Люйши чуньцю (Весны и осени господина Люя) - Бувэй Люй
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Такова пагубность застоя. Застой — это бессилие силы ян. На чжоуском треножнике изображали крысу, растаптываемую конем, поскольку она была не-янной [тварью ]. Эта не-янность в обычае гибнущего царства.
Гуань Чжун посетил Хуань-гуна. Солнце уже село, но Хуань-гун обрадовался его приходу и велел зажечь факелы. Гуань Чжун сказал на это: «Ваш слуга рассчитывал закончить с этим днем, не думая, что дело затянется до ночи. Может быть, вы прикажете унести светильники?» Гуну это не понравилось, и он сказал: «Вы, отец Чжун, уже стары. Кто знает, сколько еще мне осталось с вами встречаться? Давайте проведем эту ночь в весельи!» Гуань Чжун сказал: «Вы впадаете в заблуждение. Увлечение погоней за удовольствиями приводит к истощению моральных сил, и кто увлекается поисками наслаждений, в конце бывает опечален. Муж в зрелых летах, предающийся расслаблению, теряет время. Муж в преклонных летах, допускающий распущенность, не оставляет после себя доброго имени. Ваш слуга сегодня трудился для вашего блага, за что же вы хотите утопить его в вине. Я ведь еще пригожусь».
Гуань Чжун, можно сказать, умел себя поставить. Поведение должно быть сдержанным по отношению к музыке-забавам, потому что постоянное пребывание в радости увеличивает ущерб [характеру]. Поведение должно быть направлено против роскоши, поэтому, несмотря на то, что властитель в данном случае желал доставить ему удовольствие, он этого не допустил. Своим поведением он показал, что не поддается соблазнам, а усиливает строгость к себе и что он не обольщается хорошим к себе отношением: ведь правитель хотел его оставить при себе [на пиру], но он не пошел на это. Концентрация воли и строгая самодисциплина — этого не могут поколебать такие соблазны, как радость и почет. Именно руководствуясь этими принципами, служил он своему господину, и именно благодаря этому Хуань-гун стал гегемоном-ба.
Лецзин Цзыгао имел большое влияние на циского Минь-вана. Наряжаться он любил в фиолетовое платье в сочетании с белыми шелковыми шляпами и остроносыми сапогами. Однажды он прибыл ко двору в дождливую погоду и, поспешая к залу аудиенции, обратился к прислужнику: «Как я выгляжу?» Прислужник ответил: «Достойно и красиво». Однако Лецзин Цзыгао все же подошел к колодцу и погляделся: вид был как у всклокоченного мужлана. Тогда он вздохнул и сказал: «Прислужник из-за того, что я пользуюсь покровительством Минь-вана, так мне льстит! Как же должны льстить тому, кто пользуется влиянием правителя великой державы, а ведь зеркала у него нет! Видно, близка его гибель».
Кто мог бы тут послужить зеркалом, если не настоящий государственный муж! Но люди таковы, что радуются лишь бронзовому зеркалу, в котором видят свое отражение, и терпеть не могут государственных мужей, которые ясно им показывают их самих. А между тем эффект от собственного изображения в обычном зеркале незначителен, тогда как польза от получения верного изображения себя самого в глазах государственного мужа весьма велика. Когда хватаются за то, что дает малый эффект, но пренебрегают тем, что дает эффект огромный — налицо непонимание функциональной эквивалентности того и другого.
Чжаоский Цзянь-цзы сказал: «Цзюэ меня любит, До же меня не любит. Когда Цзюэ убеждает меня, он всегда это делает там, где никого нет; а До всегда меня увещевает, как бы специально стараясь поймать момент, когда я нахожусь в окружении других — конечно же, он тем самым хочет меня выставить в смешном свете!» Инь До ответил: «Цзюэ боится, как бы не поставить вас, господин, в неловкое положение, но не заботится о том, чтобы вы, господин, не совершали тех же ошибок в будущем. А я-то печалюсь только о ваших, господин, упущениях и не думаю о том, как бы вас не поставить в неудобное положение. Ваш слуга некогда слышал от мастера, у которого он обучался физиогномике, что стыд легко переносят люди с толстой кожей и серым цветом лица — им насмешки нипочем. Поэтому я боюсь, что, если я не стану вас поправлять перед другими, вы, господин, никогда не изменитесь».
Мудрость Цзянь-цзы все же остается под вопросом. Поскольку, когда властитель разумен, тогда речи его подданных прямы. А Цзянь-цзы не был благоразумен, и поэтому До в конце концов не прижился в Чжао. Что же говорить о тех, кто еще менее разумен, чем Цзянь-цзы?!
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Слова и дела / Син лунь
Поведение властителя не таково, как действия человека в холщовой одежде. Когда соотношение сил неблагоприятно, время неудачно выбрано, дела идут плохо — он все равно должен стараться спасти положение: ведь в его руках судьба народа, а держать в руках судьбу народа — тяжкое бремя, и здесь нельзя полагаться исключительно на свое хотение. Поэтому тех, кто действует в таких случаях как наемник, отвергает страна и отталкивают даже земляки.
Когда Яо уступил Поднебесную Шуню, Гунь был одним из чжухоу. Он разгневался на Яо и сказал: «Ди-предком становится тот, кто обрел небесный путь-дао; гуном становится тот, кто постиг дао-закон неба и земли. Но ты не сделал меня саньгуном!» Тем самым он хотел сказать, что Яо не прав. Он так жаждал заполучить титул саньгуна, что в ярости готов был обратиться даже к диким зверям как союзникам, желая поднять мятеж ради достижения цели. Он выровнял рога зверей так, что они как бы образовали городскую стену; он заставил их поднимать хвосты так, чтобы их могли принять за знамена. Когда его звали, он не шел, а носился по полям, огорчая этим ди-правителя. Поэтому позже Шунь загнал его на гору Юйшань и там рассек острым уским клинком. [Его сын] Юй не посмел мстить, но подчинился и стал служить Шуню; он был назначен сыкоу с заданием отвести с равнины бурные потоки. Когда он этим занимался, лицо его загорело до черноты лака, ходить нормальным шагом он разучился, а ци не проходило через отверстия [тела]. И все это для того, чтобы заслужить расположение ди-предка!
Некогда Чжоу утратил моральные принципы: убил Мэй Бо и сварил; убил Гуй-хоу, зажарил, и с этим блюдом устроил прием чжухоу при дворе. Вэнь-ван заплакал и отказался принимать в этом участие. Чжоу тогда испугался, что он его предаст, и хотел убить Вэнь-вана и уничтожить Чжоу. Вэнь-ван тогда сказал: «Хотя бы отец
