Катынь. Ложь, ставшая историей - Елена Прудникова

Непонятны ещё упоминания о расстрелах в Киеве. Они проводились с 29 сентября по 11 октября, то есть раньше середины октября эти солдаты появиться в деревнях не могли, а польских офицеров расстреливали в сентябре. Но, во-первых, кто сказал, что только в сентябре? Во-вторых, кто сказал, что были эти каратели именно в Киеве а не, скажем в Киевской области или просто на Украине: «Где-где, говоришь, стреляли? Украйнен? Это где Киев, да?» «О, я, я, Киев…» А в-третьих — кто сказал, что в Козьих Горах стреляли только поляков? «Русские могилы», которых никто не считал и не раскапывал, тоже ведь кем-то наполнялись…

Да, но Украина — это сфера действия группы армий «Юг». Как команда оттуда попала под Смоленск? Тоже, в общем-то, ничего невозможного. На Украине функции айнзатцкоманд достаточно успешно выполняли местные кадры — в первую очередь украинские националисты. В Белоруссии и на западе России с карателями «из своих» было намного хуже, настолько хуже, что в Белоруссию жечь деревни привозили украинцев, а в Ленинградскую область — эстонцев. Так что СД вполне могла и перегруппировать силы, направив под Смоленск расстрельную команду с Украины.

Как видим, можно и эти свидетельства вписать в общую картину без особых натяжек, не говоря уже о вопиющих противоречиях.

Железные гильзы. Ещё одну любопытную вещь рассказал в своей беседе 24 сентября 2010 года в прямом эфире КМ ТВ известный журналист Анатолий Вассерман — впрочем, и до того эта тема неоднократно появлялась на различных исторических и военных форумах.

«В опубликованном немцами сборнике документов по Катыни… есть фотография нескольких гильз, найденных в раскопе. Гильзы эти поражены коррозией, но даже по чёрно-белой фотографии видно, что коррозия очень характерного типа, так могут коррозировать только гильзы из биметалла, то есть стальная гильза, покрытая медным сплавом. Гильзы чисто стальные, покрытые, например, гидроизолирующим лаком, или чисто из медных сплавов, коррозируют совершенно иначе. Это настолько узнаваемо, что любой человек, который хоть раз держал в руках ржавую гильзу, скажет это однозначно. Так вот гильзы были калибров 7,65х17 мм и 9х17 мм. Первое число — это калибр ствола, второе — длина гильзы. Биметаллические гильзы этих калибров выпускали только немцы, больше никто. И выпускали их только начиная с конца лета 1940 года.

Ведущий. Советский Союз их не закупал?

А. В. Расстрел, по официальной датировке, был весной 1940-го. То есть, даже если бы Советский Союз купил партию этих гильз, он бы не успел их использовать. Понимаете, есть вещи, которые можно долго анализировать и интерпретировать разными способами, но бывают и вещи однозначные. Их по латыни называют „Experimentum crucis“ — дословно „крестовый опыт“… Результат такого опыта может однозначно отвергнуть какие-то предположения. В данном случае самой фотографии этих гильз вполне достаточно для того, чтобы однозначно исключить датировку расстрела весной 1940 года…»[162]

Тайны гнездовских курганов. Если читатель помнит, в заявлении Совинформбюро промелькнула странная на первый взгляд фраза о том, что

«…именно близ деревни Гнездовой находятся археологические раскопки исторического „Гнездовского могильника“».

Над ней ещё так весело потешались ребята Геббельса: мол, вот до каких нелепостей докатились большевики в своей попытке оправдаться.

Однако Гнездовский могильник существует, и координаты его до секунд совпадают с координатами Козьих Гор. Это открытый в 1867 году археологический комплекс IX–XVII веков, который до сих пор является крупнейшим в Восточной и Северной Европе. Ещё до войны ему был присвоен статус государственного заповедника. Комплекс состоит из трёх тысяч курганов и занимает площадь в несколько квадратных километров. Его территория, расположенная на высоком берегу Днепра, начинается с 12-го километра (если ехать из Смоленска) по левую сторону Витебского шоссе, с той же стороны, что и Козьи Горы, примерно в районе одноимённой станции. Курганы расположены в лесу и в поле.

В центре древнего Гнездово, поселения, возникшего раньше Смоленска, находилось городище, укреплённая часть города, недалеко был расположен посад, а за ним кладбище, которое, по признанию специалистов, является самым большим языческим кладбищем в мире.

