Ужасный век. Том I (СИ) - Миллер Андрей

Возможно, никто действительно не мог ничего пояснить о побеге Фарханы. Побледневшие солдаты совсем не напоминали людей, способных в такой ситуации нечто скрывать. Разве только не признавали очевидного: великолепие Альма-Азрака, столь ублажающее после тягот затянувшейся военной кампании, расслабило их.

И как обычно бывает на войне — расслабленность мгновенно оказалась наказана.

Шеймус остановился посреди комнаты. Он возвышался среди своих людей, словно дворец халифа над панорамой города. И чёрный цвет того здания хорошо ложился в сравнение.

— Ну?..

— Я передала послание Фарханы родным. Три дня назад. И ответ на следующий день.

Ирма выдохнула эти слова скороговоркой. Будто груз упал с плеч, но одновременно закрутило в животе, по спине пробежали мурашки. Женщина, хотя и опустила глаза — почувствовала, как на ней в один миг скрестились все взгляды. В лучшем случае изумлённые.

— Ты… что?

— Я думала, это никому не повредит. Она очень просила. Говорила, что здесь есть родня, что ей помогут, что она иначе не сможет решить… Я…

Голос дрогнул, Ирма с силой сжала веки. Дерьмовая ситуация. Но лучше рассказать всё как есть сейчас, чем если правда вскроется после. Её мог видеть только не только Игги. Да и можно ли ему полностью доверять?

— И что там было? В посланиях?

— Я не знаю…

— Хочешь сказать, что решила передавать её писюльки… и даже не читала их?

Ирма лишь молча кивнула. В носу защипало, к горлу подкатил ком, плечи сжались, пальцы задрожали. В наступившей тишине было прекрасно слышно, как под потолком нарезает круги крупная муха.

— Какая ты дура…

— Я…

— Овца. Ты понимаешь, насколько это тупорылый поступок? Да нет, ты не понимаешь… Хотя я, казалось бы, донёс свою мысль ясно и до каждого. Что сложного — проследить за одной девкой? Для вас всех это было трудно? Я лично должен был за ней приглядывать?

Шеймус почти не повышал голос: скорее произнёс это театральным шёпотом, ровным и приглушённым, но прекрасно слышимым. Впрочем, лучше бы он орал.

Ирма боялась поднять глаза. Капитан никогда не бывал с ней особенно обходителен, но так…

Уж тем более — при людях. Ужасно обидно, хотя Ирма понимала свою вину в произошедшем. И всё равно больно. Унизительно. Зачем?.. В конце концов, Шеймус сам был виноват перед ней — лимландка никогда не забывала об этом, несмотря на прощение. Она ведь ничуть не лгала Отцу Пустыни.

Вот бы загадочный местный бог явился сейчас и как-то разрешил положение! Повернул время вспять. Чтобы ничего этого не случилось!

— Ладно. Но я с вами ещё не закончил. Один совет, котятки: если кто-то ещё продолжает что-то скрывать, то пусть этой же ночью рвёт когти к своим местным друзьям. Потому что завтра утром я продолжу разбираться с каждым. Лично. По очереди. И если узнаю о чём-то, не прозвучавшем в этом комнате, то… я такого человека даже не повешу, нет. Поджарю суку в медной бочке. Вы все знаете, что это не шутка.

Они, безусловно, знали. Это в Муанге кое-кто из врагов не прочувствовал ситуацию…

— Если Сулим, Валид или ещё какой-нибудь Хуйлид желает поквитаться со мной, то пусть приходит. Но сначала я разберусь с дураками и предателями. Вон отсюда.

Айко отступил от двери, и никому не потребовалось повторное предложение — солдаты и обозные жёны бросились наружу одной плотной кучей. А вот Ирма шагнула к капитану.

— Послушай, я…

Шеймус её не ударил, конечно — не то от хрупкой лимландки и мокрого места бы не осталось. Просто оттолкнул в четверть силы. Но и этого хватило, чтобы ноги Ирмы оторвались от пола: она упала, больно ударившись, и проскользила по мрамору через полкомнаты. До самой стены.

— Прочь! И не смей показываться на глаза, пока сам не позову. Ясно?

Ирма ничего не смогла произнести. А может, и смогла, но сама того не запомнила. Женщина пришла в себя, только когда Идвиг уже поднял её с пола и повёл куда-то. Он говорил с Ирмой по-лимландски, но та словно забыла родной язык.

