Мир позавчера. Чему нас могут научить люди, до сих пор живущие в каменном веке - Джаред Даймонд

Эти истории иллюстрируют способы, с помощью которых люди приспосабливаются к амплитуде маятника, часто, но нерегулярно раскачивающегося от голодовки до обжорства на протяжении всей нашей эволюционной истории. В главе 8 я приводил причины частого голода в условиях традиционного образа жизни: нехватку продовольствия, связанную с непредсказуемыми результатами охоты, непогоду, более или менее предсказуемые сезонные вариации доступности пищи, непредсказуемые погодные условия, меняющиеся от года к году, незначительные или отсутствующие возможности запасать и хранить излишки продовольствия, отсутствие государственного управления или других способов организовать хранение продовольствия, его транспортировку и обмен между большими территориями. В таблице 11.2 приведены некоторые случаи обжорства в традиционных сообществах в разных регионах мира, когда еда делается доступной в изобилии.

В таких условиях традиционного существования индивиды, обладающие “бережливым” генотипом, оказываются в выигрышном положении, поскольку могут запасать больше жира во времена изобилия, сжигать меньше калорий в скудные времена и таким образом легче переживать голод. Большинству людей, за исключением наших современников, характерный для западного образа жизни страх перед ожирением и клиники для его лечения показались бы нелепыми, полной противоположностью традиционному здравому смыслу. Те гены, которые сегодня предрасполагают нас к диабету, могли раньше помогать пережить голод. Точно так же наша любовь к сладкой и жирной пище и к соленому, предрасполагающая к диабету и к гипертонии, когда соответствующие желания так легко удовлетворить, раньше заставляла искать редкие и ценные питательные вещества. Обратите внимание на иронию эволюции, которую я отмечал и в отношении гипертонии. Те из нас, чьи предки лучше всего переносили голод в африканской саванне десятки тысяч лет назад, теперь подвергаются самому высокому риску умереть от диабета, связанного с изобилием продовольствия.

Таким образом, стиль жизни “то густо, то пусто”, традиционно присущий всем человеческим популяциям, привел к естественному отбору генов в направлении “бережливого” генотипа, который хорошо нам служил в тех условиях, но сегодня привел к тому, что буквально все популяции, ведущие западный образ жизни с его непрерывным изобилием пищи, приобрели предрасположенность к диабету. Но тогда почему же, если наши рассуждения верны, индейцы пима и жители Науру — рекордсмены по распространенности диабета? Я думаю, дело в том, что они в недавнем прошлом подверглись исключительной селекции в пользу “бережливого” генотипа. Пима изначально разделяли с другими индейцами периодически случающиеся голодовки. Потом они пережили длительный период голодания и отбора в конце XIX века, когда белые поселенцы, разрушившие ирригационную систему индейцев, лишили их урожая. Те пима, которые выжили, были еще лучше, чем другие индейцы, генетически приспособлены переносить голод, запасая жир, когда пища бывала доступна. Что касается островитян Науру, то они пережили две сильнейшие волны естественного отбора в пользу “бережливого” генотипа, за которыми последовал период “кока-колонизации”.

Во-первых, как и другие обитатели островов Тихого океана (но в отличие от населения континентальных регионов), популяция жителей Науру была основана людьми, некогда совершавшими на каноэ длившиеся несколько недель путешествия между островами. По многочисленным достоверным данным, при таких длительных переходах многие или большинство плывших в каноэ умирали от голода; выживали только те, кто изначально имел больше всего жировых запасов. Поэтому-то жители островов Тихого океана в целом имеют тенденцию к полноте.

Во-вторых, жители Науру отличались даже от жителей других островов тем, что пережили во время Второй мировой войны чрезвычайный голод и имели высочайший уровень смертности, что привело, вероятно, к еще большему распространению в их популяции предрасполагающих к диабету генов. После войны неожиданное богатство, свалившееся на Науру в результате разработки фосфатов, доступ к изобильной пище и отсутствие необходимости в физической активности привели к рекордному распространению ожирения.

Три набора данных, относящихся к людям, и два — относящихся к животным, говорят в пользу гипотезы Нила о “бережливом” генотипе. Не страдающие диабетом жители Науру, индейцы пима, афроамериканцы и австралийские аборигены имеют постпрандиальный (т.е. измеренный вскоре после принятия большой дозы глюкозы) уровень инсулина в плазме крови, в несколько раз более высокий, чем у европейцев. Горцы Новой Гвинеи, австралийские аборигены, масаи из Кении и другие народности, ведущие традиционный образ жизни, отличаются уровнем глюкозы в крови гораздо более низким, чем белые американцы. При наличии неограниченных запасов продовольствия склонные к диабету популяции жителей островов Тихого океана, индейцев и австралийских аборигенов обнаруживают большую, чем европейцы, склонность к ожирению: сначала они набирают вес, потом у них развивается диабет.

