Атлантическая премьера - Леонид Влодавец

Конечно, речка здешняя на Карибское море не тянула, но купаться в ней было можно. Даже поплавать немного. Вода была темная, цвета чая или коньяка, но прозрачная, без грязи, просто через торфяники где-то протекала. Весь берег на протяжении нескольких километров был обложен купальщиками. Даже оба берега. В одиночку, группами, с детьми, с собаками… там тетка разлеглась, там дед, там пара молодых. Но и для нашей компании пятачок нашелся. Правда, не у самой воды, а метрах в двадцати от реки, но пристроились. Скинули армейское, пропрелое, сбросили на травку и бегом! Бултыхнулись, заорали, заплескались.

— Вода! — заорал Толян. — Два года мечтал! — У-о-а-а!

— Да, это тебе не арык!

А я отчего-то вспомнил, как мы с Марселой плыли ночью от вертолета к песчаному островку, где встретились с Мэри и Синди… Было это вообще или это я придумал? А может, Браун фантазировал? Но помнилось хорошо, никуда не денешься…

Минут десять не вылезали из воды, хотя она все-таки была проточная и не самая теплая.

Когда вылезли, то увидели знакомых ребят Игоря, они играли в волейбол, став в кружок. Мы тоже встали, разогрелись. Потом развалились на траве — подстилать-то было нечего.

— Нормально! — поглаживая себя по животу, сказал Толян. — Если бы не уезжать — вообще здорово.

— А зачем тебе уезжать? — спросил Игорь — У тебя чего — жена, дети?

— Нет у меня никого, — проворчал Толян, и я посмотрел на него другими глазами.

— Детдомовский? — спросил я. Это вышло как пароль

— Ага, — кивнул он.

— Я тоже.

— Надо же — покачал он головой — Считай, родня.

— Отца, мать помнишь?

— Помню, хоть и не хочу. Пьянь был — не приведи Господь. Я не знаю, на что меня мать кормила. А потом он ее убил. Ногами затоптал. Я видел, все помню, мне ведь уже лет семь было, я в школу ходил. Нажрался и ни с того ни с сего подумал, что она от него гуляет. Его забрали, а меня — в детдом. С тех пор не виделись. Объявился бы — я б его замочил и не заплакал. Сидеть только неохота из-за дерьма. Думаю, он и так сдох где-нибудь.

— А я своих вообще не видел. Я в дом ребенка попал. То ли подкинули, то ли отказались — не знаю.

— Ну и не жалей. Мы с тобой — главное достояние нашего народа. «Все лучшее — детям». Правильно? Спасибо родной стране! Без балды.

— Короче, — вмешался Игорь, — остаетесь тут?

— Дней на десять, — сказал Толян, — не больше Мне ж в Смоленск надо.

— Всего ничего! Можешь на электричках доехать. Прямая дорога.

— Нахлебничать неохота. У меня денег — хрен целых ноль десятых.

— Не боись, попросим батю, он тебе халтуру найдет. Хоть всем семерым. Если бы еще Лосенку нашел машину — так мы б такую шабашку сделали!

— Далеко?

— Да здесь, поблизости. В дачном поселке, там дачки ого-го-го ставят! Батя за прошлое лето полторы штуки выгнал. Это здесь, всего за три месяца, получается пятьсот в месяц! Я до армии тоже успел пошабашить. Главное — не в Казахстане, не в Сибири, а тут, рядышком. Ты можешь ничего не уметь — батя в два счета научит. И бревна тесать, и кирпичи класть. Безо всякого ПТУ.

— Посмотрим — зевнул Толян.

В поле моего зрения попали сестры Чебаковы. Они дружно брызгали водой на какого-то толстого, неуклюжего дядьку.

— Это что за Чудо-юдо рыба-кит? — спросил я у Игоря

— Дачник один, из поселка. То ли профессор какой-то, то ли еще чего-то. За границей бывает. Отец ему три года назад дачу выстроил. В два этажа, каменную. Туалет как в городе, ванна — настоящий дом. А он наших девок английскому обучил. Обещал в институт подготовить. Они ж в этом году, в августе, сдавать будут. Мать очень хочет, чтоб они поступили, а отец боится, чтобы этот Сергей Сергеевич их по ходу дела не оттрахал. Ты не смотри, что он толстяк, это так кажется. Ему и лет-то немного — чуть-чуть за сорок.

— А ты-то как на это дело смотришь?

— Мне, честно скажу, плевать. Им зимой уже по восемнадцать будет, сами умные. Не люблю только, когда они выделываются со своим английским. Батя — тот вообще на дух не переносит «Закаркали! — скажет. — Скоро по-русски разучитесь говорить!» А ты чего, тоже, что ли, говорить умеешь?

— В школе учил — неопределенно сказал я. Это была и правда и неправда. В школе я английский учил, но выучил я его совсем в другом месте.

Как видно, донимать меня вопросами Игорю было лень, и он уткнулся носом в руки, подставив спину под лучи уже клонящегося к закату солнца.