Вечер в Альма-Азраке уступал место ночи. А следующее за ней утро не сулило ничего хорошего.

***

Несмотря на срочный вызов во дворец, Ангус был по обыкновению весел. Понятно, что дело срочное, однако он совсем не ощущал тревоги, и это было странно. Тревожные предчувствия не отпускали почти всё то время, что наёмники провели в столице. Особенно после разговора во дворце и слухов о проповедях Сулима.

Но как-то уж очень сладко сложился вечер. Успело окончательно стемнеть, окна Альма-Азрака засветились, луна поднялась высоко.

Лейтенант приближался к дворцу в компании пары сержантов и троих опытных солдат. Он был порядком пьян, но что поделаешь? Пить сегодня никто не запрещал. Походка лишилась обычной твёрдости, мир вокруг не плыл — однако сделался немного мягким и тягучим. В голове звучала музыка.

Одной рукой Ангус прижимал к себе дородную мураддинку в настолько бесстыдном платье, что Сулим наверняка пожелал бы забить её камнями. Другой — почти равную ему по росту стройную аззинийку: чёрную, как старое знамя командора Мендосы. Обе женщины обошлись вдвое дороже, чем смогли бы отработать даже при исключительных талантах. А ведь таланты ещё предстояло проверить. Но что такое деньги, в конце концов? Пыль!

Солдаты тоже были навеселе. Они пытались затянуть строевую песню, но никак не могли попасть в общий ритм. Так что на улице зазвучал простой похабный куплет.

Из дворца доносился шум, но рассеянное хмелем сознание не позволяло что-либо разобрать.

— Разосрались там, видать. — заявил один из сержантов.

— Ник-ка, ик… Сулим шо-та выдал, так думаю. Капитан, знамо дело, зол. Трахнет мне мозг, точно. Прям вот на всю длину засадит. Ну, девочки, вам потом меня утешать, верно?

Аззинийка мурлыкнула что-то на своём языке, мураддинка ухватила Ангуса за задницу. Этим красоткам не занимать энтузиазма! Хорошие шлюхи любят свою работу не меньше, чем хорошие наёмники.

— У меняяя, ик… ванна. Ванна в покоях. Вооот такая. Мы там втроём поместимся. Обожаю ванну. Это вы вспотеете да помоетесь, а я тут месяцами по пустыням… четыре, сука, года. Ненавижу ебучую пустыню. У меня, ик, на родине только леса. Лес видели когда-нибудь? Не между ног только!

По пьяни Ангусу эта шутка показалась невероятно остроумной. Он заржал в голос, и сержанты следом за ним — но как-то не очень уверенно. Наверное, ради субординации. Ангус сам годами ухахатывался над тупыми скабрезностями командиров: теперь уже не его черёд.

— И у нас леса. — хихикнула чернокожая.

— Видел я ваши леса. Такое ж гумно, как в Муанге. Орфхлэйт — вот это лес! Коли будете умницами, так я вас при себе оставлю и, может быть, отвезу туда…

Они подошли к ограде, окружавшей дворец. Тёмный ночной сад не позволял рассмотреть нижний этаж, но на втором мелькали в окнах тени: и верно, неспокойно. Что-то случилось, с этим придётся разбираться… Главное — чтобы не до утра, а то гульфик Ангусу нынче сильно жал. Бенедикт может проводить ночи в молитвах, а Регендорф пускай своей зазнобе стихи читает. Или что там делают с женщинами рыцари? Нормальному мужику под светом луны потребно иное.

Возле ворот Ангус заметил по другую сторону ограды часового в «ржавом» плаще. Мерзавец привалился к решётке, присев на её невысоком каменном основании: спит! Трезвым лейтенант пришёл бы в ярость от подобного, но теперь сделался скорее шутлив.

— Эй, ты! — он со смехом толкнул спящего в плечо.

Обмякшее тело беззвучно соскользнуло вниз.

Шлюхи завизжали, пьяные солдаты тупо уставились на труп. У одного сержанта глаза округлились, словно кошачьи. Другой выпустил из пальцев початую бутылку, которую ему вручил лейтенант — но звон, с которым она разбилась, будто вовсе не прозвучал.

— Блядь. — проронил Ангус и схватился за меч.

Глава 8

Запершись в крохотной комнатке для прислуги, где едва можно было развернуться и имелось лишь одно крошечное окошко под потолком, Ирма принялась рыдать.