Жертвы дракона - Сергей Покровский

Второй Гррам понял и оставил Ронту в покое. Другие тоже подошли и обступили Анаков. Их было шестеро.

— Гррам! — говорили они.

Это было, должно быть, не только имя племени, но и взаимное приветствие.

Молодые Анаки с удивлением рассматривали это диковинное племя. Ронте все еще казалось, что это могут быть духи. Ибо ей было известно, что духи так же охотятся и убивают добычу, как люди. Но ведь духи умеют, кроме того, летать или нырять под землю. Они дышат пламенем, меняют свое тело по произволу на волчье, или птичье, или мушиное. Эти не делали никаких чудесных штук. Они поступали, как обычные люди или звери. Переступали с ноги на ногу, чесали себе спину. Они были слишком неуклюжи для хищных, проворных духов. Все они были страшно похожи один на другого, кроме того, что у загонщика был шрам, а второй товарищ его был тоньше телом.

Груди и плечи и все их сложение было похоже на людей, только ноги у них были короче, а руки, напротив, длиннее.

Большие пальцы на ступнях торчали врозь. У них были толстые губы и крепкие челюсти с могучими зубами. Все тело их, кроме лица, было покрыто бурою шерстью. На груди и спине шерсть была редкая, но живот и ноги до колен были мохнатые, как у козла.

— Какие они, — сказала Ронта с гримасой, обращаясь к Яррию.

Яррий в ответ улыбнулся.

— На кого они похожи? — сказал он, подыскивая сравнение. — На Илла, — докончил он и засмеялся.

Загонщик вопросительно поднял голову, потом тоже оскалился и одобрительно кивнул головой. Ронта и Яррий посмотрели друг на друга и расхохотались.

Действительно, у грузного Илла была такая же грудь и квадратные плечи, и даже массивные челюсти. Только ноги у него были длиннее и волосы реже и другого цвета.

Пришли еще двое Гррамов. Они тащили первого козла, убитого Яррием. Трое Гррамов взвалили на плечи по козлу и пошли, согнувшись. Двое убежали вперед. И Яррий снова увидел, что они падают на руки, согнув кулаки, и бегут на четвереньках быстрее, чем на двух ногах. Загонщик пошел сзади всех, приглашая знаками молодых людей следовать вместе. Идти пришлось довольно долго, но Гррамы шли мерно, таща без особого усилия свою ношу. Они перешли большое поле и вошли в лес. Яррий раздул ноздри и потянул в себя воздух. Из теплой сырости спящего леса на него пахнула острая струйка сухого, приятного запаха дыма. Они продолжали идти, как вдруг с высоких деревьев навстречу им скатились маленькие, черные, косматые зверьки.

— Ам! — кричали они. — Арм!..

Это были дети Гррамов. Они галдели громко и радостно. Подскочили к носильщикам и стали теребить козлов за ноги и за уши.

Передний Гррам протянул руку и погладил ближайшего по голове.

— Ап! — проворчал мальчик, словно челюстями щелкнул. В это время дети увидели чужеземцев.

— Яп, яп, яп! — забормотали они испуганно и прыснули обратно на деревья.

Жилище Гррамов помещалось, однако, не в лесу, а в пещере. Огонь горел в глубине, и снаружи его не было видно. Дым выходил в расселину в потолке пещеры. У стен пещеры были набросаны груды листьев и валялись старые кости, сухие, объеденные добела. В отличие от Анаков, мужчины и женщины обитали вместе. Племя было небольшое, человек тридцать вместе с ребятишками, которые не замедлили набиться в пещеру вслед за охотниками.

Женщины Гррамов были такие же черные, неуклюжие, но менее мохнатые, чем мужчины. Одна женщина подбросила дров в огонь. В пещере стало светло и немного дымно, ибо весь дым не успевал выходить сквозь расселину. Другие женщины снимали шкуры с козлов. У них были кремневые скребки, как у Анаков, но, в отличие от Анакских женщин, они больше работали руками и зубами.

Дети разделились на две группы. Одна следила за мясом, другая за чужестранцами. Эти юные любознательные Гррамы сидели на безопасном расстоянии у стены и старались не пропустить ни одного движения Анаков. Потом они стали смелее и принялись повторять движения и жесты гостей. И когда Яррий вынул нож и стал заскабливать изъян на древке копья, все они схватили по обломку палки и тоже стали скоблить ее первым попавшимся сучком.

Яррий с удивлением заметил, что дети хватают сучья не только руками, но также и ногами. И ноги у них были странные, с мягкой подошвой, без пятки. Они как будто имели две пары рук спереди и сзади.

