Смешная русская история (статьи) - Борис Синюков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
То, что торговлю изобрели древние евреи я доказал в других своих работах. Повторяться не собираюсь. Торговля же подразумевает товарное производство. Вот этот вопрос я еще не рассматривал. Географы и антропологи давно заметили, что дикие, первобытные племена не истощают природу, среди которой живут. Отчего и нам, урбанизированным, не рекомендуют этого делать. Но мы упорно не внемлем призывам умных людей, которые недостаточно умны, чтобы понять – в чем проблема?
А, проблема – в товарном производстве. Аборигены на Дальнем Востоке не едят лососевой икры. Когда идут лососевые на нерест в реки, аборигены стоят по колено в икре, выбрасывая ее прямо на землю из рыбьих туш, а тушки – вялят, себе и собакам – на зиму. Вялят, а не солят потому, что на всем побережье Тихого океана, начиная от Индокитая и до самой Чукотки, месторождений соли нет. «Варварски» уничтожая рыбье поколение, аборигены, тем не менее, не наносят никого вреда окружающей среде, и Красной книги не заводят. Веками установилось равновесие: чем больше аборигены ловят лосося, тем лосось больше вырабатывает в себе икры, чтобы из тысячи икринок только одна рыбка уплыла в море на откорм. А икру аборигены потому не едят, что ее без соли сохранить невозможно, а «вяленая» икра напоминает кожаную подошву. И по виду, и по вкусу. Но, как только в эти места пришли торговцы и принесли с собою соль, икра стала товаром. Поэтому я своими собственными глазами видел на берегу реки Сучан в Приморском крае кучу уже гнилого лосося тонн эдак на 5–6, из которого была взята только икра.
Аборигены Африки веками охотились на слонов и леопардов, а численность их не убавлялась. Ибо слоновые бивни и леопардовые шкуры им были не нужны в таком большом количестве. Шкуры прочные и ноские, а желающих вырезать из слоновой «кости» фигурки было мало. Выше упомянутые страусы вообще обитали чуть ли не до Белого моря и Тихого океана, но моды на страусовые перья у аборигенских дам не было. Как только леопардовые шкуры, слоновьи бивни и страусовые перья стали товаром, так и завели Красные книги.
Причина в том, что торговое племя распространялось по Земле очень быстро. Не тысячи лет, а всего сотни. Не более 500, (доказательства у меня – в других работах). Поэтому генетический аппарат уничтожаемых в массовом порядке животных не успевал приспосабливаться к потерям детей до брачного возраста. Самым хитрым оказался лосось, мы все еще его едим, хотя и не такого крупного как раньше. Особенно хорошо это видно на японской селедке иваси. Когда я был еще маленький, селедка иваси была в магазинах такая же крупная, как и обычная «тихоокеанская» сельдь. Лет десять назад эта селедка напоминала уже речных пескарей, а сейчас ее вообще нет в магазинах.
Точно это же самое можно сказать о любом другом животном или растении, например, о дальневосточном «корне жизни» – женьшене. И даже о рудах, лесе, газе и нефти. Что стало товаром, то исчезает.
Давайте рассмотрим следующую ситуацию. Сколько надо лет, чтобы вывести среднюю потребность, например, в лососе для данного племени? Не больше 10 лет. Тогда спрошу: какой дурак будет вытаскивать из речки столько лосося, чтобы он потом гнил в куче? Спрос рождает предложение, спрос формируют торговцы. Поэтому лосося ловят больше, уже как товар. Без торговцев товарное производство невозможно. Это не товарное производство, а – куча гнилой рыбы. Кроме того, товарное производство предполагает запас, товар в обороте, значит – склады: много хороших вещей в одной куче. Возникает соблазн: не ловить рыбу, а украсть ее в куче, или просто отобрать.
Рассмотрим вопрос об украсть и отобрать. Допустим, стоят две аборигенские деревни на берегу Тихого океана. Между ними – километр. А до речки, на которой стоит каждая из деревень, 20 метров. А в речке рыбы – раз в десять больше, чем на любом из складов. Я этим хочу сказать, что товар в месте его производства стоит копейки. И ни воровать его, ни отбирать никто не будет. Исключения я не рассматриваю.
Особенно понятна сия теза будет на озере Баскунчак. Глубина его 40 сантиметров, а все дно – сплошная соль, прямо со дна годная в пищу. Площадь же его сотни квадратных километров. И на берегу – склад, в котором, например, тонн двести соли. А в самом озере – миллионы тонн. Какой же дурак будет связываться с воровством или грабежом склада? Не с Тихого же океана придут воры за мешком соли.
