Синдзи-кун и его попытка прожить обычную жизнь - Виталий Абанов

Раньше. И она никогда раньше не стала бы делать этого с Майко. Слишком уж они разные. Да и ориентацию никуда не деть.

Акира снова затянулась сигаретой. Майко требовательно протянула руку, и Акира вернула ей пачку сигарет. Майко взяла сигарету и наклонилась к ее руке, отбросив в сторону волосы. Акира зажгла на пальце огненную точку, и та прикурила.

– Знаешь, а я ведь раньше заметила, – сказала Майко, – раньше, чем ты.

– Ты о чем? – спросила Акира, глядя, как Майко затягивается сигаретой и красноватый свет озаряет ее лицо в полутьме беседки.

– О нем, – ответила Майко, – о тебе. О нас.

– Погоди, не хочешь ли ты сказать… – И внезапная догадка вдруг подкосила Акиру, она села как стояла – там же, благо скамейка рядом. Кровь! Вот оно. Никаких таких чувств, никакого влечения или желания творить черт-те что рядом с этим конкретным школьником у нее не было до… до того момента, пока он не вылечил ее своей кровью!

– Ага, – кивнула Майко, глядя на Акиру, – дошло-таки. Или ты думала, что мы все тут как течные сучки только и ждем шанса запрыгнуть на школьника и заездить его до потери сознания? Я и раньше замечала, что что-то тут не так, но сегодня… сегодня я точно это поняла.

– Он – менталист! – Волна гнева и отчаяния поднялась в груди Акиры. – Нужно…

– Тих, тих, тих, – успокоила ее Майко. – Чего нужно-то? И с чего ты взяла, что он менталист?

– Погоди-ка… дай подумать. – В голове Акиры закрутились мысли, она лихорадочно сверяла данные и воспоминания.

– Импринтинг, – наконец выдохнула она.

– Умница. – Майко затянулась сигаретой. – Я ведь, когда поняла – этой ночью, чуть раньше тебя, я же встала. Думала его подушкой придушить, пока еще можно. А-а-а… – она махнула рукой.

– Чего ж не придушила тогда? – буркнула Акира, внутри нее все трепетало. Ее изнасиловали! Ее и всех их. Ментализм тут ни при чем – это импринтинг. Кровь Сина – по сути мощнейший артефакт, магический сам по себе, а они использовали ее направо и налево, не позаботившись прочесть мануал или хотя бы узнать о побочных эффектах. А вот и он – импринтинг. Когда в результате использования артефакта ты привязываешься к его владельцу на подсознательном уровне. Начинаешь доверять ему. Перестаешь воспринимать все, что он предлагает, критично. А что может предложить мальчишка трем девушкам, которые воспринимают его слова без критики. Ну конечно же. То, чем они все тут занимались несколько часов назад.

Ей хотелось выдрать себе волосы и завыть, глухо и страшно, как зверь на луну. Она закрыла глаза и вдохнула вечернюю светлую прану, очищая свой организм от черных клубов страха, злобы и отчаяния. Выдохнула. И еще раз. И еще. Открыла глаза. Майко внимательно смотрела на нее.

– Полегчало? – спросила она. Акира кивнула.

– Тогда слушай. Давай вот тут и решим, что делать нам дальше. Читосе вон про это все даже и не догадывается, спит довольная.

– У Читосе нет парня, – сказала Акира и тут же почувствовала себя глупо. Какая разница, есть у тебя парень или нет, если тебя использовали против твоей воли. Или еще хуже – использовали так, чтобы твоя воля выступала союзником тем, кто использует.

– Давай не будем про Читосе, – сказала Майко. – Нам с тобой что делать?

– Хорошо. – Акира выдохнула и собралась с силами. Никто не может сломать тебя, если ты сам этого не допустишь. И она, Акира Нисимура, не зря грызла гранит науки и просиживала задницу в библиотеках, не зря училась у лучших умов в лучших университетах Японии. Она может взять себя в руки и действовать эффективно.

– У нас есть несколько вариантов, – наконец сказала Акира, – но сначала давай установим факты. У тебя ранее было какое-нибудь влечение или сексуальное чувство к мальчикам помладше?

– Эй!

– Я просто уточняю. Значит, нет. А к самому Сину?

– Ну, он меня забавлял. Так прикольно смущался. А потом… я вот подумала первые мысли о том, что я хочу прыгнуть к нему в койку, возникли в госпитале, когда…

– После того, как на тебя попала его кровь и ты чудесным образом исцелилась, – кивнула Акира. С ней все было так же – неясное чувство, которое заставляло ее расстегивать еще одну пуговицу на блузке, когда рядом находился он, или поднимать юбку чуть выше, чем подобало – все это возникло только после чудесного исцеления.

– Ладно. Факт наличия свойств импринтинга можно считать установленным, – вздохнула Акира. Погасила сигарету.

– Тогда я вижу только два выхода, – сказала она после продолжительного тяжелого молчания.

– Ну? – буркнула Майко.

– Первый. Убить его прямо здесь и сейчас. – Акира и сама не верила, что говорит это, все ее существо трепетало и протестовало против этого, но если надо, если они примут это решение, то она не будет колебаться, черт возьми. Это лучше, чем годы рабства, на коротком поводке у мальчишки. Это сейчас он пока вежливый и добрый, но пройдут годы, и… поношенным игрушкам путь только в помойку.

– Это… будет нелегко, – призналась Майко, – и если делать это, то только ты сможешь… издалека.

– Да, – как ни тяжело было Акире, но она кивнула. Майко такая же, как она, а то еще и хуже, она «подсажена» на кровь Сина раньше и ей надо быть рядом, она не сможет его убить. Акире же достаточно поднять руки, прямо сейчас, и столб огня взметнется над легким гостевым домиком из бамбука и рисовой бумаги.

– И нам будет нелегко тоже, – сказала Акира, – не говоря уже о… последствиях этого выбора. Но зато мы будем свободны.

– Какой второй вариант? – поежилась Майко.

– Второй? Оставить все как есть. Забыть про этот разговор и плыть по течению. Быть игрушкой в руках пацана, еще даже свою первую любовь не познавшего. Еще не знающего про силу своей крови. Я уверяю тебя, как только он узнает… – Акира покачала головой. Дети бывают жестоки. Дети бывают жестоки со своими игрушками и теми, кто не может дать сдачи.

– Как-то мрачновато, – сказала Майко.

– Свою судьбу можно доверить – и то не всегда – только достаточно зрелой личности, пережившей в своей жизни все, испытавшей катарсис, познавшей боль утрат и потерю друзей, умеющей преодолевать себя и заботиться об окружающих. Только такой человек не забудет, что ты еще человек, личность и не будет эксплуатировать тебя просто потому, что может. Но доверить себя мальчику пубертатного возраста – это