Будаг — мой современник - Али Кара оглы Велиев

Курсы размещались в районе пригородных бакинских дач — на северном берегу Апшеронского полуострова, в селении Мардакяны. Просторный дом бывшего миллионера-нефтепромышленника Мухтарова ждал курсантов.

Мы поездом приехали в Сураханы, а там пересели на старенькую «кукушку» и доехали до Мардакян.

Дом нефтепромышленника был хорошо приспособлен для отдыха в жаркие летние месяцы. В нескольких местах в саду были разбиты цветники вокруг фонтанов; струи, вздымаясь вверх, разбивались на тысячи переливающихся на солнце радуг. Мраморный бассейн, наполненный голубоватой морской водой, был предназначен для плавания. За большим просторным домом тянулись виноградники, а за ними — инжировый сад, окаймленный низкорослыми гранатовыми деревцами.

Здесь нет прохлады тенистых карабахских садов, где алыча чередуется с черешней, вишня с яблонями и грушами, персики с абрикосами. Нет и журчащих источников с хрустальной водой, зеленых лугов. Вокруг лежали пески, днем и ночью дули резкие ветры, поднимавшие тучи пыли. Я долго не мог понять, почему богатые люди приезжали на отдых сюда, в выжженную солнцем и зноем пустыню? Но, пожив здесь некоторое время, я ощутил необыкновенное удовольствие от чуть солоноватого морского ветерка, прохлады напоенных ароматами моря вечеров, прикосновения к телу ласковых волн, всепроникающего жара песка, который был приятен после остужающей свежести морской воды. И еще удовольствие от ощущения мягкости мелкого, словно пудра, белого песка под ногами.

Да, здесь нет фруктов карабахских садов, но зато с чем сравнить нежный и необыкновенно сладкий виноград шаны или плод инжира, прозрачно-медовый, сочащийся соком…

Занятия шли в доме при закрытых ставнях, поэтому жара не ощущалась, а все свободное время курсанты проводили в саду, под редкой тенью инжировых деревьев с большими резными листьями, или загорали на прибрежном песке, купались в море.

Иногда уходили в деревню, что была совсем рядом с нашим домом.

Мы присматривали за садом: рыхлили песок под виноградными кустами, подвязывали под наблюдением садовника лозы, чистили колодцы — их было несколько на территории усадьбы. Все самые жаркие бакинские месяцы мы прожили в Мардакянах.

Все бы хорошо, но только я остерегался купаться в море: всю жизнь прожил вдалеке от него и не умел плавать. Однажды наш преподаватель физики сказал, что с удовольствием научит плавать тех, кто не умеет. На следующий день желающие собрались у плавательного бассейна. Нас было человек пять.

Надо сказать, что бассейн был довольно глубоким, — может быть, в три, а может, и во все пять метров глубиной. С двух противоположных сторон в воду спускались металлические лестницы с поручнями. Надо было прежде всего научиться держаться на воде. Наш физик успокаивал подопечных, говоря, что, согласно законам физики, человек не может утонуть, так как вода сама будет его держать, если, конечно, знать некоторые дополнительные правила. Он показал нам, как надо двигать руками и ногами, велел раздеться и спуститься по лестнице в бассейн. Мы так и сделали.

По совету физика я отпустил поручни лестницы и взмахнул руками, но вместо того чтобы поплыть или хотя бы удержаться на воде, я в тот же миг с головой погрузился в воду. Еще мгновенье я слышал его слова: «Одновременно двигай руками и ногами», — но потом соленая вода заполнила мой рот и уши, и если бы не один из товарищей, который вытащил меня за волосы из бассейна, я никогда не слышал бы уже ничьих советов.

На шум выбежал руководитель курсов. Он отругал физика, что тот взялся за дело, которое знал не так хорошо (как законы физики).

Баку был совсем рядом, а в Кала-Маштагинском уезде, куда входили Мардакяны, царили отсталые нравы, суеверие. Еще сильны были устои мусульманства, моллы держали в узде прихожан мечетей, по-прежнему процветали служители разного рода святилищ, где якобы молящимся уготовано исцеление от всех недугов.

В соседних селах, таких, как Маштаги, Бузовны, Шувеляны, Шаган, Бюльбюли, Амираджаны, устраивались петушиные и собачьи бои. Со зрителей хозяева птиц и животных собирали мзду: они ставили пай за ту или иную сторону. Часто хозяева, чтобы барыш был побольше, жульничали, подбирали петухов или собак с той целью, чтобы победа была обеспечена тому, на кого ставили они сами. А потом делили прибыль поровну, оставляя зрителей в дураках. Смешно было смотреть на толпу мужчин с выкрашенными хной бородами, которые яростно спорили и кричали, чей петух или пес победит. Что и говорить, вид обливающихся кровью псов или петухов наводил страх на слабонервных, и, наоборот, разжигал низменные чувства в любителях подобных забав. Здесь властвовали жестокость и азарт.

Меня так потрясли эти кровавые сцены, что я написал большой фельетон в газету «Гяндж ишчи» («Молодой рабочий»). Редакция решила предварительно проверить факты, приведенные мною, и отправила запрос в уездный комитет комсомола Кала-Маштагинского уезда. Как выяснилось позднее, один из работников укома был родственником человека, о котором я писал в фельетоне. Поэтому он ответил в редакцию, что факты, о которых пишется в фельетоне, выдуманы.

Ответственный секретарь «Молодого рабочего» показал мне ответ укома комсомола и спросил, что я думаю по этому поводу. Я посоветовал редакции обратиться в комитет партии, где, наверно, работают люди более ответственные, чем в укоме комсомола. Результаты говорили сами за себя: через два дня мой фельетон был опубликован под псевдонимом «Зангезурец». А уездный комитет партии Кала-Маштагинского уезда собрал большое совещание с участием работников газет и журналов и представителей ЦК комсомола Азербайджана. На повестке дня стоял единственный вопрос: «О борьбе с суевериями и религиозными пережитками». На совещании говорилось и о тех фактах, которые были подмечены мной. Говорили и о том, что и Сураханах и Мардакянах среди молодежи слышна грубая брань.

Курсанты приняли деятельное участие в совещании. Если не считать этого события, жизнь в бывшем доме нефтепромышленника Мухтарова текла спокойно. Мы усердно занимались, а время спешило вперед.

Уже приближался сентябрь, когда окончившие курсы должны были разъехаться по местам своего назначения.

«ХОЧЕШЬ ЛИ РАБОТАТЬ В ГАЗЕТЕ?»

С таким вопросом ко мне обратился заведующий отделом рабочей жизни газеты «Коммунист» Мамедкули Алиханов.

Это был совершенно седой человек с моложавым, почти юношеским лицом. Все то время, что я был у него в кабинете, я чувствовал на себе его внимательный взгляд.

Честно скажу: когда я задумывался над тем, где бы мне хотелось жить в будущем, то я желал одного — возвращения в родные мне горные края. В Баку ветры и жара мне надоели. Я был словно скован в узких городских улицах и переулках, стиснутых с