Небо и земля - Виссарион Саянов

— Конечно, плакала, да и как ей не плакать? — рассудительно сказал Ваня. — То о Глебе, то о тебе говорила все время.

— Вот ты ее и утешай. Это твое дело.

Ваня сокрушенно махнул рукой, но спорить с Быковым не решился и широкой, размашистой походкой, поминутно оглядываясь, пошел к дому.

Быков скучал, если приходилось подолгу не встречаться с Ваней, но излишнюю нежность считал баловством и строго пробирал приемного сына, если казалось ему, что тот в чем-нибудь провинился.

Полевой ждал на повороте дороги.

— Распрощался? — спросил он. — А нам тем временем автомобиль прислали.

Быков кивнул головой и уселся рядом с партизаном. Впереди с шофером, как всегда, сел Тентенников.

Николай уже уехал в штаб армии, а летчики и Полевой должны были направиться прямо на сборный пункт отряда: там был устроен новый аэродром.

Полевой только свирепо откашливался да вздыхал, когда машину подбрасывало на пригорках и ухабах. Быкову тоже не хотелось говорить, и в который уже раз вспоминал он стихи старого летчика:

Солнце светит — не боюсь,Ветер дует — я смеюсь…

Было очень поздно, когда приехали они на новое место. Отсюда нужно было идти пешком: и партизанский штаб и аэродром были в лесу.

Через полчаса узкий проселок, круживший по дубовым рощам, привел к дымной поляне.

Шофер остановил машину. Стало светлее. Запрятавшаяся в круглом облаке луна освещала его изнутри. Деревья шумели на ветру, пряно пахли травы.

Полевой вышел из машины, о чем-то вполголоса посовещался с встретившими его дюдьми.

— Теперь машину оставим, дальше пешком пойдем, — сказал он.

В лесу он словно преобразился и так быстро семенил коротенькими, толстыми ногами по тропе, что даже длинноногий Тентенников еле поспевал за ним.

Так шли они больше часа, не перемолвившись словом. Наконец с пригорка увидел Быков переползавшие по склону крохотные огоньки. Потянуло дымком, послышались хриплые, простуженные голоса, и сразу, словно по команде, выросли перед ним десятки костров на широкой поляне.

Теперь к тем двум спутникам, которые шли впереди, прибавилось еще человек пять. Полевой в темноте узнавал их по голосу.

— Кони накормлены? — спросил он.

— Сладу нет с ними! — сказал кто-то. — Стреножить хотели — не даются. Гриву по ветру — и в поле.

— Не долго уж ждать осталось.

— Скоро в поход?

— Скоро.

— Вот и хорошо! — отозвался молодой веселый голос. — А то истосковались ребята.

На краю полянки, под высокими дубами, стояла избушка лесника. В ней помещался штаб партизанского отряда.

— Хоромы невелики, — сказал Полевой, — но вы уж, того, не побрезгуйте, тут нам не век жить! А дальше — вразлет: мы — на коньках-горбунках, а вы — на ковре-самолете.

В избушке на столе стоял кувшин с кислым молоком, лежал каравай белого хлеба; чадили, потрескивая самодельными фитилями, керосиновые коптилки. На стене висела карта окрестного района, старательно склеенная из маленьких листов неумелыми руками: кляксы и блестящие полоски расплывались по карте, и стоило только прикоснуться к ней — как руки сразу становились липкими от клея.

— Стало быть, сразу возьмемся за дело, — сказал Полевой, отрезая перочинным ножом порядочный ломоть от каравая. — Я вам по карте точно обозначу, где будет наша дорога. Такую же карту я для вас приготовил. Не знаю, красиво ли подклеили, но уж за точность ручаюсь.

Он подошел к карте и, водя по ней тонкой указкой, обозначил направление своего рейда. Дорога его отряда начиналась в лесу, верстах в двух от сторожевой избушки, шла верст двадцать по пустынному предстепью и сразу сворачивала на Эмск. Не доходя верст тридцати до Эмска, уходила на восток, к железнодорожному мосту, и терялась в яблоневых садах левого берега.

— Там, по слухам, у белых тыловые склады, — сказал Полевой. — Разгромим их — и сразу же обратно. К тому времени нам Реввоенсовет армии новое дело найдет.

Быков и Тентенников договорились, в каком районе следует завтра искать отряд.

— Дальше той рощицы сегодня мы не пойдем, — тихо сказал Полевой, обозначая на карте место первого привала. — Сигналы будем расстилать полотнищами — и по азбуке Морзе. У меня уж и полотнища припасены и люди обучены делу. А разбираться так будем: длинное полотнище — тире, пополам сложенное — точка. Знак же на посадку и того проще будем давать: расстелим рядом два длинных полотнища и одно короткое, значит, садиться можно. А если их выкладывать не будем — о посадке нечего и думать.

