейся на Ширли, делающей омовение рук (нетилат-ядаим), а потом благословение на хлеб.

«Я хочу тебе рассказать кое-что, чтобы ты поняла, почему это для меня так важно!..

Я с детства любила Гая. Ты спросишь — почему не Галя?» — «Нет, не спрошу: любовь — дело тонкое, необъяснимое. Да и Гай ничем не хуже Галя, а чем-то и лучше, теплее…» — «А ты, оказывается, философ!..» — усмехнулась и снова сильно прищурилась неожиданная гостья. Ширли не обратила внимания на странную игру век, прикрывающих глаза то слабее, то сильнее, и пропустила невинную колкость мимо ушей, она слушала, прихлёбывая кофе. Ализа продолжала, как бы невзначай шныряя по крохотному салону прищуренными глазами: «Галь не любил, чтобы кто-то ему брата предпочёл…» — «Это-то я знаю…» — эхом откликнулась Ширли. — «…и он нас поссорил. А я всё равно продолжала Гая любить: он же такой милый и… беззащитный!.. Поэтому постаралась поступить в гимназию, в тот класс, куда приняли его, хотя это было, поверь мне, очень непросто!.. А тут ещё ваша семья уехала в Австралию…» — и она вздохнула.

В этот момент Ширли случайно бросила взгляд на Ализу, и её поразило, как сверкнули её неожиданно широко распахнувшиеся глаза — они оказались странного бледно-голубого цвета. Это почему-то неприятно поразило Ширли, но она слегка встряхнула головой, отбрасывая ненужные ассоциации. Ализа меж тем продолжала: «У нас в гимназии много чего говорили о вашем отъезде за границу. Даже о том, что вашего папу уволили из фирмы, за то, что он завалил очень важный проект, и поэтому вам пришлось срочно смываться, чтобы его не замели… Ну, и вообще, свалить из Эрании… куда подальше — в поисках счастья… В Австралии вроде у вас родня?» — «Родня — это верно! А насчёт нашего отъезда — совсем наоборот: папа сделал отличный проект, его наградили премией и отпуском на 9 месяцев…