Прощание - Лотар-Гюнтер Буххайм
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Эта угольная пыль, — ругаюсь я громко, — или как там эта проклятая штука называется, это же кара божья!
Старик по-прежнему отмалчивается. Неожиданно так ворчливо, что я его едва понимаю, он произносит:
— Копченые ребрышки с квашеной капустой.
— Копченые ребрышки? Что это значит?
— Это он потребовал. Их он хочет попробовать у нас на борту. Они планируют проведение грандиозного дела. Хотят пригласить всю немецкую колонию.
— Всякий сброд? И все за государственный счет?
— А как же иначе?
— То есть, мы должны продемонстрировать флаг с помощью копченых ребрышек и квашеной капусты?
— И приличной бочки пива.
— Этот невозможный человек так и сказал «приличной»?
— Да, конечно! На это, сказал он, у него хороший аппетит. — Старик останавливается: — К счастью, мы подготовились. Будто я не мог предвидеть этого. Во время последнего визита сюда были только холодные блюда, на этот раз они, очевидно, хотят наброситься на корабль, как саранча. «А для дам что-нибудь вкусненькое», — потребовал он еще. — «Чтобы снова по-настоящему почувствовать вкус родины на языке». Это были его слова. Ну, они еще подивятся, как здесь все выглядит! — говорит старик и смотрит на грязь, в которой мы оба стоим.
— Тогда должны исчезнуть и черные заключенные.
— Это не моя забота, — говорит старик в бешенстве, — откуда я могу знать, какой вид они предпочитают?
— Это было действительно все? Вы говорили только о приеме на борту корабля и о жратве?
— Да! — отвечает старик и снова пускается в путь.
— Для корабля он не захотел ничего сделать? — спрашиваю я через несколько шагов.
— Я его не спрашивал, а он тоже ничего не сказал — такая идея, очевидно, ему и в голову не приходила.
— Разве это не настоящее бесстыдство? Почему они даже не приглашают наших людей? Мы же гости!
— Это ты говоришь! Они смотрят на это по-другому.
— И это их называют «слугами государства»! Мне это смешно. Такие нелепые фигуры из парковых тиров никто не «откапывает» и никто не дает им под зад за неспособность. Достаточно долго просидел на заднице, достаточно долго для выхода на пенсию — и все за счет государства?
— Успокойся, — говорит старик, — нам этого не изменить. И кроме того это же не наши деньги.
Но тут в меня вселяется бес, и я декламирую:
— «Господи, защити нас от моря и ветра — и от немцев, живущих за границей».
Мне нет необходимости видеть лицо старика. Я знаю, что он улыбается во все лицо. Старый девиз моряков!
— Редко подходит так точно, как в данном случае, — говорю я. — Исключение из этого — пасторша.
Старика мне жалко. Во время этого приема, снова прикидываю я, я еще буду на борту. И я не оставлю старика наедине с этим нашествием.
Копченые ребрышки! При мысли о них у меня текут слюнки и тут же появляется беспокойство, сможем ли мы сегодня вечером поужинать. Камбуз — холодный, повара наверняка тоже на берегу. Вероятно, все закрыто. Или же старик планирует замечательное пиршество на берегу?
Неожиданно он бранится:
— Пусть свои копченые ребрышки…
— Нацепит себе на шляпу! — добавляю я, так как старик запнулся.
На борту старик говорит:
— Ты заметил, что этот тип ничего не предложил — даже глотка чего-нибудь? Меня мучит жажда! Пойдем в мою каюту?
— Конечно.
Едва мы уселись у старика со своими бутылками пива, как он вспоминает:
— Копченые ребрышки с квашеной капустой и приличное пиво! Но расскажи-ка лучше, какую программу путешествия они для тебя сочинили.
— Программу путешествий? — улыбаюсь я. — Ты меня не смеши! Я все время удивлялся, почему этот господин секретарь несколько раз подмигнул мне. Я подумал, что у него, очевидно, такой тик.
— Ну и? — спрашивает старик.
— Его шеф-тяжеловес живет здесь, очевидно, под колпаком для сыра.
— Не мог бы ты выражаться более ясно?
— Итак — вот как это было. Секретарь ясно и недвусмысленно сказал мне, что все, что предложил его босс, — чепуха. Отсюда его подмигивания. Он хотел дать мне понять, что я все это не должен принимать всерьез. Вот взбудоражил ты меня своим предложением двинуться вдоль Африки «на руках задом наперед», а из Южной Африки, очевидно, совсем ничего не идет. Во всяком случае, генеральный консул не имеет ни малейшего представления об Африке, и при этом он черт знает как долго работал в сфере помощи развивающимся странам.
— Вот именно! — вклинивается в мои слова старик.
— Секретарь сказал, что сначала мне надо попасть в Найроби, чтобы стать «clean» — «чистым». Куда бы в Африке я ни попал, сказал он, мне было бы не до смеха, если кто-либо узнал, что я был в Южной Африке. Я был бы схвачен сразу же в аэропорту. Где бы я ни приземлился, я все равно попаду за решетку.
— Почему за решетку?
— Это такой обычай! Прибывающих из Южной Африки арестовывают и сажают за решетку.
— А ведь интересные перспективы! — говорит старик, совершенно расслабившись, — не хочешь ли ты получить новые впечатления?
— Государства, список которых составил генеральный консул, являются теми, — сказал секретарь, — куда для всех «вход воспрещен», за исключением «clean».
— А как стать «чистым»?
— Сначала полететь в Найроби. В Кении мне ничего не сделают. Оттуда уже я смогу двигаться дальше. Но я никому не должен говорить, откуда я, собственно, прибыл, и поэтому, выезжая, не должен допустить, чтобы в паспорте поставили какой-либо штамп.
— И всего этого наш приятель не знал? Ну, конечно, для них здесь в Южной Африке ближайший город Франкфурт-на-Майне. Черная Африка для них, очевидно, даже не существует. Для подстраховки спроси еще представителей «Люфтганзы», они все-таки должны быть в курсе дела. Лучше всего тебе сразу поехать туда и использовать свой шарм.
— Сейчас у меня кет никакого желания, — говорю я.
— Сделай лучше сразу, а то потом лавочка закроется.
На пирсе как обычно ждет такси. В офисе «Люфтганзы» высокорослая, стройная как тополь, очаровательная леди подтверждает все, что мне сказал секретарь.
— Господин генеральный консул, очевидно, пошутил, — говорит она насмешливо, взглянув на маршрут путешествия, набросанный толстяком. И повторяет, что мне нужно сначала стать «чистым», иметь в паспорте кенийский штамп. — Следующий рейс через Йоханнесбург в Найроби будет завтра в пятнадцать часов!
Сладко улыбаясь, леди желает знать, куда я, несмотря на все трудности, намереваюсь действительно отправиться. Наудачу я говорю: