Первый кубанский («Ледяной») поход - Сергей Владимирович Волков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что произошло дальше, приводится по воспоминаниям полковника Биркина. «К железнодорожной будке подъехал генерал Марков и слез с коня. Тут уже было несколько офицеров. Он, видимо, много гонял на коне, так как снимал свою папаху, вытирал платком лицо и распахивал свою куртку. Его живая фигура ни на минуту не оставалась в покое; в руке играла плетка. Судя по тому, что генерал Марков, а за ним и все остальные часто смотрели в сторону станицы Кавказской, можно было думать, что враг ожидается с минуты на минуту.
– Вот и они! – сказал вдруг генерал Марков.
Не далее как верстах в двух остановился поезд, из которого стали выскакивать красные и разворачиваться против станицы, а из-за поезда выкатили на руках четыре орудия и установили их на позицию. Красные цепи развернулись по обе стороны железной дороги и немедленно пошли вперед.
Генерал Марков отдал распоряжения. До орудий красных было до смешного близко; их можно было обстрелять ружейным огнем, если бы не присутствие генерала Маркова. Генерал Марков с артиллеристом уселись за деревом. Артиллерист растопырил перед своими глазами пятерню пальцев левой руки, смотря через них на большевистскую батарею, и начал отдавать приказания.
Но большевики открыли огонь раньше: перелет, недолет… и в этот момент команда: «Первое, огонь!» Столб дыма взвился прямо перед большевистским орудием. «Второе!» – быстро закомандовал артиллерист. Столб дыма поднялся уже между орудиями. «Огонь!» – новая команда. Тут и генерал Марков, и мы, все бывшие около, вскочили в изумлении и радости: граната ударила прямо в орудие, и простым глазом было видно, как номеров веером разбросало вокруг него и они остались недвижимы.
Произошло что-то очень странное: от поезда к орудиям побежали люди, схватили орудия и на руках поволокли их к поезду. Наши гранаты и шрапнель подгоняли их, но… перед самым локомотивом взвился столб дыма, и тотчас же поезд двинулся назад», – так записал об этом красивом моменте полковник Биркин.
Но артиллерийский обстрел станицы продолжался. Стрелял бронепоезд, стоявший за головным эшелоном красных. А между тем пехота противника густыми цепями, в образцовом порядке, приближалась. Ее левый фланг упирался в реку Кубань. Правый – охватывал Офицерский полк слева. Полк молчал. Но вот: «В атаку!» – крикнул генерал Марков. Атака была бешеной. 1-я рота сразу же оказалась под охватом справа, где не встреченный контратакой противник продолжал быстро подходить вдоль реки к станице, угрожая переправе через реку.
– 4-й роте атаковать! Скорей! С Богом! – приказывает генерал Марков, направляя ее в пол-оборота направо.
«Мы уже выдохлись и не могли бежать. Сердце колотилось как бешеное. Вышли из станицы к полю и остановились. На поле, шагах в ста, лежало много убитых. Кто их перебил, мы уже не могли видеть, догадались только, что корниловцы, так как конный, мелькнувший перед глазами, был одет в форму этого полка».
Атака красных была отбита полком, и они бежали в полном беспорядке. На левом фланге их рубил конный дивизион. Темнело. Офицерскому полку приказано прекратить преследование, отойти к станице и обеспечить переправу армии на южный берег реки Кубани.
* * *
Тем временем в станицу двигались «главные силы», предшествуемые Технической ротой. Колонна шла к переправе через реку Кубань, занятую корниловцами. От станицы к каменному мосту вела почти двухверстная дамба, на которую втягивался обоз. Перед самым мостом остановка. По обозу разнесся слух, что мост взорван, известие, приведшее одних в панику, других – к решению дорого отдать свои жизни, третьих, наиболее беспомощных, – не отдаваться в руки красных живыми.
Но к счастью, только в одном месте, сбоку, зияла в мосту дыра от взрыва, через которую видна была вода быстро текущей Кубани; мост был высокий, и проезжать вплотную к дыре было жутко и людям и лошадям. Техническая рота быстро накрыла дыру подручным материалом и стала пропускать осторожно «главные силы». Естественно, что переправа длилась долго и уже в наступившей ночи. На всякий случай для переправы пехоты были приготовлены лодки и другие плавучие средства.
В течение 1-й половины ночи, под прикрытием Офицерского полка, шла переправа армии. Прошел арьергард генерала Богаевского, кавалерия, Юнкерский батальон. В станице – жуткая тишина, изредка нарушаемая ружейными выстрелами. Большая ее часть, главным образом западная, не находится уже под наблюдением дозоров Офицерского полка, а там как раз скрылась масса красных после дневного боя.
В одном дозоре войсковой старшина и два кадета.
– Господин войсковой старшина! Если нас окружат красные, то убейте нас, – сказали кадеты своему офицеру.
– Хорошо! Но если я буду ранен, то сделайте то же и вы со мной!
Наконец и Офицерский полк пошел к мосту, прикрываемый заставой. Над ним чаще свистели пули. В темноте, на том берегу у моста, – движение.
– Девочки! Тащите сюда пулемет! – слышен женский голос.
Проходящая рота засмеялась, но коротким смехом, будто поняв особенность и серьезность услышанного приказа. У моста становилась на позицию, чтобы прикрыть отход армии, маленькая женская боевая часть, силою всего в 15–20 человек с пулеметом. Ее состав – ударницы женских батальонов; иные в чине прапорщика, иные с Георгиевскими крестами. Восемь месяцев назад, в разгар революции, для России ставился вопрос: победа или позор поражения? Тогда героическая женская молодежь своим примером хотела поднять патриотическое чувство разлагающейся армии и добиться победы. Но в боях у Сморгони в июле месяце женский батальон своим достойным примером не увлек солдатской массы. А в конце октября месяца женский ударный батальон с ротой юнкеров защищал Временное правительство в Зимнем дворце, хотя и плохую, и вредную, но Русскую, Национальную власть, против большевиков. Теперь часть этих героинь-воинов боролась за Россию
