Алмазный меч, деревянный меч. Том 2 - Ник Перумов

Перепуганный мальчик уже успел добежать до края улицы, прижался к стене дома.

– В этом поединке нет смысла, Сеамни. Нет чести в убийстве беззащитного и безоружного, нет оправдания убийству ребенка. Я виноват. Я хочу искупить вину. Прекратим этот бой, прекратим убийства. Поговорим. Нам есть что сказать друг другу.

Агата застонала – Император не выглядел силачом, однако сейчас давил и прижимал ее оружие к брусчатке, несмотря на отчаянное сопротивление уже не только ее самой, но и деревянного клинка. Глаза сражающихся внезапно оказались совсем-совсем рядом.

Его взгляд не походил на взгляд обычного хуманса, какими их запомнила ненависть рабыни Агаты. Теплый, мерцающий, живой. В нем было желание – не из тех, что заставляют вскипать гневом и пытаться прикончить насильника, а то, что дает право гордо расправить плечи – да, я хороша, я красива, я желанна! Завидуйте!

Из горла Агаты вновь вырвался стон – боль в вывернутой кисти стала почти нестерпимой. И все-таки она сумела отбить эту атаку – ненависть из Деревянного Меча, точно новая кровь, потекла по жилам. Дану что было сил оттолкнула Императора, вновь вскинула клинок, взмахнула – лезвие с гудением рассекло воздух перед самым лицом человека, на лбу заалел длинный поперечный разрез, тонкий и неестественно аккуратный.

– Получил, получил, получил! – выкрикнула Агата. Как жалела она сейчас, что за спиной не стоит верная шеренга лучников-Дану! Император хумансов прожил бы ровно столько, сколько нужно стреле, чтобы сорваться с тетивы и долететь до цели. В таком бою честь отступает на второй план. Главное – одолеть врага! А с таким противником, как сам Император хумансов, надо забыть о правилах и даже о самом понятии честный бой.

Император, однако, даже не пошатнулся. На его губах появилась слабая улыбка. Меч в его руке птицей порхнул к горлу Агаты, опутывая ее паутиной выпадов, раскруток, «смерчей», «цветков» и прочих ухищрений фехтования на тяжелом оружии.

Она отступала шаг за шагом; вся покрытая потом, Агата отбивала удары – хотя вернее будет сказать, что их отбивал сам Деревянный Меч. Дану растворилась в золотистом свете его силы, полностью отдалась ему, вручив Мечу собственную жизнь.

Замеревший у стены мальчик смотрел на бои точно зачарованный.

Император наступал. Иногда Агате казалось, что ее щадят. Уже пробившие защиту удары останавливались, лишь слегка касаясь доспеха. Что происходит? Жалкий хуманс, двуногий говорящий скот, смеет показывать ей, что щадит ее?! Сейчас он за это поплатится!

Гневные, исполненные ярости мысли как бы вне ее собственного разума. Однако они помогали – она отражала удары.

Все, больше отступать нельзя. Она сразит сто, она не может проиграть, что такое обычный стальной клинок, пусть даже и выкованный гномами, против великого и непобедимого Деревянного Меча, творения древней, непревзойденной до сих пор высокой магии Дану?!.

Ее клинок внезапно обрел подвижность и стремительность змеи. Выпад! Еще! И еще! Император отступает, он пятится, на лице – изумление, смешанное с ужасом. Его клинок неловко поднимается для защиты, и Агата, крутнувшись, со всей силой обрушивает Деревянный Меч на незащищенную шею своего противника.

Голова Императора взлетает в воздух. Фонтан крови окатывает Агату с ног до головы; тело хуманса валится под ноги победительнице-Дану.

Агата поставила ногу прямо на вычеканенного василиска. Гордый герб Империи под пятой Thaide Дану – какой символ!

Руки мертвого хуманса были широко раскинуты, Из обрубка шеи еще вытекала кровь. Голова откатилась далеко в сторону, куда-то отлетел и меч…

– Вот и конец тебе, надменный, – произнесла Агата, отчего-то, правда, не ощущая в себе никакой радости. Эти глаза... теплый огонек в самой их глубине… Никто и никогда не смотрел на нее так. Дану ее отряда преклонялись перед своей Thaide, возжелать ее – пусть даже самым возвышенным образом – было страшнейшим кощунством.

Агата вздохнула, опускаясь на корточки возле обезглавленного тела. Не помогли тебе, хума... человек, Император без имени, ни прочные доспехи, ни длинный меч, ни умение боя, куда как превосходящее скромные таланты самой Сеамни. Деревянный Меч сразил тебя. Так будет и со всей твоей расой…

Она не успела понять, откуда взялась эта острая, непереносимая, раздирающая боль между лопаток. Страшный, весь покрытый черной кровью, меч Императора высунул стальное острие из груди Агаты, с легкостью пробив доспех и сзади, и спереди.

– О-ох… – Легкие захлебывались кровью. Невесть откуда взявшаяся, она текла по лицу, струилась из-под волос, ее источали глазницы; уже валясь на бок, Агата сумела обернуться – последнее нелепое желание взглянуть на убившего ее.

Мальчик твердо держал эфес тяжеленного меча крошечной детской ручонкой. Второй он стирал с симпатичной мордашки кровавые брызги.

– Ты... убил... меня… – изумленно прошептала Агата.

И в тот же миг, дернувшись, словно от давно забытого хлыста господина Онфима, открыла глаза, вернувшись к реальности.

Отряд Дану стоял, с изумлением и ужасом глядя на свою Видящую. Снег вокруг Thaide был весь ал от крови, хотя сама Сеамни оказалась цела и невредима. Чувствуя, что теряет рассудок, Агата выхватила Деревянный Меч – на лезвии запеклась чужая кровь.

Император с трудом вынырнул из забытья. Перед ним медленно угасало изображение в зеркале – растерянная девушка-Дану в окружении своих воинов.

Очень болела шея. Казалось, Деревянный Меч и в самом деле снес голову.

– Мой повелитель… – негромко окликнул его знакомый голос.

– Все в порядке, Фесс. Все в порядке. Благодарю тебя. Это было необходимо. Теперь я знаю ее имя. Да, да, это та самая девочка… Хотел бы я знать, как ей удалось выжить.

– Но... что же теперь, мой Император? Войско волнуется. Граф Тарвус недавно приходил вместе с легатом Клавдием. Легионы ненадежны, все, кроме Первого и дружины самого князя. Мы не можем больше ждать, повелитель. Надо выступать.

Император пристально взглянул на Фесса.

– Ты даешь хорошие советы, Фесс. Не знаю, откуда ты родом, и знать не хочу – если только ты сам не расскажешь; но ты прав, нам нельзя задерживаться здесь. Придется рискнуть и начать бой с Дану, тогда вся ненависть Иммельсторна обратится против нас одних. Пусть стража позовет Клавдия и графа. Выступаем немедленно!

Акциум насторожился. Они с Тави вновь, в который уже раз за последние дни, спустились вниз, в подземелье. Полумертвая тварь лежала, ни на йоту не поменяв положения. Однако что-то в ней неуловимо изменилось; Тави готова была поклясться, что на уродливой морде появилась сколь злорадная, столь и зловещая ухмылка. Однако волшебник лишь отрицательно покачал головой.