Русская поговорка декларирует: за морем телушка – полушка (четверть копейки), да – рубль перевоз. Сегодня, когда торговля отрегулирована обычаями и законами почти как швейцарские часы, торговая прибыль свыше ста процентов считается высокой. И никому в голову не придет, что прибыль когда–то могла измеряться сотнями тысяч процентов. За горсть стеклянного бисера можно было получить в месте производства горсть золота, алмазов или амбры. Поэтому производство цветного стекла было так широко развито в древнем, прибрежном Йемене – на второй родине торгового племени. Но, уже в десятке километров от места производства данного товара цена его увеличивалась, по крайней мере, вдвое. По той же прогрессии она могла расти с каждым следующим десятком километров. Причина в том, что никто в данном месте не знал истинных затрат производства данного товара, и «вешать на уши лапшу» можно было сколько угодно. Как о цене производства, так и о цене доставки в данный регион.
Отсюда следуют важные выводы. Во–первых, аборигенов практически за бесплатно торговцы агитировали производить данный товар в объеме, многократно превышающем собственный спрос аборигенов. И истощать природную среду обитания в большей степени, чем она успевала генетически приспосабливаться к возросшим потребностям охоты, ловли, добычи.
Во–вторых, новый товар, например, соль на Тихом океане, начинал действовать как наркотик. Без него аборигены уже не представляли себе жизни. И не мне человечеству говорить, какие фантастические прибыли наркотики приносят. Но не в этом главное, за щепотку соли, например, можно нещадно эксплуатировать целые регионы, и люди, живущие в них, будут еще безмерно благодарны за эту их эксплуатацию. Никакой ведь дурак из торговцев не скажет своим покупателям, что в действительности стоил им данный товар. В результате я не вижу никакой иной альтернативы тому, что эксплуатацию создала именно торговля. Сколько бы социологи, историки и экономисты не врали нам, что эксплуататоры выросли в самой среде аборигенов, из их царей и вождей. Компрадорство, конечно, было, как без него? Но не это главное, главное – в пришельцах – торговцах – инициаторах.
В третьих, сумасшедшие торговые прибыли делали жизнь торгового племени совершенно, чрезмерно обеспеченной на фоне неизбывной нужды, на грани физического выживания всех их клиентов, по обе стороны торгового оборота. Поэтому торговое племя размножалось совершенно фантастическими темпами, об этом даже в Библии написано. Хорошая еда, бодрость духа воплощались в детей. Кажется, я подошел к проблеме разбойников.
Статистики давно подсчитали, что торговцев не может быть больше пяти процентов. Иначе они либо поедом съедят друг друга, либо им надо осваивать новые регионы, рассасываться по планете, поддерживая этот ужасный, смерти подобный для них процент. Как это происходило, у меня – в других работах. Но, здесь надо рассмотреть саму необходимость к перемене мест в совокупности с желанием – нежеланием это делать.
Даже полететь в космос впервые, как Гагарин, страшно. Ведь это неизведанное. Но, опять же, надо учесть то, что Королев, человек весьма уважаемый, наподобие бога в этих делах, твердо обещал, что «все для спасения предусмотрено». И даже при этом страшно. Представьте теперь мужество Миклухо–Маклая, которому при высадке его на остров с людоедами никто ничего даже не обещал. Вот именно в такой ситуации оказывались представители торгового племени при освоении новых регионов. Теперь мы уже вплотную приблизились к возникновению разбойников.
Прежде, чем переселяться, «лишние» торговцы вступали в конкуренцию, ушлые богатели, неуспешные разорялись. Неуспешным предстояло две дороги: в новые места или остаться на старом месте и отомстить успешным «неторговым» методом. Именно так образовались разбойники. Сейчас я это буду доказывать.
Путь, например, соли с Баскунчака на Тихий океан по Великому проходному двору, сдуру названный историками «шелковым», лежал через десятки и сотни племен. Почти у каждого из них было что продать и купить у торговцев. При ограниченной фантазии и логике тут же всплывает ответ: именно они и догадались грабить торговцев. В других своих работах я неоднократно доказал, что торговля – величайшее изобретение, которое из–за сегодняшней обыденности мы никак не можем осмыслить. Не удивляемся же мы электрической лампочке и, особенно, выключателю ее на стене. Поэтому изобретать торговлю столько раз, сколько есть на свете племен – это то же самое, что каждый третьеклассник открывал бы теорию относительности. То же самое относится к изобретению широкого перечня понятий в человеческой речи и, особенно, к письменности. Письменность изобретена всего один раз, притом торговым племенем, так как больше она никому не была нужна. Вот именно с этой позиции я хочу рассмотреть изобретение разбойничества.