Обещание - Ольга Романовская

Сторожка, в которой временно поселился повар с семьей, стояла на пригорке неподалёку от ограды дворцового комплекса. Она была небольшой, с покосившейся тёсовой крышей, в нескольких местах залатанной соломой. Из трубы струился приятный дымок.

Дети с весёлым смехом ввалились внутрь, обдав вышедшую им навстречу мать прохладным осенним воздухом. Следом за ними, предварительно привязав лошадей, вошла Стелла.

Внутри было темно — в сторожке было всего одно наполовину забитое досками окно; обстановка красноречиво свидетельствовала о бедности.

На полу, у окна, были разбросаны куски ткани (очевидно, до прихода детей мать занималась шитьём), в дальнем углу что-то кипело в прокопченном чугунке над неровным пламенем очага. Перпендикулярно окну, вдоль стены стоял топчан, покрытый шерстяным покрывалом; в его изголовье, почти у самого очага стояло некое подобие стола и трёх табуреток. Дети спали прямо на земляном полу, на овечьих шкурах.

Жена повара походила на девочку-подростка лет пятнадцати. Она была землянисто-бледной, с длинной тонкой шеей, немного угловатая и казалась невесомой от странной для матери двух детей худобы. Глаза у неё были голубые, по-детски наивные, большие и грустные; глядя на них, казалось, что она неизлечимо больна. Волосы у неё были длинные, до пояса, но странно бесцветные, не то русые, не то рыжие. Она закручивала их на затылке в узел, но все они в него не помещались, и пряди падали ей на плечи, нервную шею, острые, проступавшие сквозь ткань грубого домашнего платья лопатки.

До прихода мужа женщина молчала, избегая встречаться взглядом с принцессой, хотя и после не стала разговорчивее. Молчаливо расставляла глиняную посуду, разливала по горшкам суп, услужливо пододвинула Стелле табуретку… Принцесса даже начинала сомневаться в том, умеет ли она говорить.

Повар был не похож на свою супругу. Крепкий, коренастый, весёлый, он любил выпить эля, который втихомолку таскал из хозяйских запасов, и без зазрения совести ставил силки по всему лесу Шармен. Правда, в этом случае рисковал не он, а его дети — именно они проверяли силки и забирали попавших туда животных. Ему, собственно, ничего не грозило, кроме потери ребят и работы. Он учил своих крошек проверять силки ночью, но сегодня в доме было так пусто, что, пожалуй, и мышь повесилась, поэтому дети пошли на «промысел» днём. К счастью, всё обошлось.

— Я вижу, Вы женщина тонкая, не нашей крови, — улыбаясь во всю ширину своего полного рта, сказал повар, — наша пища Вам не привычна…

— Что Вы, очень вкусно! Ваша жена чудесно готовит. — Стелла с жадностью уничтожала содержимое своей тарелки.

— Да, неплохо, — с видом знатока, скептически ответил хозяин. — Но если бы Вы отведали блюд, которые я готовлю для сеньора… Загляденье, а не еда! Хоть я их сам готовлю, но врать не стану.

— У папы на кухне столько вкусного! — причмокнул языком хозяйский сынишка. — И всё кипит, всё вариться! Бывало, сидишь…

— Может, хватит чушь нести?! — одёрнул его отец. — Вы уж простите его, язык у него без костей, — добавил он, извиняясь перед гостьей.

Принцесса понимающе кивнула и подмигнула пристыженному мальчугану. Сейчас ей пригодилась бы его болтливость.

— Хорошо бы, — мечтала она, — кто-нибудь из них, знал, где держат Маркуса или хотя бы, что с ним.

Весь обед повар, как мог, развлекал её, всячески подчёркивая её превосходство над собой, но, тем не менее, не переставая расхваливать себя, свою жену и болтливых непутёвых детей. Слушая его, можно было подумать, что на свете нет счастливее человека, чем он. Не удержавшись, девушка сказала ему об этом.

— А почему нет, сеньора? — простодушно улыбнулся повар. — Я живой, жена у меня красавица, любит меня, дети здоровы, работа есть, да и крыша тоже — чего ещё желать человеку? Это ли не счастье? Или, по-вашему, счастливы только те, кто живут, как сеньор, в золоте да серебре, не зная, чем занять себя, чем убить скуку? Уж поверьте, богатые-то как раз и несчастны. Деньги их губят, они живут в постоянном страхе, что их ограбят, обманут, предадут, отравят. Вот и мои блюда, мои блюда, в которые я всю душу вкладываю, проверяет этот подхалим Вершет. Уж всего-то боится сеньор, даже того человека, что они под замком держат!

— Какого человека? — уцепилась за его фразу Стелла.

— Того, которого чуть до смерти не забили. Хороший парнишка лет восемнадцати, и глаза у него добрые. Я ему по утрам еду ношу. Сегодня, вот, вчерашнее рагу отнёс, отменное рагу…

— А почему Вы носите ему еду?

— Агреш захворал, а другим до него дела нет. Голодом бы заморили, бедняжку…

— Да, он хорошенький, — вздохнув, тихо сказала хозяйка.

При звуке её тоненького голоса принцесса вздрогнула: долгое молчание в её сознании превратило эту женщину в куклу, которая двигается, но не говорит.

— А когда Вы его видели? — оправившись от неожиданности, спросила девушка. — Кстати, как Вас зовут?

Хозяйка немного помолчала, в нерешительности взглянула на мужа, а потом, еле шевеля губами, ответила:

— Бейфа.

— Что помираешь-то? Говори громче — видишь, сеньора тебя не слышит, — повар похлопал жену по плечу и снова извиняющимся тоном обратился к гостье: — Тихая она у меня и робкая до невозможности.

— Меня зовут Бейфа, сеньора, — уже громче повторила хозяйка, залившись пунцовым румянцем. — Я когда-то служила во дворце, да и сейчас бываю там, только уже не как… Я ему, бедняжке, молоко пару раз приносила — молочница я, сеньора. Он такой худенький, весь в синяках… Казнят они его, сеньора! — Не выдержав, она закрыла лицо фартуком и расплакалась. Острые плечи сотрясались от беззвучных рыданий — она даже плакать не умела в голос.

— Вечно она так! — махнул рукой повар. — Напридумает чего пострашнее — и в слёзы. А на счёт того юноши… Не думаю, что его казнят, просто в подземелье заморят. Слышал я краем уха, что его увезут в Добис.

— В Добис? Значит, Ваша жена не ошиблась, — вздохнула Стелла. — Я хорошо знакома с местными правилами.

— Вы там были? — Пришло время хозяина удивляться.

— Приходилось. Это неприятная история, я не хотела бы вспоминать об этом.

Она задумалась, бесцельно следя за вознёй детей на полу. Тихо потрескивал огонь в очаге; на нём закипал чёрный от копоти чайник.

— А можно увидеть этого узника?

— Вам? Не думаю, — покачал головой хозяин. — У дверей в его каморку днём и ночью дежурит стража. Они проверяют всех, кто к нему входит. Да в неурочные часы и не войдёшь… Строгость развели жуткую!

— Понятно, — тяжело вздохнула девушка. — А можно мне переночевать у Вас?