Приключения Жихаря - Михаил Успенский

В этот день князь Многоборья остался не у дел.

Столенградские плотники сколачивали длинные столы и лавки для грядущего пира, вышивальщицы украшали свежевытканные холсты надлежащими узорами, молодежь обоего полу разучивала полагающиеся к торжеству песни и пляски, стряпухи прямо на улице готовили угощение в больших котлах, кабацкие служки выкатывали из подвалов поместительные дубовые бочки, а счетоводы во главе с Колобком тихонько щелкали костяшками и громко рыдали, подсчитывая затраты.

Симеон Живая Нога уже успел оповестить всех, кого Жихарь желал бы видеть на празднике, – никак не мог найти только Яр–Тура и Беломора.

Мальчишки, оседлавшие все крыши и деревья, высматривали прибывавших гостей, потому что многие из них добирались до многоборской столицы весьма чудесными способами.

Девчонки, предводительствуемые Лялей и Долей, развешивали на домах и заборах березовые ветви и разноцветные венки.

Молоденький домовой со своим дворовым пособником носились по терему и двору, всех торопили и понужали – не хотелось маленьким опозориться перед гостями.

Даже новорожденный сын князя, покуда безымянный, был занят самым важным делом: учился жить на белом свете, орать и яростно сучить ручками и ножками.

Отдыхала только княгиня Карина, и повивальные бабки, шнырявшие вокруг княжеской бани, тревожились, что спит она слишком долго.

Один Жихарь пребывал одновременно в радости, тревоге и безделье. Тревога не отпускала его уже много дней, радость прорезалась вместе с первым воплем младенца нынешней ночью, а безделье было вынужденным – кому бы богатырь ни подряжался пособить, все его вежливо отгоняли, приговаривая, что не княжеское это дело.

Княжеских дел в этот день не было и не могло быть. В такой день и могущественный государь, и простой землепашец равны, потому что на белый свет явился тот, кому суждено либо продолжить отцовский путь, либо круто повернуть в сторону.

Когда человек рождается, возле бани, где это обычно происходит, обязательно крутятся три Суденицы – старуха, средолетка и юная девица. Они решают меж собой, сколько человеку суждено прожить, кем в жизни быть и как помереть.

Редко кому удается подслушать этот приговор: матери с отцом не до того, а постороннему человеку до чужой судьбы дела мало, да и опасное это занятие:

оскорбленные Суденицы могут заметить его и отнять язык.

Колобок же был и не человек, и не посторонний – он всю ночь подстерегал Судениц и успел–таки услыхать про долгий век княжеского сына прежде, чем был обнаружен. Заклятья Судениц на Гомункула не подействовали, так окаянные бабы пинками прогнали обнаглевшее, как они выразились, хлебобулочное.

– Все–таки лучше, чем ничего, – похвалился разведчик, отряхивая малиновый кафтанчик.

– Ты бы хоть цепь снял, – попенял ему богатырь. – Они же не глухие, враз тебя и раскрыли…

– Ага, чтобы Кот с Дроздом ее похитили! Ничего, другие и века своего не ведают…

А с утра и Колобок нашел занятие, и остался Жихарь один.

Он сидел на берегу пруда и смотрел, как плещется в воде конь Налим – тот умел мыться без помощи человека.

Сына богатырю сунули в руки только на краткое время, чтобы всенародно признал дитя своим, а потом сразу же утащили в теплую баню, к спящей матери.

Из гостей прибыл пока что один Сочиняй–багатур – его табуны в поисках высокой травы прикочевали к лесному порубежью, и это было во благо обоим народам – степняцкие стада тучнели, а многоборские границы обрели дополнительную защиту.

Сам певучий побратим Жихаревых переживаний не понимал и понимать не хотел, потому что сыновей этих у Сочиняя получилось даже с избытком – хватило бы только степи для всех. Вечный воспеватель девичьей красоты относился к появлению наследников примерно так же, как к овечьему окоту. Что и побратиму советовал.

Сочиняй и так, и этак пробовал развеселить богатыря, но потом плюнул и пошел к новому приятелю, Рапсодищу, чтобы поделиться с ним высокими песенными замыслами и потягаться в силе голоса. Но при первых же звуках состязания повивальные бабки прогнали певцов как можно дальше, в густой садик, откуда время от времени доносились до Жихаря то истошный визг, то мрачное гудение, то вопль предсмертный лопнувшей струны.

