Пираты Короля-Солнца(ч1-5,по главу19) - Марина Алексеева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Скорость, ужас, внезапность!
– Запомнили? – спросил Рауль.
– Разбудите меня ночью, сразу отвечу! – воскликнул барабанщик.
– Спасибо викингам. Иногда опыт древних дает свежие идеи. А наши юные друзья, сделав свои делишки, могут занять свои места и послушать господина Гугенота.
Желторотые расхохотались. Ролан и вовсе улыбался во весь рот.
– Что, – спросил Рауль, – Понравились художества Невиля?
– Не то слово, – сказал Жюль де Линьет, – Но мы, как вы выразились, СДЕЛАЛИ ДЕЛИШКИ!
– Жюль хочет сказать, что мы внесли свою лепту в украшение стен гальюна.
– Еще что-нибудь накарябали? – усмехнулся Рауль, – Ну, говорите же!
– А что говорить, сами увидите, – сказал Шарль-Анри.
– Мы написали ваше двустишие… про Европу, – заговорщицким шепотом поведал Жюль.
– А я проиллюстрировал, – добавил Ролан, – Я нарисовал такого потешного человечка со шпагой. В бандане и в плаще мушкетерском. Как он протыкает ж… реису! Даже Жюлю понравилось.
– Не хочу его расхваливать, но рисует он здорово! Смешно!
– Талант! – Шарль-Анри поднял большой палец.
– Вы слишком добры, господа гвардейцы, – голосом пай-мальчика кротко сказал барабанщик.
Пираты захохотали.
– А я увековечил ваше двустишие, господин де Невиль, – сказал Шарль-Анри: ''Если пукнет наш Бофор…''
– Какое свинство! – прошипел Анри де Вандом, – Гнусная клевета! Бофор никогда не пукает!
Пираты захохотали еще громче.
– Не бывает таких людей, милейший Анри, – улыбаясь, сказал Серж и продолжил тоном педанта, – В процессе газообразования, вполне естественном для человека во время распада пищи образуется сероводород, который…
– Хватит, Серж, – попросил Рауль, – Дорогой Анри, вы самое что ни на есть наивное и невинное существо на нашей посудине, ангелочек, одним словом. ''Клянусь былой невинностью'', слушать вас очень трогательно. Я, право, расчувствовался, – и он сделал вид, что вытирает мнимые слезы хвостиком банданы.
– ''Былой невинностью'' клялась кормилица Джульетты, – отрывисто сказал Анри.
– Можете взять мои слова в кавычки, но я клянусь СВОЕЙ былой невинностью, а не невинностью Джульеттиной кормилицы, вы просто прелесть, Анри!
– Лучше бы вы смеялись надо мной, виконт, как все они, чем вот так утонченно издеваться!
– Бог с вами, Анри, и не думал я издеваться над вами, невинный вы наш!
– Да, сударь, вы ''только шутили". Невинность – это смешно! А мусульманские женщины… легкого поведения с большими… формами на стене, это…
– Еще смешнее! – закончил Ролан, – Но знаешь, Вандом, это женщины тяжелого поведения, увидишь сам!
– Помолчал бы лучше, молоко на губах не обсохло, а тоже, туда же,- прошипел Анри, – А вы, вы все тут совсем забыли правила приличия! Вы, все такие заносчивые перед капитаном и герцогом – кого ни возьми. Что вы пели герцогу на палубе о вашем благородном происхождении? Вы, граф де Фуа? Вы, барон де Невиль? Вы, шевалье де Линьет? Да полно, дворяне ли вы?
– Так развлекается с бодуна
Шайка пиратов, Бофора шпана! – продекламировал де Невиль.
– Шпана? – переспросил Анри, – Вы называете себя шпаной, потомок Ланкастеров? Вот именно, шпана! Так развлекается чернь, вот что я вам скажу!
– Слушай, пажик, ты бы лучше помолчал. Если ты на короткой ноге с Бофором, это еще не значит, что можно болтать, что на ум придет! – в голосе Шарля-Анри прозвучала угроза.
– Да вот, Анри, думай, что говоришь! – обиженно сказал Ролан, – ''Молоко не обсохло''? У меня уже усы начинают расти.
Еле заметный пушок над губой де Линьета можно было назвать усами с очень большой снисходительностью. Но, если Пираты вышучивали невинного Анри, над безусым Роланом никто и не думал смеяться. Оливье с самым серьезным видом заглянул в лицо барабанщику.
– Растут, растут, – серьезно сказал Оливье, – В Париж вернешься усатым. Д'Артаньян отдыхает!
– Вот так-то, – важно сказал Ролан.
– Вас, шевалье де Линьет, я не хотел обидеть, – сказал Анри, вспомнив, как обижался Ролан на всякие намеки на его юный возраст, – У вас я прошу прощения за ''молоко''. Но вы, господин де Суайекур, позволили себе намек на то, что я подлизываюсь к Бофору!
– А то нет? – спросил Шарль-Анри, – Все и так знают, что ты у Бофора в любимчиках ходишь.
– Любимчик, фаворит, может, вы меня еще как-нибудь назовете?
– Да ты, пажик, можешь запросто настучать Бофору…
– На вас, Суайекур?
– Хотя бы и на меня!
– Да вы дурак, г-н Суайекур! Самый что ни на есть ду-рак!
– Я могу потребовать у вас удовлетворения, – сказал Шарль-Анри.
Анри де Вандом расхохотался в лицо Суайекуру.
– У меня, – сказал Анри, – удовлетворения никто не может потребовать. Никто и никогда! У меня удовлетворения можно только попросить, – Анри тряхнул головой, – И не факт, что каждый, кто попросит у меня удовлетворения, его получит. Это слишком большая честь для вас, Суайекур!
– Вандом!
– Суайекур!
Паж и гвардеец вскочили на ноги.
– Кажется, мне пора вмешаться, – сказал Рауль, – Сели оба!
Они продолжали стоять.
– Черт возьми, – сказал Рауль, – Они, похоже, не понимают. Приказ подписывал? – спросил он Суайекура.
– Да.
– Тогда – сел! Быстро!
Суайекур сел, ворча: '' Много о себе понимает…''
– Кто – "много о себе понимает"? – спросил Рауль.
– Не вы, господин де Бражелон. Этот Вандомишко.
– А ты – сюда!
– Не хватайте меня! – Анри уселся рядом с барабанщиком.
– Все успокоились? Тогда слушайте Гугенота. Все никак начать не можем.
– Читай сам, – Гугенот протянул книгу, – От сих до сих. А я пойду, посмотрю на картинки. И добавлю что-нибудь по-арабски.
– Это похоже на массовый психоз, – Рауль покачал головой, – Гугенот, и ты туда же?
– И я, милый Рауль. Мне пришло на ум, что это не что иное, как наш ответ начальству.
– Пираты наносят ответный удар. А об экипаже вы не подумали?
– Экипаж заценил наше, с позволения сказать, творчество, – сообщили желторотые, – Мы сами слышали! Моряки смеялись и говорили, что мы классные пассажиры и еще что-то про ''шутки юмора''.
– Шутки юмора, скажете тоже, – пробормотал Рауль, – Бред сумасшедших. Все, слушайте!
10. ПИРАТСКИЙ КОДЕКС ПОВЕДЕНИЯ.
"Все без исключения моряки, в том числе и пираты, знали, что самая важная вещь на борту корабля – это дисциплина''. Вы что-то хотели возразить, господин де Невиль?
– Отнюдь, – зевнул Оливье, – Я внемлю гласу разума. Не отвлекайтесь, милейший, и продолжайте свою проповедь.