Что касается животных, то лабораторные крысы — носительницы генов, предрасполагающих к диабету и ожирению, лучше переносят голод, чем нормальные крысы, иллюстрируя тем самым преимущество таких генов в условиях периодического голодания. У израильской дневной песчанки, приспособившейся к жизни в пустыне и частой нехватке пищи, при содержании в лаборатории на диете “для крыс западного типа”, предполагающей изобилие пищи, развиваются высокий уровень инсулина, резистентность к инсулину, ожирение и диабет. Однако эти симптомы исчезают, когда песчанка ограничена в еде. Таким образом, предрасположенные к диабету лабораторные крысы и израильская песчанка служат моделями, демонстрирующими пользу “бережливых” генов и динамику выделения инсулина в традиционных условиях “то густо, то пусто”; они также показывают, во что обходятся эти гены, когда грызун живет в “условиях супермаркета”.

Почему диабет мало распространен среди европейцев? 

Специалисты по диабету обычно указывали на индейцев пима и жителей Науру как на явное исключение в общей картине распространенности диабета в мире, считая относительно низкую его распространенность у европейцев нормой. Однако данные, ставшие доступными в последние десятилетия, показывают, что, напротив, исключением являются европейцы, отличающиеся от приобщившихся к западному образу жизни популяций с их высокой распространенностью диабета. Индейцы пима и островитяне Науру — примеры “всего лишь” имеющих самые высокие из нормально высоких значений распространенности, к которым уже приближаются некоторые австралийские аборигены и новогвинейцы. Для каждой изученной большой неевропейской популяции — индейцев, жителей Северной Африки, населения субсахарской Африки, Среднего Востока, Индии, Восточной Азии, новогвинейцев, австралийских аборигенов, микронезийцев, полинезийцев — можно, как теперь известно, выделить подгруппу, ведущую западный образ жизни, в которой распространенность диабета более 11%, а обычно и более 15%. Если считать это нормой, то европейцы и европейское по происхождению население Австралии, Канады, Новой Зеландии и Соединенных Штатов уникально в современном мире относительно низкой распространенностью диабета. Все 41 значение для европейских стран (табл. 11.1, первая строка) оказываются между 2 и 10%, со средним всего 6%.

Это поразительно, если подумать о том, что европейцы в Европе и за морем — самые богатые, лучше всего питающиеся люди в истории человечества, “изобретатели” западного образа жизни. Ведь мы называем “западным” наш малоподвижный, ожирелый, “супермаркетный” образ жизни как раз потому, что он возник сначала среди европейцев и белых американцев и только теперь распространяется среди других народов. Как можно объяснить этот парадокс? Почему у европейцев к настоящему времени не самая высокая, а самая низкая распространенность диабета?

Некоторые эксперты, изучающие диабет, в неформальных разговорах высказывают предположение, что, возможно, европейцы уже очень давно мало или вовсе не страдали от голода, так что отбор на “бережливый” генотип стал незначительным. На самом деле, однако, история дает многочисленные свидетельства того, что в эпоху Возрождения, в Средние века и ранее Европа страдала от периодически возникавшего голода, вызывавшего высокую смертность. Эти повторяющиеся неурожаи должны были в Европе так же, как и повсюду в мире, приводить к отбору в пользу “бережливого” генотипа. Более многообещающая гипотеза основывается на продовольственной истории Европы после Возрождения. Периодические охватывавшие большие площади долгие голодовки, терзавшие Европу, как и остальной мир, прекратились между 1650 и 1900 годами — в разное время в разных странах: сначала в Британии и Нидерландах, а к концу XIX века — в Южной Франции и Южной Италии. За одним знаменитым исключением, голоду в Европе положило конец сочетание четырех факторов: все более эффективное вмешательство государства, быстро перераспределявшего излишки продовольствия в голодающие регионы; все более эффективная транспортировка продовольствия по суше и особенно по морю; рост диверсификации европейского сельского хозяйства после путешествий Колумба — благодаря тому, что европейские путешественники ввезли в Европу из Нового Света многие новые культуры (такие как картофель и кукурузу); наконец, ориентации европейского сельского хозяйства не на ирригацию (как во многих населенных местностях за пределами Европы), а на орошение дождями, что уменьшало риск неурожаев — по крайней мере, таких масштабных, чтобы эту проблему нельзя было решить транспортировкой продовольствия в пределах Европы.