Уже рассвело, когда летчики пошли на аэродром, недавно сооруженный Полевым; как только удалось ему добыть трофейный самолет и грузовик с горючим, он сразу же решил оставить у себя это, как говорил он, «богоданное имущество».

Чтобы легче было выпросить в Реввоенсовете армии летчиков, он все приготовил для встречи желанных гостей — и поляну расчистил, и ангар соорудил, и даже в ящиках из-под самолетов две складные кровати поставил для будущих своих воздушных помощников.

К радости летчиков, машина была новенькая — «ньюпор» прошлогоднего выпуска, а горючее такого качества, о каком им и мечтать не приходилось в последние месяцы.

— Нет, ты погляди! — кричал Тентенников. — Ты погляди, бензин какой — объедение! Так и выпил бы его, как шампанское! А то у нас с тобой руки в болячках от плохого горючего. Видишь, как нынче Антанта белогвардейщину снабжает, самые новенькие машины им шлет…

— А я уж в дорогу собрался, — сказал Полевой, подъезжая к сараю на жеребце с короткой, словно пририсованной гривой.

Он еще раз повторил летчикам, что вылетать им надо не раньше пятого часа, сказал, каких сведений ждет от них, и ускакал по тропе. В седле он не казался коротышкой, и выбивавшийся из-под фуражки чуб придавал ему выражение лихости, совсем неожиданное на этом одутловатом лице.

Долго провозились летчики с машиной и еле управились к шести часам.

…Заревел мотор. Ветер подбрасывал самолет то вправо, то влево, и на виражах отходили вразлет желтые леса, ложбины; летели на юг, по пути отряда Полевого.

Быков увидел внизу конную колонну, двигавшуюся по проселку. Он знал, что это отряд Полевого, и радовался, что привелось ему с Тентенниковым участвовать в смелом набеге.

Сегодня нужно было разведать дорогу до Эмска. Кто знает, может быть, навстречу отряду Полевого идет теперь в набег и белый отряд?

Быков хорошо знал трассу, и через час самолет уже летел над окраиной Эмска, — блеснула, свиваясь лентой, речонка, меж желтыми пятнами осенних садов мелькнули зеленые крыши строений.

Над тем местом, где, по его расчетам, был похоронен отец, Быков снизился и увидел перепутье пяти дорог, отползавших в предстепье.

Он сделал круг над перепутьем. Тентенников тотчас протянул записочку:

«Здесь?»

Быков кивнул головой.

Казалось, дорога до Эмска опустела, и ничего, кроме нескольких крестьянских возов с сеном, не видели летчики на шоссе и объездных дорогах. Вдруг белые клубы дыма скользнули вверх, и ожил казавшийся безлюдным перелесок.

Сразу вынеслись на шоссе кони, пригибаясь, выбежали из лесу пулеметчики со станковыми пулеметами.

«Ньюпор» взмыл вверх. Яснее становились очертания перелесков и рощиц. Белые дымки теперь казались совсем далекими, словно клубились они над самыми верхушками деревьев.

Самолет приближался к Эмску.

Быкова неудержимо тянуло к старому аэродрому. Столько было пережито там! Еще раз взглянуть на него хотелось обоим летчикам.

Они совсем низко прошли над аэродромом. Теперь, как им было уже известно, тут обосновался авиационный отряд Васильева.

«Стало быть, здесь они устроились, — подумал Быков. — Да и немудрено, что именно наше место облюбовали! Ведь Здобнов помнил его хорошо».

Обратный путь был удивителен.

Снова летел самолет над войскам:! которые обстреливали его на подступах к Эмску.

Но теперь никто не обстреливал «ньюпор», и солдаты, задрав головы кверху, следили за его полетом, словно это был свой, белый самолет.

«Ничего не понимаю», — написал в записке Тентенников.

Быков снова полетел по старой трассе. Быстро начинало смеркаться, и следовало поскорее дотянуть самолет до стоянки отряда Полевого.

Вот уже и лесок, о котором говорил Полевой, и внизу, за деревьями, виден какой-то брошенный дом, возле него грузовики, обтянутые брезентом, и партизаны бегают по опушке леса. Свои…

Самолет идет совсем низко. Тому, кто смотрит снизу, кажется, должно быть, что вот-вот заденет он верхушки раскидистых дубов на крутом пригорке.

Быков сделал круг над поляной — единственным местом, где мог бы спуститься самолет. Но там никто не выкидывает полотнища, не дает знака к посадке…