У немцев имелись свои виды на древнее городище. В идеологии гитлеровской Германии большое значение придавалось «расоведению и преистории (археологии)». «Преисторией» занимались конкурирующие друг с другом археологические подразделения СС и ведущего идеолога национал-социализма, а во время войны министра оккупированных восточных территорий Розенберга. После начала Второй Мировой войны его сотрудники занимались изъятием ценностей, а также раскопками практически на всех оккупированных Третьим Рейхом территориях.

Осенью 1942 года для изучения гнездовского городища прибыл археолог Клаус Раддац, который до этого успел поработать в Виннице. В Гнездово Раддац, по свидетельству другого «розенберговского» археолога, Энгеля, «раскапывал курганы с привлечением военнопленных». Но почему-то после отъезда этого учёного «всем стали показывать выкопанных поляков», а не добытые им археологические находки. Неизвестно, что раскапывал Раддац и в Виннице — зато известно, что и там нашли рвы с «жертвами НКВД».

Археологи экспедиции АН СССР, по поручению ЧГК проводившие в 1944 году экспертные работы в этом районе, отметили уничтожение более двадцати курганов. На вершине самого высокого холма немцы установили зенитную батарею. А в центре главной группы курганов они организовали обжиг известняка. Был отрыта земляная выработка размером 5,7 х 9 м и глубиной более 3 м, рядом сооружены специальные печи. Помните, доктор Бутц говорил о наличии извести в катынских могилах? Ни под Харьковом, ни в Медном следов извести не нашли, а в Козьих Горах её применяли в больших количествах. С учётом того, что именно немцы устроили здесь печи, её наличие — ещё одно дополнительное свидетельство об «авторстве» катынских расстрелов.

Глава 18

Без вины покаяние

Джекоб едва сдержался, чтобы из свойственного всем журналистам ехидства не спросить: а должен ли русский народ покаяться за то, что он победил немцев во Второй мировой войне?

После того как отработала «Комиссия Мэддена», можно было сказать, что геббельсовская провокация удалась так, как маленький рейхсминистр, наверное, и сам не предполагал и даже мечтать не мог. Подкрепленное на таких высотах, как Капитолийский холм[163], нюрнбергское непризнание вины гитлеровской Германии плавно перетекло в признание вины СССР. Доказательств, правда, не прибавилось — но когда пропагандистская кампания утруждала себя такими пустяками?

Тема особенно не педалировалась, но тлела себе потихоньку, как огонь в торфянике: немножко тепла, немножко дыма, иногда займётся какое-нибудь деревце — а в общем-то ничего катастрофичного… на первый взгляд.

Единственная страна, в которой катынский огонь не угасал никогда — это, разумеется, Польша. Несмотря на социализм, идеологию, польско-советскую дружбу и прочая, прочая…

Отход от советской версии катынского расстрела начался в Польше в 1956 году, когда на волне десталинизации к власти пришёл Владислав Гомулка, бывший «узник совести», в 1951–1954 гг. сидевший в тюрьме по обвинению в правонационалистическом уклоне. С его приходом Катынь стала в Польше запретной темой. Пропаганда о ней молчала, из «Большой всеобщей энциклопедии» была изъята статья «Катынь», на кресте в «Катынской долине» Повонзковского кладбища в Варшаве не была указана дата смерти. Такая вот безмолвная демонстрация, когда люди вроде бы и молчат, но, как сказано в одной современной комедии, «громко думают».

Ничего удивительного в этом нет. Многовековые проблемы нельзя решить за несколько лет. И если уж даже Вторая мировая война не излечила поляков от любви к Западу и настороженности по отношению к «москалям»… Взять ту же Британию: именно британские провокационные обещания помощи вообще втравили Польшу в войну с Гитлером — и всё равно неистребимо было желание господ офицеров воевать на стороне британской армии, как послушная собачка, которая, как бы с ней ни обращались, всё равно бежит на хозяйский свист. Это о любви. Теперь — о ненависти.

Ян Карский до войны был дипломатом, пару лет пробыл в советских лагерях, затем стал курьером между эмигрантским правительством в Лондоне и польским подпольем, после войны обосновался в США. В 2000 году, незадолго до смерти, дал интервью журналу «Новая Польша», где, в частности, говорил: