Леонардо да Винчи. Загадки гения - Чарльз Николл

«Привет» Марии выражается на ранних эскизах и рисунках поднятой правой рукой. В атеистический же XVI век тот же самый жест приобретает оттенок непристойности.

Все это напоминает нам загадочную запись, которую Леонардо сделал, а затем перечеркнул на листе, ныне входящем в Атлантический кодекс. Лист также датируется 1505 годом. На его обороте изображено несколько небольших коней для «Битвы при Ангиари». Леонардо написал: «Когда я сделал младенца Христа, ты вверг меня в темницу. Теперь же, если я покажу Его взрослым, ты сделаешь со мной худшее». Первую часть фразы можно связать с событиями 1476 года, когда Леонардо попал в тюрьму за связь с Якопо Сальтарелли. Возможно, тогда он написал Христа или сделал терракотовую статую, использовав Якопо в качестве натурщика. Теперь же он понимает, что его новая работа может стать причиной еще большего скандала. В изображениях ангелов и молодого Христа у Леонардо всегда сливаются гомосексуальность и высокая духовность. В качестве натурщиков он использует сексуально привлекательных юношей, и гомоэротизм присутствует во всех написанных им ангелах («Благовещение», «Мадонна в скалах», терракота из Сан-Дженнаро). Но высшее проявление этой идеи мы видим в «Ангеле воплощенном».

Связь между этим ангелом и хранящимся в Лувре «Святым Иоанном» прослеживается и в других поздних работах. Леонардо вновь и вновь возвращается к своему замыслу – точно так же, как когда-то возвращался к «Леде» или группе «Святой Анны». Но «Святой Иоанн» – это картина совершенно иная, непохожая на другие. Правая рука более не протянута вперед, открывая тело ангела или святого. Теперь она прижата к груди, прикрывая юную грудь и привлекая внимание к длинным, красивым пальцам левой (впрочем, левая рука остается точно такой же, как на эскизах). Полупрозрачная вуаль заменена звериной шкурой. На картине не показаны бедра святого. Кукольное лицо с огромными глазами «Воплощенного ангела» превратилось в сияющий, исполненный высокой духовности лик, обрамленный темно-рыжими кудрями. Андрогинность фигуры сохранилась, но она более не подчеркнута, как это было сделано на рисунке. Отойдя от сексуальной конкретики, Леонардо создает гораздо более глубокую и элегантную двусмысленность. Луврская картина по-прежнему несет на себе налет гомоэротизма – и сходство Иоанна с идеализированным образом Салаи связывает ее с личной жизнью Леонардо. Но все эти аспекты меркнут перед непостижимым сиянием, излучаемым картиной. Разложение и извращенность, которые были в «Ангеле воплощенном», исчезли благодаря волшебным «маслам и травам», полученным в Бельведере. Медленно, спокойно, слой за слоем они покрывали подготовленную доску, пока перед нами не возникла фигура, которую мы видим сейчас, – духовная и сексуальная, мужественная и женственная, грешная и святая. Леонардо сумел разрешить все конфликты сложной жизни человека.

Хотя композиционно «Ангел воплощенный» во многом напоминает благовествующего ангела, в нем присутствует еще один мотив, который можно было бы назвать Вассо malato, то есть «Больной Вакх». Этот сюжет хорошо знаком нам по картине Караваджо.[885] В картине переплетается языческая и христианская иконография. С этим мы уже сталкивались в «Леде». Леда – это языческая Мадонна, образ чудесного материнства. Отцом детей Леды стал не Дух Святой в образе голубя, а античный бог, принявший облик лебедя.

Вакх – это римский аналог Диониса. Имя произошло от искаженного Яккус. Так называли Диониса за его бесчинства (от греческого iache – крик). Подобно Дионису, Вакх не просто бог вина и веселья. Он воплощает в себе воспроизводство природы – отсюда и приапизм, изображенный Леонардо. Вакх – сын Юпитера. Считается, что он «произошел из бедра Юпитера» (поскольку мать Вакха, Семела, умерла, Юпитер подсадил младенца в свое бедро, чтобы выносить его). Отсюда и фаллические мотивы, связанные с этим богом. Фигура Вакха сопоставима с фигурой Леды. Это символ языческого плодородия и воспроизводства. Эта связь явным образом проявляется в картине Леонардо, написанной примерно в 1505 году. Как раз в это время герцог Феррары пишет письмо о некоем «Вакхе Леонардо». Письмо было адресовано человеку, владевшему картиной. Из этого можно сделать вывод о том, что речь шла о подлинной картине, созданной во флорентийской студии Леонардо примерно в то же время, что и ранние эскизы для «Леды». Утерянный Вакх мог иметь явное сходство с виндзорским рисунком благовествующего ангела, также созданным в 1505 году.

