Тринадцать полнолуний - Эра Рок

Очнулся в каком-то, наспех построенном шалаше, лёжа на травяной подстилке. Сознание возвращалось на столько медленно, что я с трудом мог соображать. В голове стоял гул, в глазах туман. Я зажмурился, чтобы попытаться вернуть зрение. А когда открыл глаза, то смог разглядеть сплетение веток над головой, через которое пробивался солнечный свет.

Шалтир замолчал, было видно, что он снова переживает тот момент, который, по всей вероятности, был мучительным для него. Он глубоко вздохнул и продолжал:

— Я попытался встать, но моё маленькое тельце не слушалось меня, я просто не чувствовал его. Мне стало так страшно, хотел закричать, но не смог издать ни звука. Вы представляете душевное состояние шестилетнего мальчика, который мог только думать и всё! Я, невероятным усилием, стал пытаться раскачать свое тело, пока не выкатился из своего убежища. «Слава Всевышнему, облако очнулось». Я не говорил вам, что меня, с самого младенчества, все родные называли «облаком». С самых первых моих шагов, все удивлялись моему проворству и легкости движений. Как-то раз, бабушка позвала меня, чтобы посмотреть, как я, быстро перебирая своими ножками, помчался к ней, а потом меня позвала мама и я повернул в её сторону. «Как облако быстро меняет свой курс от малейшего дуновения ветерка» сказала бабушка. С тех пор меня и стали звать «облаком».

И вот, теперь, возле шалаша, послышался голос бабушки. Я повернулся на её голос. Бабушка Шил сидела на земле возле маленького костерка и что-то мешала в глиняном горшке. Бросив своё занятие, она бросилась ко мне и, прижав мою голову к своей груди, расплакалась. «Внучек мой маленький, облачко моё, я уже и надеяться перестала» приговаривала она, целуя моё лицо. А потом, когда её первая радость немного стихла, она стала рассказывать, что со мной произошло. Оказалось, что я пролежал без памяти 49 дней, а она ухаживала за мной. В ту ночь, когда я вышел из дома за этим лучом, она тоже не спала и видела мой уход. Бабушка подождала немного, думая, что я вышел во двор по нужде, но я не возвращался. Тогда она пошла искать меня и увидела, как я, словно по чьему-то зову, бегу по светящейся дорожке уже довольно далеко от дома. Она почувствовала непередоваемый страх за меня, а потом благоговейный трепет перед этим светом и пошла следом за мной. Но её старость уже не давала возможности догнать меня и тогда она крикнула моё имя, чтобы я остановился. Но я только сильнее припустил. Ей не оставалось ничего другого, как по возможности, не терять меня из виду. Яркая вспышка света, а потом кромешная тьма. Бабушка ужаснулась, упала от неожиданности. А когда поднялась с земли, то к своему ужасу поняла, что меня нигде не видно. Какое родственное чутьё, какое наитие двигало ей, я незнаю, но она нашла меня среди огромного поля в полной темноте. Я лежал без сознания и её попытки привести меня в чувство были тщетны. Она хотела взять меня на руки, чтобы отнести домой, но вдруг послышался, сначала тихий, потом нарастающий, гул. Земля заходила ходуном под её ногами, словно под землёй заворочалося какое-то огромное животное. Гул стал невыносимым, оглушающим, а вибрация была такой, что бабушка не устояла на ногах и упала рядом со мной. Она прижала моё тело, словно хотела закрыть собой. Это было просто светопредстваление какое-то, говорила она, сколько это продолжалось, она не помнить, ибо страх так сковал её, что само время перестало существовать.

Она очнулась от звенящей тишины и лучей солнца, поднимавшегося над горизонтом. Наступило утро, а я так и был без сознания. Бабушка Шил, еле-еле поднялась на свои дрожащие ноги и попыталась взять меня на руки. Но ночь леденящего страха отняла у неё последние силы. Она горько расплакалась от бессилия и решила вернуться, чтобы позвать моего отца. Она шла и шла, удивляясь тому, как далеко мы оказались от дома. Ей даже пришлось оставлять приметы, чтобы потом без труда отыскать меня. Она шла до самого полдня и уже начала волноваться, что заблудилась, ненаходя знакомых мест. И тут щемящее предчувствие беды охватило её, когда она поняла, по каким-то, только ей известным приметам, что местность вокруг отдалённо напоминает ту, в которой мы жили. Но ни одного строения, ни одного, хотя бы, разрушенного домика не было! Бабушка обомлела. Не чувствуя ног, она опустилась на землю, внутри её похолодело, перед глазами всё поплыло. На месте когда-то зелёных полей тростника и риса, любовно возделываемых её сыном, небольшого селения, приютившегося на склоне горы, была безжизненная равнина, занесённая песком. Словно и не было здесь никогда ни людей, ни домов. Навалившееся горе, словно каменная глыба, скатившаяся с гор, казалось, придавила бабушку Шилу к земле, она уткнулась лицом в песок. Хотела плакать, но слёз не было, хотела закричать, но крик комом застрял в её горле.