Тем временем близняшки вылезли из воды вместе со своим Чудо-юдом. Вблизи он выглядел немного по-другому. Конечно, брюшко у него немного отвисало, но не больше, чем у штангиста-тяжеловеса. Сергей Сергеевич обладал сложением Ильи Муромца, и я был готов поручиться, что для него не проблема толкнуть 200-килограммовую штангу или перекреститься четырехпудовой гирей. Лицом он тоже напоминал незабвенного Илюшу, потому что лицо это было украшено солидной темно-русой бородой, в которую вплелась эдакая благородная проседь. Точно такая же была и на мохнатой груди, а также на пузе. Наверно, ниже тоже, но дальше были плавки. Лысина у него даже не начиналась, и густой мокрый чуб немного нависал на лоб. Ростом Сергей Сергеевич, само собой, удался, и макушки далеко не маленьких девчонок — примерно, отметка метр семьдесят — находились где-то на уровне подмышек. Кроме того, Чудо-юдо обладал могучим басом и так раскатисто хохотал, что люди оборачивались на этот хохот аж со стометровой дистанции.

Выйдя из воды, они втроем — Чудо-юдо посередине (прямо Нептун с русалочками!) — двинулись к нам. Возможно, они просто шли к своим полотенцам, разложенным чуть правее, чем наша одежка. Так или иначе они прошли мимо нас, и Лена — та, что без родинки — заметила:

— Приятного отдыха, сэр! Надеюсь, что вам здесь нравится больше, чем на Багамах? — Разумеется, все это было произнесено по-английски. То ли ей хотелось проверить, действительно ли я говорю по-английски или только выучил фразу насчет «поспешных выводов».

— Благодарю вас, — ответил я голосом, который вполне походил на тот, каким разговаривал Дик Браун, играя с Соледад в «миллионера и служанку», — на Багамы я надеюсь съездить в будущем году, а в этом году загорал на Антилах.

Чудо-юдо удивленно вскинул мохнатые брови и остановился, а затем повернулся в мою сторону.

— У вас произношение настоящего янки, — произнес он на чистом английском,

— только не припомню, из какого штата. Вы посольский ребенок?

— Надо вам заметить, сэр, что из детского возраста я вышел согласно действующему в нашем государстве законодательству… — Эту фразу я произнес почти так, как произносили ее классики британской литературы, прочтенные Брауном в юаровском госпитале.

— Чудо-юдо расхохотался и сказал по-русски:

— Давайте знакомиться! Меня зовут Сергей Сергеевич.

— А меня — Николай Иванович! — Я встал и церемонно наклонил голову. Конечно, это было не без Прикола, но Чудо-юдо и ухом не повел.

— Подходите к нам! — пригласил он. — Посидим, поболтаем… На англосаксонском диалекте!

— Во дает! — уже двигаясь следом за Чудо-юдом, услышал я реплику Толяна.

— Шпарит без запинки. Я ж говорил — спецназ.

Усевшись на полотенце рядом с Сергеем Сергеевичем и близняшками, я не очень знал, о чем следует говорить, но Чудо-юдо немедленно взял диалог на себя:

— Я очень удивился, когда Зина и Лена сказали мне, что один из друзей Игоря неплохо говорит по-английски. Причем, судя по всему, только-только вернувшись из Советской Армии. Знаете, это не часто встречается. Вы где-то учились?

— Позвольте мне не отвечать на этот вопрос, — ответил я по-английски. — Считайте, что у меня врожденный дар.

— Вам, наверное, следует поступать в институт, — заметил Сергей Сергеевич. — Разговорным языком вы владеете как родным. Я понимаю, что у вас, возможно, дана подписка о неразглашении … Но все-таки вы привлекли к себе внимание. Вы еще не выбрали, куда будете поступать?

— Скорее всего вообще не буду, — ответил я по-русски.

— Желаете пополнить ряды славного и героического рабочего класса? — прищурился Чудо-юдо. — Интересно, интересно. Хотя я знаю, что есть и такие — рабочие. Правда, у них высшее инженерное образование и они выполняют разный шеф-монтаж в странах «третьего мира». Может, у вас такие планы?

— Я пока не думал, сперва хочу передохнуть и осмотреться. Я ведь только-только из армии.

— И все-таки решать придется, — улыбнулся Сергей Сергеевич. — Родители заставят.

— Меня некому заставлять, — тут я, наверно, был искренен, но не прав. Родителей, чтоб заставить куда-то поступать, у меня не было, но я как-то позабыл о том, что я — человек, от которого НИЧЕГО на зависит. Именно в этот момент опять проявила себя та непонятная сила, которая управляла мной во время драки в электричке. Правда, на сей раз она не стала подчинять себе мои мышцы. Она взяла под контроль мою речь. Я думал одно, а произносил совсем другое. Мне, только что произнесшему самонадеянную фразу, сразу дали понять: «Ты — робот. Мы можем заставить тебя делать все, что нам угодно!»