Смута. Ее герои, участники, жертвы - Людмила Евгеньевна Морозова

Ведавший Казенным двором боярин Ф. И. Шереметев сразу заинтересовался: откуда у осташковского купца оказался столь редкий камень, достойный быть лишь в царской сокровищнице? Началось расследование. Кондрата привезли в Москву и с пристрастием допросили. Он был не только вороватым, но и трусливым человеком, поэтому признался, что когда-то украл узелок с ценностями у Евфимии. Так, через 9 лет, вновь всплыло дело о расхищении Андроновым царской казны.

После этого в Казань была отправлена царская грамота с приказом найти Евфимию и тщательно обыскать все ее имущество. Для его выполнения и явились в дом Болотниковых незнакомцы. Василия Пантелеевича и Евфимию, их детей и слуг под конвоем отправили к воеводам Лыкову и Барятинскому, и начались допросы. Первым пришлось держать ответ главе семейства. Василий ничего не стал скрывать, поскольку его не было в Москве, когда царская казна нещадно разворовывалась. Следует отметить, что Федор Андронов был повинен в этом не меньше многих других. Болотников поэтому лишь передал то, что ему рассказала Евфимия: о том, что брат дал ей 30 запонок с алмазами и изумрудами, что сама она нашла в Чудовом монастыре золотые цепи и мешочек с самоцветами, что у нее были их собственные ценности, стоившие не менее 500 рублей, часть которых присвоил И. П. Шереметев. Последнее допрашиваемым не понравилось, поскольку они знали, какими влиятельными лицами были при дворе Шереметевы. Чтобы объяснить отсутствие многих ценностей, Болотников подробно рассказал о том, что золотые цепи были отданы Ивану Быку, но тот их закопал и потом не нашел, о том, как обокрал Евфимию осташковский купец К. Хломов, и о том, что игумен Нектарий оказался честным человеком и вернул все оставленные у него на хранение семейные ценности. В конце он добавил, что к настоящему времени ни у него, ни у жены нет ничего из того, что дал Андронов и что могло быть украденным из казны.

Евфимия поначалу старалась быть как можно немногословнее и лишь кратко отвечать на поставленные вопросы. Поэтому она умолчала о том, что брат давал ей алмазные запонки и другие драгоценности. Воеводам она созналась лишь в том, что подобрала в Чудовом монастыре брошенные казаками вещи, среди которых был мешочек с камушками и золотые цепи. Более того, она даже попыталась уверить следователей в том, что именно этот мешочек и украла у нее жена Кондрата, цепи же были потеряны.

Увидев несоответствие в показаниях мужа и жены, воеводы поставили их друг против друга и начали перекрестный допрос. Тут уж Евфимии пришлось сознаться, что брат давал ей драгоценности, но не для личного обогащения, а для того, чтобы продать и передать деньги в Чудов и Кириллов монастыри. Чтобы вызвать у Лыкова и Барятинского сочувствие и как-то оправдаться, Евфимия подробно перечислила свои личные вещи, украденные Хломовым и беззастенчиво присвоенные И. П. Шереметевым. Кроме того, она добавила, что часть найденных в Чудовом монастыре вещей до сих пор должны храниться у монаха Марка Константинова. Ведь она их так и не взяла себе.

После допроса родителей взялись за детей. Старший, Василий, вспомнил лишь то, что уехал из Москвы с дядей Пятуней Михайловым, потом жил в Ярославле у Кузьмы Огнева. Мать приехала с Павлов через месяц, потом все вместе поехали в Тверь, по дороге были ограблены казаками атамана Курдюка. Никаких чужих драгоценностей у отца и матери он никогда не видел. (Помня наставления матери, Вася решил забыть о том, как она прятала в его одежду алмазы и золото.) Еще меньше дал допрос Паши — он ничего не помнил о событиях своего раннего детства — ведь ему тогда было только 3 года.

На этот раз следователи выяснили, что у Евфимии есть еще одна сестра и что она тоже живет в Казани. Пришлось и Аксинии держать ответ за преступление брата Федора. Сначала она тоже решила говорить как можно меньше и умолчать о вещах, данных ей братом, — ведь их у нее давно не было. Кроме того, она очень туманно объяснила, как попала в Ярославль и как там жила 6 лет. Точным было лишь ее сообщение о том, что сын забрал ее и перевез в Казань. При этом из всех ценностей у нее было лишь то, что завещала ей мать: одежда и 10 рублей денег. Ничего нового не мог добавить и сын Аксинии Трифон — во время московской осады он находился в ополчении у И. П. Шереметева и князя Черкасского, с Андроновым контактов не имел, мать нашел в Ярославле в 1619 году и взял к себе в Казань.

Тогда у следователей возник законный вопрос: почему Федор Евфимии дал драгоценности, а второй сестре — нет? Пришлось Аксинии сознаться, что и у нее были золотая цепь, мешочек с жемчугом и три ожерелья с драгоценными камнями, но все это было украдено казаками в Кремле, когда она шла навестить сидевшего в тюрьме брата. После этого был допрошен помощник Василия Семен Фирсов. Тот сообщил еще меньше, поскольку поступил на службу к купцу, когда тот был в Иван-городе. С Евфимией он познакомился только в Казани, никаких особых ценностей в дома Болотниковых не видел, никаких вещей продавать ему не давали. Правда, потом в его лавке нашли синий сапфир, и пришлось долго объяснять, что В. Болотникову он не принадлежал, а являлся залогом другого купца. Следователи не захотели разбираться в этом деле и на всякий случаи камень конфисковали.

В ходе обыска в доме Болотниковых была обнаружена спрятанная в бане коробка с драгоценностями. В ней была одна золотая запонка, два крестика (один золотой, другой — серебряный), вырезанная на зеленом камне иконка, золотые перстни и несколько серебряных ковшей, чарок и ложек. По поводу коробки Василий сказал, что она находилась в горнице и что все, что в ней лежит — их семейное добро. Евфимия же созналась, что, увидев чужих людей на крыльце, попросила служанок перепрятать коробку. Все это показалось следователям очень подозрительным, и они с пристрастием допросили служанок, Татьяну и Дарью. Обе лишь подтвердили слова хозяйки. Подводя итог допросам, воеводы пришли к выводу, что ничего особо крамольного не обнаружили. Писать в Москву было почти нечего. Поэтому они решили допросить всех снова, но уже под пытками.

Подвешенный на дыбу Василий Пантелеевич ничего нового добавить не смог — ведь его не было в Москве в момент взятия Кремля. Ужасно мучавшаяся Евфимия, чтобы следователи отстали от нее, добавила к прежним показаниям некоторые детали: в польском чемодане лежали не только золотые цепи, но и 10 синих и зеленых камешков, которые