Происхождение - Ирвинг Стоун

Авторитет их научной группировки еще более утвердился, когда Томас Гексли получил профессуру в Королевском хирургическом колледже. Занимая этот пост, он мог знакомить студентов, порой несмотря на их внутреннее сопротивление, с дарвиновской теорией эволюции. Здесь "Дарвинов бульдог" мог использовать более хитроумную тактику,

Но обитателям Даун-Хауса было не до торжества. Заболел второй сын Дарвинов, Ленард, который вот-вот должен был пойти в школу в Клэпхеме; там в первом классе уже учился его брат Джордж, который мог присматривать за братишкой. У мальчика обложило горло, тело покрылось сыпью, затем началось серьезное воспаление, которое перешло в скарлатину. Послали в Даун за доктором Энгле-гартом. Мальчика удалось спасти лишь благодаря тому, что Чарлз и Эмма круглые сутки заботливо ухаживали за ним, поили из ложечки портвейном. Доктор Энглегарт по прозвищу Шпенгль наведывался в Даун-Хаус по нескольку раз в день. Через некоторое время Ленарда удалось немного покормить жидкой овсянкой.

– По-моему, кризис миновал, – сказала Эмма, внося в комнату большую вазу с июньскими цветами.

Вечером, к изумлению родителей, Ленард, не открывая глаз, спросил:

– Мои марки целы?

– Да, – ответил Чарлз. – Профессор Грей прислал тебе из Америки еще одну. Завтра посмотришь.

– А можно сегодня?

Чарлз принес марку. Ленард с огромным трудом открыл один глаз, взглянул на нее и с довольным вздохом произнес:

– Красивая.

Час спустя Чарлз принес еще несколько марок, только что полученных из Америки. Ленард приподнялся на локте и сказал:

– Передай профессору Грею большое спасибо.

На следующий день Ленарду стало гораздо лучше. Присев отдохнуть вместе с Эммой в прохладной тени сада, Чарлз размышлял вслух:

– Дети, конечно, великое счастье, но и хлопот с ними не оберешься. Ученому не следует заводить детей, да и без жены, пожалуй, лучше. Тогда ему ни о ком на всем белом свете не надо будет заботиться: работай себе и работай. Хватит ли у него сил – это уже другой вопрос. Ну ладна. Даст бог, через пару дней я смогу опять собраться с мыслями.

Эмма увидела, какое облегчение испытывает Чарлз, и пожалела его.

Ленард понемногу выздоравливал, и Чарлз снова пригласил в Даун-Хаус Алфреда Уоллеса. Уоллес приехал в начале августа. Чарлз испытывал огромный интерес к этому человеку: он считал, что Уоллес не только не уступает по своим способностям ему самому, но и скажет еще свое слово в естествознании. К тому же Уоллес может стать прекрасным дополнением к их научной четверке.

В зеркало Чарлз наблюдал, как Уоллес вылезает из посланного за ним экипажа. Он был высокого роста – около шести футов, – сухощав и плечист; у него были узкие бедра и крепкие ноги, как видно привыкшие к хождению по горам. На лоб падали густые черные кудри. Уоллес носил аккуратные усы, бакенбарды и раздвоенную черную бороду. Когда Парсло провел его в кабинет, Чарлз рассмотрел его глубоко посаженные голубые глаза, проницательно глядящие через стекла крошечного, меньше чем у Гукера, пенсне. Уоллесу было тридцать девять лет. На нем был серый жилет с широкими лацканами, темный фрак и светлые брюки. Ботинки его были плохо вычищены. Уоллес жил в Лондоне вместе с семьей своей сестры – на чердаке их дома ему отвели место для разборки коллекций.

Чарлз попросил Парсло принести холодного лимонада. Когда Уоллес напился, Чарлз сказал:

– Уоллес, еще до вашего возвращения в Англию естественнонаучные журналы опубликовали тридцать пять ваших статей! Я преклоняюсь перед вашей четкостью изложения. С меня-то обычно семь потов сойдет, пока я напишу хоть одну фразу.

Уоллес зарделся от удовольствия и возразил:

– Если бы я за всю свою жизнь написал только две книги, но такие, как ваши "Путешествие на "Бигле" и "Происхождение видов", я был бы счастлив.

– Мне вот что интересно: как БЫ пришли к теории естественного отбора, которую приписывают нам обоим?

Словно для того, чтобы ему лучше вспоминалось, Уоллес сделал большой глоток лимонада и протер шарфом пенсне.

– Хотите – верьте, хотите – нет, мистер Дарвин, но случилось это в феврале 1858 года на Молуккских островах, когда меня свалил сильнейший приступ малярии. Как-то я лежал в постели, закутавшись в одеяла, хотя температура на улице поднялась выше тридцати, и опять размышлял на эту тему. И тут мне на ум почему-то пришли "положительные ограничения", о которых пишет Мальтус в "Опыте о законе народонаселения", – я прочел эту книгу несколько лет назад, и на меня она сильно подействовала.

– На меня тоже.

– Я был уже основательно подготовлен, – робко добавил Уоллес. Кажется, еще в 1847 году я впервые прочел ваше "Путешествие на "Бигле". Как научный путевой дневник эта книга уступает лишь "Путешествию" Гумбольдта, но как увлекательное повествование, на мой взгляд, даже превосходит его.

Чарлз покраснел, эта похвала по-настоящему тронула его.

Уоллес был одним из тех немногих людей, которые говорят точно так же, как и пишут: он выражал свои мысли без вычур, правильно строя фразу.

– Мне пришло в голову, что эти ограничения – война, эпидемии, голод и другие – вероятно, распространяются не только на людей, но и на животных. Эти и им подобные явления происходят беспрерывно. А поскольку животные размножаются гораздо быстрее, чем люди, то, по всей видимости, огромное их количество ежегодно погибает – иначе число представителей одного вида выросло бы неимоверно. Я вдруг понял, что этот самостийный процесс неизбежно приводит к улучшению вида, ибо в каждом поколении менее совершенные непременно гибнут, а более совершенные остаются в живых. Другими словами, выживают наиболее приспособленные.

Было уже за полдень. Чарлз предложил Уоллесу прогуляться по Песчаной тропе.

– С удовольствием. Знаете, про вашу тропу говорят даже в Лондоне. Ее называют "дорогой в будущее".

– Неужели? А ведь именно там меня посетили самые светлые мои мысли.

За ужином Уоллес познакомился и сдружился с Эммой и детьми; им понравилась его застенчивость, сочетающаяся с искренним смехом.

– Мне еще не скоро удастся получить приличный доход от моих книг и статей, – говорил Уоллес. – Иногда мне бывает так одиноко. Хочу жениться, завести детей, жить своим домом.

Когда Ленард поправился, вся семья отправилась на лето в Борнмут. Но тут Эмма заболела скарлатиной. Это случилось по пути, в Саутгемптоне, где находилась банкирская контора, совладельцем которой стал окончивший колледж Христа Уильям. Чарлз, Эмма, Ленард и пожилая экономка Дарвинов остались в Саутгемптоне, а остальные поехали в Борнмут. Все четверо поселились в доме Уильяма на Карлтон-террас. Дом не блистал комфортом, но зато был достаточно просторным.