Дитя Всех cвятых. Цикламор - Жан-Франсуа Намьяс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Итальянский вельможа? Вот вам три тысячи ливров. Я могла бы дать только половину, но оставляю все. Ключ!
– Я прошу… время подумать…
Лилит немного смягчилась. Начала улыбаться.
– Очень хорошо, сир де Куланж. Позволяю вам подумать до завтрашнего утра. Я заночую здесь с моими людьми. Охотно принимаю гостеприимство, которое вы так любезно предложили мне в прошлый раз.
– Мадам…
Эсташ де Куланж больше не смог ничего выговорить и рухнул на постель, совершенно обессилев. Лилит отвесила ему короткий поклон и вышла, держа шкатулку под мышкой.
У нее созрел план. Сначала она убьет хозяина замка, чтобы забрать у него ключ и покарать за отказ, а потом займется Анном. Возьмет его по-хорошему или силой, а в камеру подбросит окровавленное тело Эсташа. Все решат, что это Анн убил его, чтобы бежать…
Но следовало дождаться ночи, чтобы избежать нескромных глаз.
После ужина она устроилась с Филиппом в одной из комнат того же здания, где находился Эсташ. Убедившись в том, что ребенок заснул, Лилит встала, тихонько оделась, взяла свой кинжал, с которым никогда не расставалась, и вышла.
За дверью ее уже поджидал Полыхай со своими людьми. Конечно, она могла бы поручить сира де Куланжа им, но ей нравилось убивать самой. Она ни за что на свете не лишила бы себя подобного удовольствия.
К несчастью, убийство прошло слишком легко, чтобы по-настоящему удовлетворить дьяволицу. Жертва оставалась без сознания и лишь слабо хрипела. Лилит даже подумала, не добивает ли она попросту умирающего. Удар кинжала вырвал у Эсташа лишь легкий стон. Он даже не открыл глаз, когда поток крови хлынул у него изо рта. Как и предполагала Лилит, ключ оказался под подушкой…
Женщина схватила добычу и отправилась предупредить остальных. Полыхай и его люди завернули тело в заранее приготовленную оленью шкуру и двинулись к донжону.
Вскоре Лилит неслышно отомкнула дверь камеры и вошла туда одна с факелом в руке, оставив за порогом своих людей и их зловещую ношу.
Анн спал, свернувшись под своим одеялом из меха бербиолеток. Лилит поднесла факел к его лицу, поскольку угли в камине уже остыли и в помещении практически ничего не было видно. Свет не разбудил спящего.
Лилит прошептала:
– Люблю тебя!
Он открыл глаза с улыбкой – и вдруг подскочил.
– Вы?
– Не бойся… Я желаю тебе только добра. Я пришла устроить тебе побег.
– Никогда!
Она уселась подле него и томно изогнулась.
– Ты прав, не будем торопиться. Вся ночь наша. Как я тебе?
На сей раз Анн решил обойтись без учтивости. Он усмехнулся:
– Вы попросту смешны!
– Что ты сказал?
– Вы не в моем вкусе, ничего с этим не могу поделать. Я нахожу вас посредственной и вульгарной.
– Ты… осмелился?
– Если подумать, вы мне внушаете жалость. Думаю, в глубине души вы несчастны…
Лилит вскочила и заметалась по комнате, как фурия. Вдруг она увидела Зефирина на столе.
– А, понимаю! Девица оставила тебе своего сокола, иначе говоря, свое сердце… А ты взамен отдал ей свое, так ведь?
– Так!
– Ну так я съем твое сердце, думая о ней. Это будет чудесно.
Он поднялся, готовый броситься на нее. Она крикнула:
– Эй, вы, сюда!
Бандиты Полыхая навалились на Анна всей гурьбой, и вскоре он оказался связанным на своей постели. А мгновение спустя с ужасом увидел, как по полу волокут тело Эсташа де Куланжа. У того в сердце торчал кинжал.
Лилит дико взвыла. Хищный оскал исказил ее лицо. Она сбросила маску обольстительницы и показала себя такой, какой была на самом деле – ужасной и отвратительной.
– А-а-а!.. Ты отверг любовь Лилит! Ты посмеялся над Лилит! Ну так ты сейчас узнаешь ее… Посмотри на братца твоей возлюбленной. Посмотри, что я с ним сделала… И знай: это ничто по сравнению с тем, что ждет тебя…
По ее знаку солдаты вышли из комнаты. Лилит приблизилась почти вплотную к лицу Анна, словно хотела впиться в него поцелуем.
– Жалкий глупец, осмелившийся бросить вызов Лилит! Ты и представления не имеешь о моем могуществе. Знаешь ли ты, что это я вынудила Берзениуса послать в Куссон твою англичанку, чтобы соблазнить тебя?
– Вы?
Довольная произведенным эффектом, Лилит встала и сняла свой герб со слезами. Залюбовалась им.
– Я царица Ночи, черная Луна, смуглая Ева, темная мать. Смотри!
Резким жестом она распахнула камзол. Меж ее грудей появилась выжженная каленым железом пятиконечная звезда, обращенная вершиной книзу.
– Перевернутая пентаграмма, знак демона. Я – дьявол! Я могла бы пощадить тебя. Но теперь слишком поздно…
Анн зашептал молитву.
Она усмехнулась.
– Ты прав, самое время молиться! Мои люди захватили весь замок, и никто тебе не поможет.
Она снова подошла к нему и сорвала с него рубашку, в которой он спал. Анн закрыл глаза и продолжил молиться вполголоса.
– Ты умрешь, Анн де Вивре, но я хочу, чтобы ты знал, как… Слушай хорошенько, это важно! Я вспорю тебе грудь, но постараюсь не поранить сердце. Буду пить твою кровь, и любоваться, как оно трепещет, а потом съем его. И ты умрешь, лишь когда я вцеплюсь в него зубами. Но будь спокоен, это произойдет не сразу! Прежде я хочу, чтобы ты вдоволь помучился, чтобы всласть настрадался…
***Лилит ошиблась, подумав, будто Филипп заснул. Он притворился. Когда его «мать» вышла из комнаты, он тайком последовал за ней и все видел.
Последние три месяца он только и думал, что о смерти своих настоящих родителей, память о которых внезапно вернулась к нему в Париже при виде мышонка…
«Мышонком» звали его отца, а мать – Олимпой. Их обоих убил Адам де Сомбреном, однажды ночью, в том самом доме. Сир де Сомбреном насыпал яду в кувшин с водой, и мальчик видел, как утром оба скончались в нечеловеческих муках.
Подобное воспоминание наверняка было нестерпимо для ребенка его возраста, и потому малыш тотчас же все забыл. Казалось, память не сохранила ни малейшего следа… но внезапно все к нему вернулось при виде маленькой мышки в том самом месте, где разыгралась драма.
И тогда Филипп сразу понял все: и откуда эта никогда не оставлявшая его тоска, и почему отец и мать внушали ему такой страх. Ведь другие дети не боятся своих родителей!
До этого момента собственные чувства приводили мальчика в отчаяние; он вполне искренне считал себя извращенным чудовищем, а это еще больше усиливало его меланхолию. И вот внезапно открылось, что это не он чудовище, но его «отец» с «матерью» – вернее, те, кто убил его подлинных родителей!
Обнаружив истину, Филипп испытал сильнейшее искушение немедленно войти в родительскую спальню и броситься на злодеев. Конечно, он мог бы убить их, застигнув врасплох, но передумал. Ему некуда спешить. Надо дождаться подходящего момента, чтобы отомстить как следует…
