Неукротимая Анжелика - Серж Голон

Теперь, видя, что по царственной причуде переговоры срываются, так и не начавшись, мавры толпой бросились ко дворцу, умоляя султана использовать случай и вернуть пленных мусульман с каторги. Мулей Исмаил вынужден был уступить. Его стражи вскачь погнались за святыми отцами и передали приказ вернуться в город под страхом казни. Переговоры возобновились. Они были бурными и продолжались три недели.

Наконец священники получили двенадцать пленных вместо обещанных двухсот. Каждого отдавали за трех мавров и триста ливров. Святые отцы отправляли их под Сеуту, где те должны были ждать, пока состоится обмен.

Султан выбрал двенадцать рабов среди самых старых и слабых. Он сделал им смотр, причем, естественно, они старались казаться как можно более немощными. Мулей Исмаил довольно потирал руки.

– Все они воистину жалки и никуда не годны.

Стражник подтвердил:

– Доподлинно так, о повелитель!

Для большей верности султан обратился к писцу и спросил, что тот думает. Писец одобрил выбор:

– Ты изрек истину, государь: они убоги и бессильны.

Их уже собрались внести в список, когда вдруг появился хромой пленник, уверяя, что старый Колоэнс не был французом, так как его взяли на судне под английским флагом. Дело было двадцать лет назад, и никто не удосужился проверить сказанное. Бедняга Колоэнс застыл у стены, словно у захлопнувшихся перед ним ворот земного рая. А хромой занял его место.

Святые отцы заторопились с отъездом. Они понимали, что каждый день готовит им новые волнения, опасались зависти и ожесточения рабов, которые преследовали их своими жалобами. К тому же надо было без конца платить и осыпать подарками алькаидов и ренегатов, делавших вид, что оказывают помощь.

Священники покидали Мекнес, сопровождаемые градом камней и воплями как христиан, так и мусульман. Рабы уже не чаяли конца своим невзгодам.

Старый Колоэнс плакал:

– Ах! Когда теперь вернется «братия на ослятях»!.. Нет, видно, я погиб!

Он уже чувствовал лысиной медный шар султанского посоха, а потому поплелся в свою пальмовую рощу и повесился. Колен Патюрель, весьма кстати оказавшийся поблизости, вытащил старика из петли.

– Не отчаивайся, дружище, – успокоил он садовника. – Мы уже исчерпали все способы выбраться, остался последний: бегство. Мне тоже нужно уходить. Дни мои здесь сочтены. Место мое займет Рене де Мерикур, мальтийский рыцарь. Если не думаешь, что слишком стар, иди с нами.

Колен-нормандец совсем не зря настаивал, чтобы монахи привезли часы. Через две недели часы встали. Мартен Камизар, часовой мастер из Женевы, вызвался их починить. Ему только понадобились во множестве разные мелкие приспособления: щипцы, тисочки, подпилки… Какие-то из них неизвестно как затерялись, и к тому времени, когда часы затикали, женевец припрятал достаточно этих мелких вещиц, чтобы в нужный день освободить Колена Патюреля от оков. То же будет и с цепями Жан-Жана-парижанина, неразлучного с Коленом. Кроме них, в побег собрались Пиччинино-венецианец, бретонский дворянин маркиз де Кермев, Франсис Бартус из Арля и баск Жак д'Аррастега.

То были лучшие головы каторги, достаточно безрассудные, чтобы сто раз поставить на кон жизнь во имя надежды достичь христианских земель. К ним примкнул бедняга Колоэнс, чья лысина стоила смертного приговора, а также старый аптекарь Савари, который предложил им несколько десятков самых невероятных способов улизнуть от Мулея Исмаила, заверив, что скоро невероятное станет возможным.

Глава 19

Каким могло быть лицо Мулея Исмаила, когда он склонялся над желанной ему женщиной? Это лицо цвета позолоченной бронзы с грубоватыми, как у африканского идола, чертами, однако же гладкое, словно бы вылепленное дерзкими пальцами античного скульптора, все чаще представлялось воображению Анжелики.

Губы и ноздри негра и глаза дикой кошки. Не тигра, скорее льва, который может смотреть в упор на солнце и прозревать суть вещей. Каково должно быть лицо победителя, приканчивающего свою жертву?..

Анжелика чувствовала, что западня захлопывается. Она не могла не спрашивать себя, что такое Мулей Исмаил. Когда она блуждала по изумительным садам, у нее кружилась голова от мыслей о природе души, создавшей такое очарование. Каковы бездны этого сердца, колебавшегося между крайностями страстей?

Он бросал своих пленников в львиный ров, измышлял такие мучения, что несчастные жертвы видели в самоубийстве сладчайший исход. Но он же любил животных и птиц, редкие цветы, шепот фонтанов. И всей душой верил во всемилостивейшего Аллаха. Как истый потомок Пророка, он унаследовал беспредельное холодное бесстрашие и мог бы вослед Магомету сказать, что всегда любил женщин, благовония и молитву, но лишь молитва удовлетворяет его душу…

Женщины вокруг Анжелики перешептывались, мечтали, интриговали. Все эти обворожительные самки, разнежившиеся в тепле подушек, отдавались на волю животных страстей, без конца грезили о любви и стремились к ней.

Гладкокожие и сладострастные, надушенные, увешанные драгоценностями, с мягкими изгибами тел, созданных для царственных объятий, они не имели иного смысла существования и жили в ожидании наслаждений, целиком зависящих от повелителя, бесясь от праздности и вынужденного воздержания. Ведь из сотен женщин лишь очень немногим оказывалась честь разделить султанское ложе.

Тайные комплоты помогали разгоряченным гуриям скрасить тяготы ожидания. Все завидовали Дэзи-англичанке и мрачной Лейле Айше – единственным, кому, видимо, удалось найти отмычку к непостоянному султанскому сердцу. Они прислуживали ему во время трапез. Иногда были для него советчицами. Но никто не забыл, что шариат разрешает правоверному иметь четыре законные жены.

Так кто же станет третьей?

Старая Фатима была задета, что ее госпожа, которую она охорашивала каждый день, все еще не представлена Мулею Исмаилу и не стала фавориткой. А этого не избежать, стоит султану ее увидеть. Во всем гареме нет женщины красивее француженки. Цвет ее лица в гаремном полумраке стал ровнее. Теплые тона розовой кожи оттеняли сверхъестественный блеск зеленых глаз. Фатима покрыла ее брови и ресницы смесью голубой хны и известкового молочка, что придало им мягкость темного бархата. Волосы она высветлила отваром трав, и каждая прядь стала легкой и блестящей, как шелк. Тело приобрело нежность перламутра благодаря ваннам с миндальным маслом или вытяжкой из водяных лилий. По разумению Фатимы, все было готово для встречи с султаном. Чего же ждет ее госпожа?

В нетерпении служанка донимала Анжелику, так что под конец вселила в нее собственную досаду истинного художника, чей шедевр недооценили. Для чего быть такой красивой? Самое время предстать перед тираном и сделаться его третьей женой. Тогда ей нечего бояться старости, ссылки в отдаленный караван-сарай, или – что хуже всего – назначения на кухню, чтобы скоротать остаток жизни в служанках.