Женские лица русской разведки - Михаил Михайлович Сухоруков

Загадочное пребывание в Татарске

Чем была вызвана её остановка в Татарске — неизвестно. Переполненный беженцами и отступавшими войсками Колчака этот небольшой город был охвачен паникой. Грабежи с применением оружия стали обычным делом. Военные и гражданские власти стремились покинуть город под любым предлогом. Так, например, 17 ноября Татарск покинул начальник гарнизона подполковник А.А. Мирошников, передав свои полномочия подпоручику И.А. Михееву и оставив в его подчинении двух писарей и трёх солдат. На другой день сбежал управляющий Татарским уездом Н.Е. Скворцов, забрав с собой в качестве личной охраны почти весь штат местной милиции. В городе осталось лишь 2 милиционера во главе с начальником милиции Н.И. Степановым. Поняв, что такими силами создавшуюся в городе критическую ситуацию не исправить, следом за своим начальством спешно эвакуировались и Михеев со Степановым. Перед этим подпоручик Михеев лично расстрелял шесть политзаключённых, а остальных арестантов освободил. При этом в ходе последующих разбирательств выяснилось, что расстрел был произведён по устному приказанию начальника штаба 2-й армии генерала С.А. Щепихина. Выяснилось, что Михеев оставил в живых ещё 10 политзаключённых и отпустил их из тюрьмы вместе с 60 уголовниками. Вряд ли этот офицер с боевым опытом, прошедший путь от солдата до подпоручика, струсил. Город подпоручик покинул, с его слов, по устному приказу начальства, взяв под свою охрану эвакуирующееся в Новониколаевск городское казначейство. Признался 32-летний отец двоих детей и в своём пьянстве от безысходности. О панике и грабежах в городе георгиевский кавалер тоже доложил и свои прежние рапорты по этому поводу представил. Чем завершилось разбирательство — неизвестно.

Кстати, почти напротив управления начальника гарнизона располагался штаб дивизии морских стрелков. Возможно, именно с ними эвакуировалась из Татарска и наша героиня.

На основании рапортов начальника Татарского контрразведывательного поста поручика В.В. Гаршина и офицера для поручений при контрразведывательном отделении штаба 3-й белой армии прапорщика Н.К. Соколовского против сбежавших городских военных и гражданских начальников было возбуждено расследование[595]. Была ли каким-то образом связана Е.М. Смолко-Постоногова с местными контрразведчиками в Татарске, выяснить не удалось.

Однако выдвинутое против неё обвинение в причастности к контрразведке белых армий Сибири, видимо, было чем-то подкреплено и доказано, поскольку следствие после второго ареста длилось более четырёх месяцев. Более определённые выводы можно будет сделать лишь после ознакомления с её следственным делом в полном объёме, без изъятий и купюр.

Повторный арест стал роковым поворотом в судьбе Е.М. Смолко-Постоноговой. В упомянутом уже журнале «Родина» за 2017 год была опубликована её фотография из следственного дела, наглядно показавшая разительные перемены во внешности на тот момент 42-летней женщины. На снимке она выглядит значительно старше своего возраста. Обращает внимание и удивлённо-испуганное выражение лица этой бывалой, смелой женщины, оказавшейся в положении заключённой. Впрочем, тюремные фотографии арестантов всегда далеки от художественного совершенства.

Расстрел по внесудебному приговору

Сегодня, больше века спустя, можно лишь предполагать, что же могло произойти за те 8 дней, что Елена Михайловна прослужила в качестве штатного конторщика в ЧК. Как считается, она была принята на работу в Новониколаевскую ЧК, которая подчинялась непосредственно И.П. Павлуновскому, хотя и располагалась территориально в зоне оперативной ответственности Томской губЧК.

Какие события могли столь кардинально поменять её судьбу и вновь поставить под дуло палача из расстрельной команды? О спешности вынесения смертного приговора свидетельствует тот факт, что исполнен он на обычном листе бумаги от руки. Сам приговор уместился в четырёх рукописных строчках. Приведём его содержание полностью: «Приговор. Елену Михайловну Смолко-Постоногову-Козак расстрелять».

Ещё четыре строки на этом листе занимают визы должностных лиц, и первой среди них стоит подпись ПредВЧК Сибири Павлуновского. Так случилось, что жизнь женщины-воина необычной судьбы — Е.М. Смолко-Постоноговой чернильным росчерком пера оборвал главный чекист Сибири И.П. Павлуновский.

Подпись главного сибирского чекиста на приговоре заверена официальной печатью Представительства ВЧК при Сибирском ревкоме. На документе есть ещё 3 неразборчивые подписи. Дата вынесения приговора отсутствует.

В следственном деле имеется акт, подтверждающий приведение приговора в исполнение. Видимо, у чекистов тех лет расстрельный конвейер работал без перерывов. Об этом может свидетельствовать тот факт, что форма акта была заранее отпечатана на пишущей машинке. Даже фамилия исполнителя в июле 1920 года была указана в этой форме — «начальник Особого отдела Омгубчека Мосолов». Иными словами, именно этот человек в июльский период того года, скорее всего, лично расстреливал приговорённых к смерти арестантов.

Дата, фамилия, имя и отчество приговорённого и точное время казни вписывались в акт от руки. Из этого документа потомки узнали, что линия жизни героини нашего очерка прервалась 30 числа июля месяца в 2 часа 10 минут утра. Так указано в акте. Речь, видимо, идёт о ночном времени. Помимо подписи главного палача Мосолова, на документе стоят ещё 3 неразборчивые подписи должностных лиц, присутствовавших на казни.

Фотокопии названных выше двух документов из следственного дела Е.М. Смолко-Постоноговой-Козак приведены в публикации журналистки Н. Островской в журнале «Родина».

При этом введение в научный и публичный оборот полноценной копии упомянутого выше акта позволяет внести уточнения, например, в биографические данные Е.М. Смолко-Постоноговой в отношении того, кем же было принято решение о её расстреле. Ранее считалось, что она была приговорена к высшей мере наказания Омской губЧК. Например, об этом говорится в Книге памяти Омской области[596]. Эти же сведения приведены на сайте «Бессмертный барак». Однако в акте о приведении приговора в исполнение говорится несколько иное. «Я, Начальник Особого отдела Омгубчека МОСОЛОВ, — читаем в документе, — по поручению Президиума ЧК по постановлению Представительства ВЧК в Сибири… приговор … привел в исполнение»[597]. В то же время, как отмечает новосибирский историк Тепляков А.Г., в зимне-весенний период 1920 года функции общесибирского органа ВЧК исполняла Омская губчека, в которую с 1 января 1920 года была преобразована Сибчека. За неполные 2 месяца с 7 декабря 1919 по 1 февраля 1920 года чекисты арестовали 577 человек, включая 378 — за контрреволюционную деятельность и 9 — за шпионаж. Из них 53 человека были расстреляны[598].

Кстати, в Советской России постановлением ВЦИК и СНК от 17 января 1920 года была отменена высшая мера наказания (расстрел), но это не остановило чекистов