Наконец мясо было разделено на части. Ребятишки оставили чужестранцев и подскочили к женщинам. Самый нетерпеливый, не дожидаясь, схватил кусок и хотел убежать, но женщина поймала его за ухо.

— Мам! — закричал он жалобно и тотчас же закусил похищенный кусок и стал грызть его, ворча и задыхаясь.

Женщина бросила в огонь кусок жиру.

— Ам! — сказала она. На языке Гррамов это означало, по-видимому, «ешь!»

Она даже челюстями задвигала, изображая процесс еды. Это была жертва огню.

Через минуту все Гррамы сидели с кусками козлиного мяса в руках и с остервенением грызли сырые волокна и крепкие хрящи.

Анаки вообще-то ели и сырое мясо, не только вареное. Но в эту минуту, повинуясь безотчетному чувству, Яррий взял свою часть, наткнул ее на палку и поставил жариться у огня. Один из маленьких Гррамов тотчас же оторвался от своего куска, поддел его на палку и стал жарить у огня, подражая Яррию.

— Сгорит, — сказал Яррий, видя, что мальчик придвинул мясо слишком близко к огню. Женщина взяла у мальчика кусок и стала поджаривать его на огне с большим вниманием. Другие дети тотчас же побросали свои куски и стали теребить женщин.

— Мам, мам! — кричали они наперерыв.

Скоро весь костер был заставлен импровизированными вертелами с жарким. В этот вечер Яррий, помимо желания, своим примером увлек все племя Гррамов на более высокую кулинарную ступень.

Загонщик Гррам ел медленно и с достоинством. Окончив свою долю, он посмотрел на Яррия, потом взял копье, прислоненное рядом к стене, и стал внимательно рассматривать кремневое лезвие, обвязки из сухожилий, потрогал пальцами грани кремня, даже на язык попробовал, потом одобрительно покачал головой и отставил копье в сторону.

Молодой Гррам сидел на почтительном расстоянии и, не отрываясь, смотрел на белое лицо Ронты, и в глазах его перебегали отсветы от дымно-багрового костра.

Третий охотник неожиданно схватил палку и бросил ее в противоположную стену навесно, как дротик. Он тоже подражал манере Яррия. Палка отскочила назад и ударила в плечо женщину. Она сердито заворчала, потом засмеялась, схватила ветку и бросила в голову охотнику. Они тотчас же схватились и стали возиться, а дети прыгали кругом и весело кричали: «Гррм, Гррм!»

Ронта смотрела на эту возню с удивлением. Анакские нравы не допускали ничего подобного. Но скоро все прекратилось. Гррамы стали укладываться на ночлег парами и гнездами: мужчина, женщина и маленькие дети вместе.

Одна из женщин подбросила дров в огонь и села настороже у груды сухих сучьев, приготовленных на ночь. Гррамы слишком ценили свой огонь, чтобы оставить его без наблюдения и пищи даже на время ночного сна. Женщины Гррамов не усыпляли углей под серой золою. Они хранили свой племенной очаг живым и бессонным с утра до вечера и с вечера до утра.

Усталая Ронта тоже свалилась на груду листьев и тотчас же заснула. Яррий улегся рядом, сжимая копье готовый вскочить на ноги при первой тревоге.

Глава 7

Праздник любви должен был совершиться в женском лагере в ближайший темный промежуток между двух лун. Женщины целый день ходили по окрестностям, искали место получше. Им нужна была ровная площадь для игрища и для хоровода. Они отыскали ее на большом лугу у опушки букового леса. Кругом росли высокие, буйные травы, еще не поблекшие, только чуть огрубевшие осенней жесткостью. Местами пестрели последние поздние цветы. Они были большие, синие. Они расцветали позже всех, и женщины любили их и выделяли из общей безымянности. Они называли их — «любовные чаши».

На это место женщины перенесли свои мешки и несложную утварь, зажгли новые костры и стали выравнивать площадку. Они мечтали теперь о мужчинах вслух, не стесняясь друг друга. Одни говорили о своих друзьях минувшего года, называли их по именам, восхваляли их силу и мужество, пели песни о них. Другие, склонные к перемене, перебирали всех, восхваляли то одного, то другого, влюблялись заочно по три раза в день и никак не могли остановиться на ком-либо одном.

Брак был свободен, но разные люди жили по-разному. Иные пары жили в единобрачии от юности о смерти, рождали детей, помогали друг другу, насколько это позволяли обычаи Анаков. Другие, напротив, проявляли крайнее легкомыслие, особенно женщины. Они из года в год меняли супруга и даже на игрище перебегали от одного к другому, хотя это не одобрялось и называлось крысиным обычаем. Анаки считали крысу нечистым животным и приписывали ей самые неблаговидные привычки и свойства.