Сколько пролежала она так, только богу известно. Перед ней, словно во сне, промелькнула вся её жизнь. Зажмурилась Шил и будто душа её, против времени, вернулась назад, посмотреть, какая трагедия случилась здесь этой ночью. Словно, разрываемая изнутри, вздыбилась по середине селения земля, повалились лачужки, дико закричали люди, выскочившие из своих домиков. Забегали в панике, ища спасения. Люди, животные — всё смешалось в один живой организм. Но шанса на спасение не было ни у кого. Разверзлась земля и поглотила всех за одно мгновение. Что это было? Что за чудовищная катастрофа? «За что, боги?!» это единственная мысль, которая словно огнедышащий дракон, испепеляла душу старой женщины. Но не было ответа ни в разуме, ни в сердце, ни с небес. Мир, в котором жила её семья, исчез, поглощённый безжалостной землёй. Жизнь остановилась.

Сколько времени находилась она в полном оцепенении, раздавленная горем и болью души, неизвестно. Но маленький мальчик, внук, оставшийся единственным из потерянного мира счастья, был ниточкой, которая ещё связывала её с той жизнью. Измученная, она собрала остатки сил и пошла назад, к тому месту, где оставила меня. Уже прошло столько лет, а я, даже сейчас, при всей своей учёности, до сих пор не могу понять, откуда в ней было столько сил, чтобы пережить эту боль. Есть индийская поговорка «то, что не убивает, делает сильнее». А может, именно эта боль и помогала ей выхаживать меня, не приходящего в сознание целых долгих 49 дней. Но я стою перед вами, благодаря проведению и безграничной любви моей бабушки. Чем она кормила меня, чем поила, я незнаю, вернее не помню, но я стал поправляться довольно быстро. Через несколько дней, бабушка, сдерживая рвущиеся наружу рыдания, рассказала мне о том, что случилось. Я слушал и не верил своим ушам, моё сердечко бешено колотилось, словно маленькая птичка в силках. Я смутно понимал смысл её страшного рассказа, плакал и кричал, что это неправда. Бабушка прижимала меня к себе и говорила, говорила что-то, но я не слышал её голоса. Устав от слёз и горя, я уснул на её руках. Мне снились мои родные, мать, отец и братья. Они, взявшись за руки, уходили вдаль, за горизонт, не оглядываясь и ничего не говоря мне. Я плакал и бежал за ними, но они только прибавляли шаг, пока не скрылись за пеленой серой мглы. Когда я проснулся, бабушка сидела возле потушенного костра, складывая что-то в кусок материи. Увидев моё пробуждение, она сказала «нам пора идти, вставай, внучек». Я поднялся на ещё не совсем окрепшие ножки, она взяла меня за руку и мы пошли под палящем солнцем в неизвестную даль, вникуда. Мы больше никогда не говорили о том, что случилось той ночью и никогда не были на том месте, где стоял наш дом. Так закончилось моё счастливое детство.

Мы ходили от селения к селению, от посёлка к посёлку. Я, не смотря на свой малолетний возраст, смог понять, сколько в мире плохих и хороших людей. Большинство людей относились к нам с душевной теплотой и заботой. Мы не стремились вызвать к себе жалость, но пережитая трагедия горестными печатями отразилась на наших лицах. Многие сами старались помочь старой женщине с малолетним ребёнком, пытаясь всучить ей милостыню. Но моя бабушка всегда была очень трудолюбивой и не гнушалась никакой работой, чтобы заработать нам на пропитание. Во всех посёлках бабушка показывала своё искусство шитья и люди щедро платили ей. Я тоже, насколько хватало моих детских сил, пытался помочь, поэтому тоже брался за любую посильную работу. Так и жили мы, от дома к дому.

Много раз бабушке предлагали остаться в каком-нибудь селении, но она всегда отказывалась, словно одержимая идя к какой-то, только ей известной цели. Когда я спрашивал, куда мы идём, она отвечала, что нам нужно обязательно дойти до одного места, в котором я найду лучшую жизнь. «Я уже так стара, что перед смертью должна быть уверена в твоём будущем» говорила она мне, прижимая к своей груди. Я кричал, ругался с ней, что она должна жить долго, но она только улыбалась в ответ. Так мы и продолжали свой путь.

Мы достигли города Патан. Среди верующих этот город весьма почитаем. По преданию, Будда обрёл там просвящение. Это город мастеров и ремесленников, в каждом мастере есть искра божья, настолько хорошо они делают своё дело. Их изделия пользуются спросом во многих странах. Мы с бабушкой остановились в этом городе на несколько дней и ночевали возли старинного храма Будды. На третью ночь бабушка проснулась и разбудила меня, тряся за плечо. «Смотри, смотри, внучек, смотри вот туда» шептала она мне. Я никак не мог проснуться и вяло отбивался. Но она так настойчиво теребила меня, что, в конце концов, я проснулся и сел. Вокруг было так темно, хоть глаз выколи. Но вдруг, словно серебристые нити дождя полились с небес, освещая всё вокруг, напомнив мне о той страшной ночи, после которой мы остались одни с бабушкой. Я закричал от испуга, а бабушка закрыла мне рот рукой. Но, не смотря на страх, я не мог закрыть глаза. А тем временем, серебряные нити стали сплетаться в толстый пучок, пока не соткали фигуру, кого бы вы думали? Да-да, именно Будды, сидящего в позе лотоса. Я почувствовал, как перед моими глазами всё поплыло и… провалился в темноту. Когда я очнулся, солнце едва позолотило горизонт. Бабушка Шил сидела рядом со мной и качалась из стороны в сторону. «Ну вот, мой маленький, теперь я точно знаю, куда нам идти, Будда сказал мне это сегодня ночью» и, наспех перекусив нехитрой снедью, мы отправились дальше.