Минус всей моей жизни (СИ) - Наталия Матвеева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Снаружи было жарко, Женя чувствовала, как солнце печет ее ноги через тонкие колготки, как горит кожа на ее левой руке под его лучами, а внутри, внутри нее в странном контрасте царили холод и отчаянная тоска. «Возвращайся! Возвращайся!» - кричали динамики ее магнитолы, а она лишь с болью сжималась, до ужаса желая этого, всем своим усталым, истосковавшимся, больным сердцем… Она желала разрушить все преграды, желала быть только с ним, умирать рядом с ним не от ненавистного, обреченного, страстного желания лишь коснуться, ощутить рукой его сердцебиение в груди, окунуться в его взгляд, а от осознания своего бесконечного счастья и того, что Сережа будет навечно с ней, навсегда, навсегда…
Но это никогда не станет реальностью. А значит, Жене оставалось лишь страдать дальше и тонуть в своем болоте холода и одиночества, понимая лишь одно – она делает это ради Насти. Ну и еще слушать музыку, которая, как специально, призывала ее совсем к иным действиям и глубоко рвала уже и так порядком изорванные кровавые раны в ее душе…
- Ага! Вот мы чем занимаемся по утрам, значит? Торчим в машинке, упиваемся музыкой, чтобы чувствовать себя еще более несчастной, чем есть на самом деле, а потом на всех парусах пытаемся успеть на работу, натянув маску гордой и неприступной снежной королевы, которая мучает себя и других ради общего блага! Жека, але, реальный мир вызывает! – ворвался в ее сознание веселый и невероятно теплый голос Семена, который, проникнув туда, куда не могло попасть солнце, а именно внутрь ее тела, ее души, привнес ей немного успокоительного, сладостного тепла, такого нужного ей, такого спасительного, дарящего жизнь и пару градусов настроения.
Женька лениво открыла глаза и слабо улыбнулась, увидев перед собой парня в модных квадратных очках, с пирсингом в нижней губе и в своей излюбленной рубашке кричащего, ядовито-зеленого цвета, дополненной красным галстуком в черный горошек и потертыми темно-синими джинсами с кедами в придачу. Потянувшись, она села и сонно проговорила:
- Ну вот… Даже проигрыш дослушать не дал… Карташов, вот ты вечно лезешь со своим ненужным реальным миром туда, куда тебя не просят, да еще и нравоучения бесплатные с утра… - зевнула Женька, доставая туфли и скидывая кеды, переобуваясь для работы. – Вот я лично не заказывала…
- Вообще-то, Зябликова, Минаев тоже душевных страданий не заказывал, а ты ему их обеспечиваешь по полной…
- У-у-у, все, все, все, Семка, иди на работу один, потому что если ты собираешься снова говорить со мной о Сергее, то я лучше обойдусь без занудного провожатого, так что выбирай: или молча – со мной, или молча – один… - резко прервала его Женька, ощутив боль в сердце и нахмурившись, а Сема покачал головой, ожидая, когда она натянет-таки каблуки и закроет машину, проговорив:
- Это все потому, что мне со стороны немножко виднее, чем тебе, страдалица ты моя ненаглядная! И вообще, я считаю, что ты совершаешь…
- Семка, сейчас пойдешь впереди, я не шучу! – грозно проговорила Женька, пикнув сигнализацией и направившись к парадному входу завода, грустно глядя себе под ноги. – Я уже все решила. Я не собираюсь уводить его из семьи, я не собираюсь отнимать у ребенка отца, ты только представь, что с ней будет! – воскликнула она, отчаянно взмахнув руками. – Нет, нет, даже думать не хочу, я не смогу, Сема, она не заслуживает этих слез, понимаешь?
- Женька, но ты ведь разрешишь ему видеться с ней! Он будет помогать ей, общаться, а насчет несчастной, испорченной жизни… - Сема пожал плечами, обняв Женю за шею, и спокойно проговорив:
- Мой отец свинтил из семьи, когда мне было девять… Мы не общались много лет, я злился на него, но… Если бы он хотя бы попробовал наладить со мной отношения, я бы его простил, потому что всегда очень скучал по нему… Но он был не заинтересован в этом, у него – новая жена, новые дети, а я… - он улыбнулся, увидев неподдельный и искренний ужас на лице Жени. – Женька, могу тебя заверить – я не считаю, что его уход сломал мне жизнь и сделал несчастным. Я нуждался в нем, какое-то время горевал, что все стало по-другому, не как раньше, печалился из-за того, что стал ему не нужен… Но не считаю, что моя жизнь испорчена или разбита. У меня сейчас отличный отчим, он любит маму… Что еще нужно? Все норм. Вот это я и пытаюсь до тебя донести, рыжик. – закончил он, по-джентльменски пропуская ее вперед, в лифт, а Женька, шагая, не зная куда, вдруг ощутила, как затрепыхалось ее сердце и как что-то странно сжалось в груди, хоть она и не понимала, что…
Она рассеянно посмотрела на Семена и как-то через силу выдохнула, тяжело проговорив:
- Это только твой один-единственный пример… Но ведь есть миллион других…
- Каких? – с веселым любопытством спросил Сема, а Женька, испытав какое-то острое, режущее чувство внутри, махнула на него рукой, проговорив:
- Разных. Отстань, Карташов. Я не могу, все равно не могу! А следовательно, я попытаюсь жить дальше, завести другие… отношения… - с болью шепнула она, отвернувшись от Семена и чувствуя, что скорее умрет, чем позволит кому-то другому прикоснуться к ней, целовать ее, обладать ею… Она до отвращения, до ужасного отторжения боялась себе это даже представить.
