Прощание - Лотар-Гюнтер Буххайм

Сладко улыбаясь, леди желает знать, куда я, несмотря на все трудности, намереваюсь действительно отправиться. Наудачу я говорю:

— В Бурунди.

— Бутумбура?

— Да, Бутумбура в Бурунди.

Леди смотрит на меня с сомнением. Но если бы я стал ей объяснять, что мне всегда удавались путешествия, если я выбирал цели моих поездок по звучанию имен и названий, то она, вероятно, посчитала бы меня сумасшедшим.

Я еще какое-то время рассыпаюсь в комплиментах, но билет на самолет я приобрести не могу. Нельзя разочаровывать агента, он тоже хочет иметь свой бизнес.

— И так именно ты хочешь поступить сейчас? — спрашивает старик, выслушав мой отчет.

— А что еще? Теперь я знаю, что к такому путешествию мне надо было готовиться заранее. То, что мы придумали, здесь совсем не проходит. Они уже смотрят на меня, как на сумасшедшего, так как я собираюсь приземлиться где-нибудь в Черной Африке.

Появляется посыльный.

— Вас к телефону в вахтенной будке.

— Кто это может быть теперь? — спрашиваю я старика.

— Вот сейчас и узнаешь.

Звонит секретарша генерального консула. Меня нисколько не удивляет то, что она мне сообщает:

— К сожалению, относительно вашего путешествия господин генеральный консул несколько ошибся. В Киншасу без визы я не попасть. В Дурбане такую визу, очевидно, получить нельзя. Во всяком случае на это потребуется время. Мы как раз занимаемся повторной проверкой.

— Очень благодарен! — говорю я секретарше и, сияя, обращаюсь к старику: — Дело движется…

Он вопросительно смотрит на меня.

— Правда, к сожалению, не в том направлении. Секретарша нашего генерального консула проверит все еще раз.

— Только что, — говорит старик, — позвонил агент. Я должен тебе передать, что из Дурбана ты не сможешь въехать ни в одну из стран, перечисленных в списке.

— Приятно сознавать, — говорю я почти весело, — что обо мне заботится весь Дурбан.

А теперь скорее под душ!

Я стою под дождем, льющимся из душа, и тут появляется запыхавшийся посыльный: меня ищут, позвонили из немецкого консульства, я должен как можно быстрее перезвонить.

Снова одевшись, я пробираюсь через угольную грязь снова в сторону кормы к вахтенной будке. К счастью, номер консульства я записал в паспорте.

На другом конце телефонной линии никто не знает, кто мне звонил. Чтобы прекратить акцию согласований и поисков, я требую соединить меня с консулом. Пусть он попробует выяснить, кому и что от меня надо. Старое правило гласит, что не следует тратить время на общение с нижними чинами.

А теперь опять: трубку к уху и без конца ждать.

Наконец какой-то голос говорит: «Ich lege Sie urn!»[51]

— Этого мне только не хватало! — возмущаюсь я.

Вклинивается высокий голос:

— Я только хотел сообщить вам…

— Что, — спрашиваю я, — вы хотели мне сообщить?

— Я хотел сказать вам, что вам потребуется виза и для Замбии.

— Почему для Замбии?

— А разве вы не хотели попасть в Замбию? — раздается раздраженный голос в трубке.

— О Замбии не было и речи.

— Но я думал — ведь господин генеральный консул…

— Знаете что, — перебиваю я заикающегося, — я чувствую себя как дома.

— Так это нас очень радует, — слышу я в ответ.

Я мог бы сам себя одобрительно похлопать по плечу. Я взял себя в руки еще до того, как приготовился громко демонстрировать возмущение.

— Ну и ну! — говорю я громко, входя в каюту старика, но запинаюсь, так как он сидит в кресле, неподвижно уставясь перед собой, но потом выпаливаю: — Они все здесь поголовно идиоты!

— Я бы это назвал неинформированностью, — снисходительно-порицающе говорит старик, уже стряхнувший оцепенение.

— Ну, уж тогда полностью неинформированные! — вскипаю я.

— Я же тебе говорил: для них между Дурбаном и Франкфуртом-на-Майне ничего нет. После обеда они садятся в самолет, одну ночь спят, а утром они уже во Франкфурте, Лондоне или Мюнхене.

— Это же не объяснение. Такими тупыми просто невозможно быть! Итак, что мне делать?

— Лететь в Найроби и следить за тем, чтобы они не поставили в паспорте штампика, ты же сам уже знаешь. Если бы я был ты, — говорит старик и ухмыляется, — к счастью, это не так, — так вот, если бы я был ты, то я бы смылся отсюда как можно быстрее. Возьми завтрашний рейс в Йоханнесбург в пятнадцать часов, на котором отбыла наша оконфузившаяся стюардесса. Она теперь уже в Германии! Представь себе: мы колесим по морю больше трех недель, а по воздуху в мгновение ока…

— А для этой да, мы еще и бесплатно!

— Нельзя говорить бесплатно. Платит Федеративная Республика Германия.

— Хорошо, но завтра не выйдет. Будет же прием!

— А что ты хочешь на приеме?

— Разок посмотреть на весь народ, — говорю я. На самом деле мне не хочется оставлять старика одного.

— Выброси это из головы. Ты уже видел приемы и получше.

— Ты на самом деле так считаешь?

— Да. Я сейчас же позвоню агенту.

— Что же делать с таким вот человеком? — спрашиваю я, тяжело вздыхая.

— Ты все еще о нашем генеральном консуле? Ты просто ни к чему не привык. Я же постоянно имею дело с людьми этого сорта. — Старик пыхтит, но затем жесткое выражение его лица меняется на язвительную ухмылку: — Вскоре он уходит на пенсию. Представь себе количество денег, которые он за десятилетия получил от государства, да представь все это в виде кучи из пятимарковых монет.

— И все ни за что.

— Ну, скажем мягче — ни за что продуктивное.

— А если он сыграет в ящик и оставит после себя вдову, то и она будет получать алименты…

— Как у меня, — сухо говорит старик.

Прибегает посыльный с запиской. Телефонный звонок от агента: «Свободных мест на машину, вылетающую в пятнадцать часов, нет».

— Черт возьми! — говорю я. — Но здесь еще написано, что он посмотрит, что еще можно сделать. Я должен позвонить ему.

— Ну, ясно! — говорит старик. — Он не хочет упустить комиссионные за билет. Я сообщу ему, что мы обратимся в другое бюро. После этого, как показывает опыт, дело пойдет на лад. Но это предоставь мне.

Я бесцельно брожу по кораблю. На полуюте навстречу мне идет шеф, и я спрашиваю:

— А вы не хотите сойти на берег?

— Конечно, конечно, — говорит шеф. — Мне еще нужна пена для ванны!

— И ботинки…

— Ботинки? Теперь, когда прием не состоится, они мне больше не нужны. Только новая пена для ванны.

Что это? Шеф сказал: «Прием не состоится». Я смотрю на шефа, как на призрак. Он выдерживает мой взгляд, не меняя выражения лица.