Во время странствий богатырю довелось погостить в диком бесштанном племени туруру и наблюдать там удивительный обычай. Во время родов женщину со сведущими старухами изгоняли из деревни на выселки, отец же будущего ребенка оставался в своей хижине, освобождался от всяких трудов и катался по полу с отчаянными криками, словно сам в тяжких муках рожал. Другие туруруйские мужики всячески его поддерживали и утешали, а по исходе благополучных родов поздравляли и приносили богатые подарки. Более того, наглый папаша после того еще отлеживался несколько дней, тогда как несчастная мать кое–как поднималась и шла в поле срезать колоски. Вот так в этом племени понимали поговорку насчет того, что без опары тесто не поднимется…

Многоборцы же в таких случаях открывали настежь все двери и окна, распахивали городские ворота, отворяли сундуки и клети, снимали даже печные заслонки, развязывали все узлы – чтобы роды прошли нестесненно. Подарки же приносили именно младенцу, да не сразу, а после того, как прорежется первый зуб.

Как обставляют деторождение в королевстве Яр–Тура, Жихарь не знал, поскольку король Камелота наследников покуда не имел, тянул чего–то – или королева ему досталась такая, пустопорожняя.

Что же случилось с Яр–Туром? Симеон Живая Нога докладывал, что дворец в Камелоте стоит пуст, если не считать немногочисленной и неразговорчивой стражи, что за Круглым Столом, за которым могут поместиться сто рыцарей и еще полста, никто не пирует, а простой народ печален и ждет каких–то напастей, потому что некому стало защищать его от великанов и колдунов.

«Вот отпразднуем родины – оседлаю Налима и помчусь туда, – решил про себя богатырь. – Вдруг это племянничек Мордред им что–то напакостил?»

Но потом подумал–подумал и понял, что уезжать сейчас никак нельзя: соседи, прослышав о неслыханном многоборском богатстве, непременно попытают счастье его присвоить. Да и Яр–Тур может внезапно обидеться, что вмешиваются в его дела, – ведь у рыцарей капризов еще больше, чем у баб. Вдруг король Камелота с дружиною просто отправились охотиться в глухие чащобы?

А с Беломором еще непонятнее. В избе на речном острове его нет, да и не жил он там в последние дни: тоже о чем–то тревожился, обходил город вдоль частокола, волхвовал.

Карина сказала, что накануне Жихарева приезда старик, по словам стражников, встал до света и, никому ни слова не молвив, ушел в лес без припасов и без чародейных причиндалов, даже босиком. Леший с Боровым тоже ничего не прояснили, потому что трое суток безвылазно играли в кости на пузатых жуков–рогоносцев и лесные обязанности свои оставили в забвении.

Жихарь уговорил Апокалипсию Армагеддо–новну посмотреть на талую воду, сохраненную для такого случая в липовом ковшике: вдруг да чего покажут? Но сколько дошлая гувернянька ни шептала над водой, ничего на поверхности не объявлялось, кроме чистого неба, – а по настоящему небу в час гаданья как раз шли облака. Не птицей же он улетел, хотя с Беломора станется…

Была еще слабая надежда узнать что–нибудь от Демона Костяные Уши, но он покамест еще не прибыл.

Из садика выбрели к пруду охрипшие Сочиняй–багатур и Рапсодище. Рапсодище притащил с собой лукошко с яйцами, позаимствованное у возмущенных стряпух.

Время от времени певцы опорожняли содержимое яиц себе в глотки для крепости голоса.

– Еще одно хорошее имя вспомнил – Оброслан! – сказал Сочиняй. – Самое счастливое имя. У хозяина с таким именем овцы часто–часто плодись, волки далеко–далеко обходи…

Степной хан, ежегодно гостивший в Многоборье, говорил уже почти правильно и даже пробовал слагать на чужом языке песни.

– Запомним, – вяло откликнулся Жихарь. В поисках имени для сына он с завязанными глазами наугад тыкал пальцем в строчки книги «Ономастикон», но всякий раз выпадал то Дурло, то Грузило, то Еболдай, то что–нибудь похуже.

– Назови–ка его лучше Терминатор, – посоветовал умудренный странствиями Рапсодище. – Тогда его и кирпичом не убьешь. Про Терминатора особое сказание сложено, называется «Повесть о ненастоящем человеке»…

И немедленно заголосил:

Ой, во том ли во светлыим будущем Все махины на людей исполчилися, Извести решили весь род людской…

– Тихо ты, – сказал богатырь. – Какой же он ненастоящий? Тогда бы у него пупка не было, а у моего все на месте… Скажешь тоже… Терминатор… Вы скорлупу–то в пруд не бросайте, я за вами не нанимался убирать!

– Мое дело – предложить, – огорчился Рапсодище.