Китайская шкатулка - Барбара Вуд

— В лечебницу?! — воскликнули все разом, словно услышали: «Мы похоронили ее заживо».

— О ней хорошо заботились монахини-католички, я уверена, что она счастливо прожила до самой смерти.

— Значит, она умерла?

— Ирис дожила до шестидесяти лет.

— Но… Это же было всего восемь лет назад! — воскликнула Шарлотта. — Все это время моя мать была жива, а ты мне ничего не говорила?!

— Я много раз хотела это сделать, Шарлотта…

Но моя девочка не хотела меня слушать. Она вскочила так стремительно, словно диван был охвачен огнем.

— Бабушка, ну почему у тебя все время какие-то секреты! — Она посмотрела на меня, и взгляд ее был полон упрека. — Все эти годы ты знала, что Десмонд — мой брат, и никогда не говорила мне!

«Облегчат ли ее боль мои слова или причинят еще большую?» — подумала я. Это уже не имело значения: пришло время открыть еще один секрет.

— Десмонд тебе не брат, Шарлотта.

— Что?! — удивился тот. — Вы хотите сказать, что солгали мне?

Я подняла руку.

— Я не солгала тебе, Десмонд. Дослушай до конца. — Потом я повернулась к Шарлотте и произнесла как можно мягче: — Десмонд тебе не брат, Шарлотта. Он твой племянник. Ирис не твоя мать, а твоя сестра.

Моя девочка нахмурилась, как когда-то в детстве над шкатулкой-головоломкой.

— Я не понимаю…

Мне было очень трудно произнести следующие слова, но все-таки я сделала это:

— Шарлотта, твоя мать — я.

Никогда еще тишина не казалась мне такой напряженной. Даже мистер Сунг, знавший мой секрет и хранивший его все эти годы, не произнес ни слова. А полицейские, которые не были в курсе нашей семейной истории, просто онемели от шока.

— Вы все знаете, что, когда Ирис забеременела, я увезла ее на Гавайи, — продолжала я. — В ночь перед отъездом Гидеон пришел в мой дом. Он остался со мной и утешил меня. А потом, на следующий день, он улетел на Гавайи вместе с нами. Там родился ребенок Ирис, и там мы похоронили его, потому что он умер спустя два часа. Шарлотта, я не думала, что могу забеременеть, но, как оказалось, смогла. Ты родилась через два месяца после ребенка Ирис. Когда мы привезли тебя домой, мы всем сказали, что ты — дочь моей дочери.

Я видела, как в глазах Шарлотты — этих зеленых глазах, унаследованных от Ричарда Барклея, появляется изумление.

— Это значит, что моим отцом…

— Был Гидеон. Я помню, Шарлотта, те годы, когда ты говорила мне, что я не люблю тебя, — очевидно, потому, что я была слишком строгой. Но я любила тебя и до сих пор люблю больше самой жизни! Потому что ты — дитя любви, подаренное мне моим возлюбленным Гидеоном.

Я чувствовала, как глаза Шарлотты исследуют мое лицо, будто она ищет новые нити, чтобы они связали ее со мной. То, что я только что сказала ей, мне нелегко было произнести, а ей нелегко будет принять. Она не сможет к этому привыкнуть ни сегодня, ни в следующие дни. Может быть, она к этому никогда не привыкнет. Возможно, выражение ужаса и удивления останется в ее глазах навсегда, пока моя дочь будет смотреть на меня…

Я протянула руку Джонатану, и он помог мне подняться с этого приносящего неудачу дивана. Я подошла к Десмонду, стоявшему между двумя полицейскими.

— Ты мой внук, — обратилась я к нему. — Я приняла тебя, когда ты пришел в этот мир. Прикосновение моих рук было первым человеческим прикосновением, которое ты ощутил. Я любила тебя с той самой минуты, как ты родился. Вероятно, мне следовало оставить тебя у себя, как я оставила Шарлотту. Но мне казалось, что у Барклеев тебе будет лучше. Возможно, я ошибалась, сохраняя в секрете твое происхождение… Но я это делала ради твоего же блага, Десмонд! В тебе текла китайская кровь, а времена тогда по-прежнему были неспокойные. — Я протянула руку, чтобы коснуться его щеки, которой впервые коснулась тридцать восемь лет назад. — Но тому, что ты совершил, нет прощения. Ты использовал мою компанию и мое имя ради собственных эгоистичных целей. Я больше не могу называть тебя внуком. И теперь смерть этих трех женщин будет на моей совести…

— Мне все-таки кажется, что это дело рук Десмонда, — вмешался Джонатан.

— Этого бы не произошло, если бы я оставила компанию ему. Я не знала, что Десмонд не остановится перед убийствами. Если бы я знала, то отдала бы ему компанию.

— Но вы этого не знали, миссис Ли. Если бы вы действительно умерли на острове, погибли бы не только эти невинные люди, но тысячи других. Однако вам удалось направить Шарлотту по верному пути, привести ее к Десмонду. И мы смогли предотвратить новые несчастья.

Я покачала головой.

— Мистер Сунг умолчал о первых двух смертях — от тоника «Десять тысяч ян» и бальзама «Красота и Ум». Я еще лежала в больнице и была слишком слаба; он боялся, что плохие новости вызовут рецидив. Но когда он сказал мне о третьей жертве — леди, погибшей от «Блаженства», — я поняла, что должна покинуть остров, вернуться домой и остановить это.

— Могу я все-таки узнать, что теперь будет? — вмешался Адриан. — Объяснит мне кто-нибудь, черт побери, кто теперь владеет компанией?

Я посмотрела на этого мужчину, сына Гидеона, в котором не было ничего от отца. Я увидела всю его несчастливую жизнь, вспомнила, как он гонялся за богатством, потому что считал себя ничтожеством и полагал, что деньги купят ему уважение.

— Ты хочешь узнать, что случится с деньгами инвесторов? С деньгами, которые ты украл?

— Вы просто не разбираетесь в тонкой финансовой игре, Гармония! Вы никогда в этом ничего не понимали…

Я вспомнила тот день, когда мы в порту провожали Гидеона на войну, и Оливия пообещала отобрать у меня дом. Я вспомнила выражение лица ее сына. Уже тогда это было голодное лицо: тринадцатилетний парнишка считал, что, только завладев богатством других, он приобретет вес в глазах отца. «Финансовая игра» — так Адриан называл воровство.

— Компания принадлежит моей дочери, — сказала я. — Мы вместе будем работать, чтобы восстановить доброе имя «Дома Гармонии».

Валериус Найт и его подчиненные увели моего внука, за ними последовали Марго и Адриан. Они уверяли Десмонда, что наймут лучших адвокатов. Когда они ушли, Шарлотта наконец заговорила, словно освободившись от действия чар:

— Бабушка, у меня есть один вопрос.

— Только один? — улыбнулась я.

— Я хочу знать, кто дал мне мое китайское имя. Я его всегда ненавидела и думала, что мне его дала Ирис.

— Я знаю, что ты его ненавидела, Шарлотта. Когда однажды ты показала мне книжку сказок и заявила, что хочешь, чтобы тебя звали, как ту маленькую девочку, я согласилась его поменять.