ФБР. Правдивая история - Тим Вейнер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пиро родился приблизительно в то время, когда Саддам впервые взял власть в Ираке. Ему было 34 года, этому высокому, худощавому мужчине с яркими глазами. Он был офицером полиции в Терлоке, Калифорния, — городе, расположенном в сотне миль к востоку от Сан-Франциско, который уже несколько десятилетий был домом для общины ассирийских христиан с Ближнего Востока. Его родители переехали сюда в 1982 году, когда ему было 12 лет, спасаясь от войны, терзавшей Бейрут.
Шесть недель Пиро готовился к допросам Хусейна. Его отчеты о допросах показывают, что хорошие взаимоотношения, которые он наладил, и точность его вопросов привели к откровениям, которые приковали к себе внимание Белого дома. Саддам сказал, что пользовался телефоном всего лишь дважды и редко спал в одной и той же постели две ночи подряд с тех пор, как в 1991 году началась первая война американцев с Ираком. Он презирал Усаму бен Ладена как суннита-фанатика. Теперь он готовился умереть от рук тех, кто его пленил.
Шесть дней Пиро интенсивно и неоднократно допрашивал Саддама о неуловимом арсенале химического и биологического оружия Ирака, который был оправданием президента Буша для американского вторжения в Ирак.
Где находится оружие массового уничтожения? — задавал он вопрос. Существует ли оно вообще? Нет, не существует, сказал Хусейн. Это был долго длившийся блеф, обман с целью припереть к стенке иранцев, израильтян и американцев.
«Мы уничтожили его. Мы об этом говорили вам, — сказал он Пиро 13 февраля 2004 года. — Клянусь богом, если бы у меня было такое оружие, я бы воспользовался им в борьбе с Соединенными Штатами». Он говорил правду.
ФБР — уже не в первый раз — представило доказательства, подрывавшие президентскую власть. «Никто не был потрясен и зол более, чем я, — написал Буш в своих воспоминаниях. — У меня было отвратительное чувство всякий раз, когда я думал об этом. Оно у меня есть и сейчас».
Глава 45. «Если мы этого не сделаем, погибнут люди»
На следующий день после Пёрл-Харбора президент Рузвельт передал Дж. Эдгару Гуверу полномочия контролировать все телефонные звонки, входящие и исходящие из Соединенных Штатов. Через три недели после трагедии 11 сентября президент Буш вручил Роберту Мюллеру почти такие же мощные полномочия.
В течение двадцати девяти месяцев после приказа Буша ФБР отслеживало тысячи телефонов и интернет-адресов в Соединенных Штатах под эгидой Агентства национальной безопасности. «Каждый день, — сказал Мюллер, — Бюро анализировало угрозы, пришедшие изо всех уголков мира, в которых говорилось, что в Соединенных Штатах случится такой-то теракт»[682].
Задача «обезвредить боевиков «Аль-Каиды »[683], которые уже оказались в США и вошли в американское общество, является одной из наших самых серьезных проблем, связанных с разведкой и обеспечением правопорядка», — сказал Мюллер на закрытом собрании сенатского Комитета по разведке 24 февраля 2004 года. Теперь это задание привело директора в тупик. Он должен был проигнорировать президента и вице-президента Соединенных Штатов, противостоять им в поединке за секретность и демократию и бросить им вызов именем закона.
Как минимум три отдельные глобальные программы подслушивания выкапывали информацию и анализировали электронный эфир в рамках «Звездного ветра». По крайней мере две из них нарушали Конституцию, гарантировавшую защиту от несанкционированных обысков и изъятий. Мюллер не видел доказательств того, что слежка спасла жизнь, остановила неминуемый теракт или помогла обнаружить члена «Аль-Каиды» в Соединенных Штатах.
На проведение программы «Звездный ветер» нужно было каждые сорок пять дней получать санкцию за подписями президента Буша и министра юстиции Эшкрофта. Они действовали на основе докладов из ЦРУ — офицеры разведки называли их «страшилками», — оправдывая продолжение слежки. Число людей, которые знали факты, было чрезвычайно мало, но оно росло. Горстка юристов министерства юстиции и судей, занимающихся в судах делами, касающимися секретной информации, полагала, что эти программы противоречат Конституции и их следует держать под контролем. Они убедили в этом Джеймса Коуми, недавно назначенного заместителем генерального прокурора. А Коуми вскоре добился того, что Роберт Мюллер пересмотрел свои взгляды.