Болезнь Вакха, на которого так похож более поздний, римский «ангел», является частью природы бога плодородия. Болезнь – это символ послеродовой, послекоитальной усталости. Вакх – бог осени, бог угасания. На картине Леонардо Вакх предстает слегка отечным, хотя еще и не больным. Пирушка почти закончена, но еще не совсем.

Тема Вакха встречается в другой картине Леонардо, связанной со святым Иоанном, «Святой Иоанн в пустыне», на которой явно присутствуют все атрибуты языческого бога. Впервые картина упоминается в каталоге коллекции французских королей в Фонтенбло 1625 года. В ранних каталогах коллекции Фонтенбло картину называют «St Jean au désert», но в каталоге 1695 года название зачеркнуто и заменено другим – «Baccus dans un paysage».[886] Это позволяет предположить, что атрибуты Вакха – шкура пантеры, венок из листьев винограда, виноград и вакхический посох, тирс, в который превратился крест Иоанна, – были добавлены уже в XVII веке. Технический анализ не подтвердил и не опроверг эту гипотезу (рентгеновский анализ оказался бесполезным: когда картину в XIX веке переносили на холст, она была обработана свинцовыми белилами, непрозрачными для излучения). Возможно, что сходство между Крестителем и Вакхом являлось частью первоначального замысла художника, не замеченного ранними составителями каталогов. Крестителя традиционно изображают в овечьей шкуре, которую было несложно превратить в шкуру пантеры, добавив всего несколько пятен (в те времена пантерами называли леопардов).[887]

Ранний вариант картины, приписываемый последователю Леонардо, Чезаре да Сесто, позволяет предположить, что на Леонардовом «Святом Иоанне» присутствовали языческие мотивы. Чезаре находился в Риме в 1513 году и мог встречаться там с Леонардо. Креститель да Сесто в точности повторяет картину Леонардо, вплоть до оттопыренного большого пальца левой ноги.[888] Это не Вакх – на нем нет виноградного венка, шкуры пантеры, кистей винограда. Но я обратил внимание на две вещи. Во-первых, лицо Крестителя Чезаре отличается болезненной бледностью, а впалые глаза напоминают «Ангела воплощенного». Отсюда же и полупрозрачная вуаль. Во-вторых, крест, на который он опирается локтем левой руки, у основания обвит змеей. Не напоминает ли вам подобный крест кадуцей Меркурия? Посланец богов Меркурий – это прототип Иоанна Крестителя, посланного приготовить путь Бога. Можно связать Меркурия и с другим вестником, архангелом Гавриилом. Таким образом, мы видим, что Чезаре тоже играет с языческими атрибутами. Перед нами предстает протеевская фигура, принимающая разные формы – Ангел, Креститель, Вакх, Меркурий… Все они посланцы духовного мира, иной жизни, начинающейся после болезни и смерти. «Кто тот, что вновь разжигает вечно умирающее пламя?»

«Святой Иоанн в пустыне». Позднее картина получила название «Вакх»

Потоп

И тогда гром сказал…

На обороте «Ангела воплощенного» Леонардо написал три слова. Изначально они были написаны сангиной, а затем обведены черным мелом или углем, который был использован для рисунка на другой стороне листа. Вот эти слова:

astrapen

bronten

ceraunobolian

Это греческие слова, означающие «вспышки молний», «бури», «грозы». Все они связаны с описанием Плинием легендарной доблести греческого художника Апеллеса, который «изображал то, что не могло быть изображено», и в частности эти атмосферные явления.[889] Леонардо часто сравнивали с Апеллесом и называли тем, кто рисует «вымыслы, исполненные глубокого значения».[890] Теперь, когда карьера художника уже близилась к концу, Леонардо начинает писать о волшебной силе художника или рисовальщика, которая позволяет передать самые невыразимые силы Природы – Sturm und Drang, бурю и натиск.

Бури и грозы всегда привлекали Леонардо. Рассуждение о пещере начинается с описания бури:

«Бурное море не производит столь великого рева, когда северный аквилон вздымает его пенящимися волнами, ни Стромболи или Монджибелло, когда серные огни, заточенные, силою прорываясь и разверзая огромную гору, мечут в воздух камни, землю, вместе с извергаемым и изрыгаемым пламенем; ни когда раскаленные недра Монджибелло, обратно извергая плохо сдерживаемую стихию, отталкивая все к ее области, яростно гонят вперед всякое препятствие, становящееся на пути ее стремительного бешенства…»