Будаг — мой современник - Али Кара оглы Велиев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Куда пошлет меня партия, туда и пойду работать.
— А если Центральный Комитет партии разрешит, согласишься работать у нас?
Я молчал. Видя мою нерешительность, в разговор вмешался Неймат Басиров, ответственный секретарь газеты:
— Если будешь работать в газете, сможешь писать фельетоны и статьи, ведь это то, к чему ты стремишься!
— Да, но ведь я окончил партийную школу, и партия должна послать меня в село, чтобы я там мог оказать ей помощь.
Моя пылкость обескуражила Неймата Басирова, но ненадолго.
— Слушай! А разве работать в газете — не партийное дело? Кроме того, здесь ты мог бы получить, законченное среднее образование, а потом поступить и в высшее учебное заведение, а в селе это исключено! Как говорится, по плечу и архалук!
Мамедкули Алиханов и Неймат Басиров стали, перебивая друг друга, доказывать мне, что образованный журналист может оказать куда больше пользы партии и обществу, чем тот, кто отказывается от дальнейшей учебы и работы в таком важном органе, как газета.
— Ты хоть это понимаешь? — Алиханов строго взглянул на меня. Видя, что я молчу, добавил: — Ладно, об учебе потом, а сейчас давай сходим к главному редактору нашей газеты, к товарищу Габибу Джабиеву.
Мы поднялись на второй этаж и сразу же вошли в кабинет главного редактора.
— Вот это и есть Будаг Деде-киши оглы, — сказал Алиханов человеку, сидевшему за большим столом, заваленным рукописями, стопками книг и еще какими-то бумагами. Из-за стола поднялся человек средних лет. Он пожал мне руку и указал на один из стульев.
Я дождался, пока сядет он, и опустился на стул.
— Мне нравится, как ты пишешь, — начал он, — и темы ты выбираешь удачно. Нам нужны молодые энергичные сотрудники. Нам говорили о тебе, товарищ Будаг, как о дельном, способном человеке. Хочешь у нас работать?
И хотя несколько минут назад я проявил упрямство в разговоре с Мамедкули Алихановым и Нейматом Басировым, но сейчас ответил утвердительно.
— У тебя будет прекрасная возможность овладеть профессией журналиста по-настоящему! — И главный редактор обратился к Алиханову: — Ты уже говорил о нем в ЦК?
— Пока нет, хотелось узнать сначала его мнение. В разговоре с нами он был не столь решителен, колебался, идти ли ему в газету или ехать работать в село.
— Неужели? — удивился Габиб Джабиев. — Почему?
Я ответил, что боюсь бакинской жары, мол, горцы плохо приживаются на низинах. Он только посмеялся.
— Будет лучше, — сказал редактору Мамедкули Алиханов, — если в ЦК позвонишь ты, это будет надежнее.
Джабиев помолчал, а потом обратился ко мне:
— Когда мы решим твой вопрос, поставим тебя в известность… Был рад лично познакомиться с тобой, — добавил он.
Я вернулся в Мардакяны усталый от духоты, дышать было нечем. Конечно, мне польстило, что со мной разговаривали такие уважаемые люди, уговаривали меня, придавая важное значение моим публикациям в печати. Было бы прекрасно поучиться у них работе в газете, но вместе с тем я по-прежнему мечтал вернуться в родной уезд, к тем людям, которых хорошо знал и которым хотел помочь.
В последних числах августа из Центрального Комитета Компартии Азербайджана в Мардакяны приехала комиссия, состоящая из трех человек. Они беседовали с каждым выпускником курсов, выясняя, кто куда хочет поехать. Очередь дошла до меня. Я очень волновался, хоть и знал, что в Центральный Комитет из газеты уже позвонили.
— Где ты хочешь работать? — спросили у меня.
— Там, где сейчас больше всего нуждаются в кадрах, — ответил я. Но в глубине души мечтал, чтобы меня услали из Баку в те края, где ноги мои окунутся в прохладу высокой зеленой травы, а зубы ощутят ледяной холод родниковой воды.
— Может быть, послать тебя в Гянджинскую партийную школу? Там нужны молодые кадры.
Я молчал.
— А может быть, в Степанакерт? — спросил другой. — Там в партийной школе тоже нужны люди.
Я снова молчал, и тогда первый сердито спросил:
— Что ты молчишь? — Он наклонился к двум другим и вполголоса о чем-то с ними переговорил, а потом громко сказал (будто прочел мои мысли!), обращаясь ко мне: — Ладно, направим тебя в распоряжение Курдистанского уездного комитета партии. Доволен?
— Спасибо, — тихо ответил я.
— Пятого сентября, — сказал официальным тоном представитель ЦК, — на секретариате утвердят ваше назначение, а десятого — в путь!
ПОВЕСТВОВАНИЕ ТРЕТЬЕ
ПЕРВАЯ ДОЛЖНОСТЬ
И вот я снова в Шуше. Сейчас это была столица Курдистанского уезда.
Со времени моего отъезда отсюда здесь многое изменилось. Прежнее уездное начальство перебралось кто в Степанакерт, кто в Агдам. Мне надо было познакомиться с новыми людьми — руководителями уездной партийной организации, под началом у которых мне предстояло теперь работать.
Основную часть моей деятельности составляло выступление с лекциями по вопросам партийной и советской политики перед членами партийных ячеек уезда. Кроме того, на меня легла обязанность составлять инструкции, рассылаемые в партийные ячейки. Работа отнимала все мое время, к тому же я стал исполнять еще обязанности технического секретаря отдела агитации и пропаганды укома партии (так вышло). Я старался читать все выходившие газеты, чтобы быть в курсе событий, происходящих в республике и стране. Мне повезло, что заведующим отделом агитации и пропаганды был Шамиль Джалили. Он ввел меня в курс дел, незаметно и неназойливо помогал советами и указаниями. И секретарь уездного комитета партии, и председатель исполкома были зрелыми коммунистами, пользовались заслуженным уважением работников укома партии.
Как ни много времени у меня занимали мои обязанности, но я все-таки выкроил время, чтобы пройтись по Шуше, по родным местам, разузнать о знакомых людях.
Ни Вели-бека, ни Джевданы-ханум в Шуше уже не было. Говорили, что они переехали в Баку.
В их бывшем доме на Джыдыр дюзю и в примыкавшем к нему саду и двору с надворными постройками теперь помещался детский дом для сирот. Мои друзья Имран и Гюльбешекер жили на старом месте. Их умение как нельзя кстати пригодилось а детском доме, и теперь они оба хозяйничали на кухне и столовой. От них я узнал, что Дарьякамаллы и Мехмандар-бек по-прежнему живут