4 марта Мюллер и Коуми пришли к пониманию того, что ФБР не может продолжать программу слежки. Размах обысков следует изменить, чтобы защитить права американцев. Они полагали, что министр юстиции Эшкрофт не может снова одобрить программу «Звездный ветер» в том виде, в каком она есть. В тот же день Коуми донес свою точку зрения до своего начальника в ходе часового спора в министерстве юстиции, и Эшкрофт с ним согласился. Коуми был убедителен. Будучи одним из любимых в ФБР прокуроров, внуком ирландца — комиссара полиции, он в течение двух лет после терактов «Аль-Каиды» умело и энергично работал по делам, связанным с терроризмом, на посту прокурора США на Манхэттене. Доверие, которым он был облечен в то время, показывало, что внушающая благоговение сила американской национальной безопасности покоится на личных взаимоотношениях, равно как и полномочиях в силу закона.
В тот вечер, через несколько часов после того, как Коуми привлек его на свою сторону, Эшкрофт испытал мучительную тошноту и боль. Врачи диагностировали потенциально безнадежный случай желчнокаменного панкреатита. Ему вкололи успокоительное и назначили хирургическую операцию. Ввиду того что Эшкрофт вышел из строя, Коуми стал исполнять обязанности министра юстиции и руководителя правоохранительных органов Соединенных Штатов.
Программу «Звездный ветер» нужно было узаконить заново 11 марта. Впереди были семь дней борьбы, перетягивание каната между безопасностью и свободой. Мюллер «оказал мне большую помощь в ту неделю», сказал Коуми.
Директор ФБР встретился с вице-президентом Чейни в Белом доме в полдень 9 марта. Они пристально смотрели друг на друга через стол в угловом кабинете главы администрации президента Эндрю Карда. Чейни был непреклонен: ни у кого нет права бросать вызов власти президента. Слежка будет продолжаться по его распоряжению. Это будет происходить с одобрения министерства юстиции или без него.
«У меня с этим возможны проблемы»[684], — ответил Мюллер. Его записи об этой встрече гласят, что он сказал вице-президенту, что ФБР должно «пересмотреть законность своего продолжающегося участия в этой программе».
10 марта президент Буш приказал Карду и советнику Белого дома Альберто Гонсалесу отправиться в отделение интенсивной терапии больницы Университета Джорджа Вашингтона, расположенного на расстоянии мили к северо-западу от Белого дома, и получить подпись Эшкрофта. Для безопасности палату Эшкрофта охранял наряд сотрудников ФБР. Накануне у него была операция. Он был не в состоянии принимать посетителей и тем более подписывать секретные приказы президента. Президент позвонил в больницу в 18:45 и настоял на разговоре с Эшкрофтом. Трубку взяла его жена.
Президент сказал ей, что вопрос касается национальной безопасности. Она отказалась передать мужу трубку. У агентов ФБР хватило хладнокровия предупредить начальника отдела кадров Эшкрофта, что люди президента находятся в пути. Он позвонил Коуми. Исполняющий обязанности министра юстиции позвонил Мюллеру и попросил его подъехать в больницу и стать свидетелем конфронтации.
Они ринулись в отделение интенсивной терапии. Коуми оказался там первым. Он вошел в затемненную палату и увидел, что Эшкрофт слабеет: «Я немедленно начал с ним говорить… и попытался понять, может ли он сосредоточиться на том, что происходит. Мне не было ясно, может ли он это сделать. Казалось, что он в очень тяжелом состоянии». Коуми вышел в коридор и снова позвонил Мюллеру. Директор сказал, что будет через несколько минут. Он хотел поговорить со своими сотрудниками. Он приказал им позаботиться о том, чтобы люди президента не вышвырнули исполняющего обязанности министра юстиции из больничной палаты.
Агенты ФБР записали, что Кард и Гонсалес вошли в 19:35. Гонсалес встал в изголовье кровати с желтоватым конвертом в руках, в котором лежала санкция, подписанная президентом США. Он сказал Эшкрофту, что ему нужна его подпись.
Эшкрофт поднял голову с подушки и отказался. «В очень крепких выражениях» он сказал, что программа незаконна; его аргументация была «сильной как по сути, так и с фактической стороны, что поразило меня», сказал Коуми. Потом Эшкрофт снова опустился на подушку и сказал: «Но это не имеет значения, потому что я не министр юстиции. Вот министр юстиции», и он указал на Коуми.
Мюллер на выходе встретился с эмиссарами президента, шедшими с пустыми руками. Они были готовы скрестить шпаги.