- У-у, ладно, мой милый аленький цветочек! Я не буду переубеждать тебя в том, что ты дуришь, и из-за твоей дури страдаете вы оба…
- Семен!
- Ладно-ладно, Жека, закрыли тему, но что-то мне подсказывает, что тебе нужно развеяться… - Сема хитро подмигнул и первый вышел из лифта, взяв Женю, охваченную все тем же странным щиплющим, режущим и колющим чувством, за руку и ведя уверенной походкой в секретарскую, видимо, понимая, что его подруга включила пилот-автомат и сама может туда попросту не дойти.
- Как развеяться?.. – потерянно спросила Женя, а Семен хитро улыбнулся:
- Майские праздники будут теплыми, поедем в парк Аттракционов! Обещаю, никаких разговоров о Сергее Викторовиче! Я тебе даже сладкую вату куплю!
- О-о!!
- Да-да! – подтвердил Семен, увидев на лице Жени небольшой проблеск оживления через беспросветную хмурость. – И все ради твоей улыбки, рыжик! Хватит уже горевать, на тебя смотреть страшно! Пора отыскать в этой горке депресняка мою веселую и милую подружку! У тебя, кстати, помада сегодня не очень… - тут же озабоченно и все по-прежнему искренне заявил Сема, показав пальцем на Женины губы, и Женьке вдруг действительно по-настоящему захотелось улыбнуться, впервые за два долгих месяца.
Она в шутку обиженно пихнула его в плечо и возмущенно проговорила:
- Эй! Если ты уже начал разрывать свою подружку из «горки депресняка», то, пожалуй, не стоило начинать с замечаний по поводу внешности… И на помаду не гони! Я утром торопилась, пришлось мамину взять. – вдруг правда улыбнулась она и со вздохом проговорила:
- Ладно, пойдем в парк. Только Полину с собой возьмем, а то она мне своим велосипедом всю плешь проела: когда кататься пойдем, когда кататься пойдем…
- Отлично! С малышкой будет веселей! Супер! Со мной пойдет маленькое солнышко и рыжая, угрюмая тучка! Славно повеселимся. – радостно заулыбался Семен, первым входя в секретарскую и направляясь прямиком к кофемашине, а Женька хмыкнула:
- Завязывай с аллегориями, Карташов! А то… - она осеклась и остановилась, а внутренности ее настороженно напряглись: около секретарской стойки с самым самодовольным и важным видом, вновь сверкая, подобно айсбергу, светлой, блондинистой шевелюрой и белоснежным, режущим глаз, огромным костюмом на крупной, массивной фигуре стоял Павел Краснохатов и нетерпеливо поглядывал на вход, ожидая… ожидая…
Кого ж это, интересно, он ждал с таким хищным видом, позвольте спросить?!?
Женя, которая целых два месяца умирала от своей несчастной любви, даже забыла о нем, потому что Павел, после того случая, когда он застал ее целующейся с Сергеем в его кабинете, перестал навязываться ей, общаясь исключительно по работе, так что даже его жадные взгляды не мешали Жене спокойно жить и страдать дальше от гложущего желания быть с Сережей Минаевым…
Ну а здесь, сейчас, он, завидев ее, вдруг улыбнулся, как раньше, когда она была объектом его притязаний, только в его широченной и счастливой улыбке Женя неохотно уловила и кое-что новое для себя… Нет, тот же оценивающий взгляд, бесцеремонно шарящий по ее телу и плотоядно зависающий на особо «выдающихся» местах, те же омерзительные маленькие глазки, те же румяные, как у ребенка переростка, щечки и огромные лапищи… Ну а взгляд… светился триумфом, что ли?
Женя настороженно и недоуменно смотрела на него, наконец, оторвав себя с места, и, снова обойдя Пашу по широкой дуге, спокойно, но нервно проговорила:
- Доброе утро, Павел Юрьевич. Вы Сергея Викторовича ждете?
Она бросила опасливый и какой-то светящийся мольбой взгляд на Семена, который, налив себе кофе, игриво ей подмигнул, а Павел, тем временем, проговорил своим фирменным, «чарующим», мурлыкающим басом: