Свидетель или история поиска - Джон Годолфин Беннетт

Через пятнадцать дней после того, как мы покинули Лондон, мы вновь были в Кумб Спрингс. Я принял два решения. Предложить совету Института построить новое большое здание в Кумб Спрингс и мне осенью прочитать в Лондоне цикл публичных лекций. Я понимал, что эти решения неизбежно означают дальнейшее расхождение с группами мадам де Зальцман, но надеялся, что отделение окажется временным, и мы вновь встретимся в более свободной ассоциации, достаточно гибкой и открытой для того, чтобы воспринимать новые веяния, прихода которых я ожидал в течение ближайших нескольких лет. Группу архитекторов под руководством Роберта Виффена восхитила перспектива строительства. Нужные деньги собрали мои ученики, причем вклады составляли от одного до двух тысяч фунтов. Казалось, в Кумб Спрингс вливается новая жизнь. Я обрадовался, узнав, что моя жена поправилась достаточно, чтобы понять, что мы решили. Ее силы таяли, и внешнее поведение было еще очень далеко от нормы, но связь с внутренним подлинным сознанием можно было установить все чаще и на более длительные периоды.

В июле я отправился в Италию, в Комо, где отдыхала мадам де Зальцман. Я от ее имени провел некоторые переговоры с родственниками Гурджиева, которые всячески затрудняли издание его работ. Я не очень в этом преуспел и чувствовал, что упустил возможность перекинуть мостик через пропасть, разделявшую нас. Я забыл предупреждения шейха Абдуллы, что буду преследоваться армянами, и, глядя на то волнение, которое я вызвал, решил в будущем ни с кем не связываться. В любом случае было ясно, что мадам де Зальцман не может и не будет разделять со мной ответственность за то, что я делаю в Кумб Спрингс.

В октябре 1955 года она приехала в Лондон и настояла на полном разделении нашей деятельности. С этого момента, в четвертый раз, ученикам ее групп запрещалось появляться в Кумб Спрингсе, а членам моих групп посещать занятия, проводимые под ее руководством. Когда она объявила свои требования, я сказал, что, надеюсь, такое разделение продлится не больше года. У меня было предчувствие, что осенью 1956 года произойдет некое решающее событие, и если мы к тому времени не объединимся, то окончательно разойдемся в разные стороны.

Наступила и прошла зима 1955. К моей радости, 23 марта 1956 года моя жена смогла спуститься вниз и присоединиться к праздничному ужину в честь ее восемьдесят первого дня рождения. Вскоре ее состояние вновь ухудшилось, и летом мы пережили много мучительных дней. День ее рождения мы отметили началом работы над большим залом. Тогда на земле лежал снег. Дни шли, и постепенно нас окружили крокусы, бледно-желтые нарциссы и колокольчики. Команда сложилась сама по себе. Кроме англичан, в Кумб жили американцы, канадцы, австралийцы, южноафриканцы и норвежец. Если нам был нужен какой-нибудь специалист, он вдруг появлялся.

Работа группы архитекторов была поистине необычной. Двенадцать-пятнадцать человек с резко отличающимися вкусами и взглядами на архитектуру трудились вместе без какой-либо надежды на вознаграждение. Каждая деталь выносилась на всеобщее обсуждение. Иногда это означало недельные, а то и месячные задержки в строительстве. Я принимал в этом некоторое участие, но мы все понимали, что один человек ничего не может сделать. Казалось, у постройки были собственные цель и план, и мы могли только ждать, пока нам откроется их очередная часть.

Первый том "Драматической Вселенной" вышел в мае с подзаголовком "Основы естественной философии." Кроме удивительно доброжелательного отзыва в "The Times Literature Supplement" [Литературное приложение к Times"], книгу либо проигнорировали, либо ругали. Обозреватель "Nature" писал о ней, как о грозном предупреждении всем ученым против

фантастических спекуляций. Ни разу ни этот обозреватель, ни немногочисленные читатели, писавшие мне письма, не упомянули о шестимерной геометрии, пока, наконец, два года спустя, американский астроном Густав Стромберг не дал ей высокой оценки в нескольких своих статьях. Я хорошо видел недостатки книги, особенно ненужные трудности, которые доставляют читателю многочисленные неологизмы. Слово гипарксис, которым я обозначал шестое измерение, обеспечивающее свободу воли, вызвало недоумение и ввело читателей в заблуждение. И все же я не мог написать иначе. Книга содержит столько всего, что для современного образа мыслей она и нова, и противоречива, поэтому я не ожидал одобрения ученых и философов. Стиль подачи материала также делает ее неприемлемой для большинства читателей.

Признаюсь откровенно, в основном меня заботило, чтобы мои издатели не потеряли на этом деньги. Четырнадцатилетняя работа над книгой была неотъемлемой частью моего образования. Если видение в 1920 году было истинным, неизбежным становилась и реальность пятого и шестого измерений. Многие опыты, описанные в этой книге, подтвердили и расширили мое изначальное представление. Если они верны, то вскоре и наука совершит то же открытие. Неважно, доживу я до этого, или нет.

Я полагал — и дальнейшие события укрепили мою уверенность, — что существует Великая Мудрость, и время от времени мы получаем доступ к ней. Даже если мы и не осознаем этого, Великая Мудрость влияет на человеческие дела. Предположим, что Великая Мудрость приоткрыла мне некоторые до сей поры неизвестные человечеству тайны, тем более имело смысл поведать их людям. Если же вся книга была не более чем сборник научно-фантастических изысканий, как писал рецензент в «Nature», она была слишком хороша, чтобы просто так кануть в Лету.

Я стоял перед проблемой издания второго тома под названием «Основания моральной философии». Как бы низко я ни оценивал свою работу, у меня была задача. Я взялся за книгу, которая должна была вместить в себя весь человеческий опыт, и стремился показать, что за разнообразием и хаосом нашего чувственного восприятия скрыта великая гармония. Я несколько раз переписывал второй том и все же был не удовлетворен результатом. Я сделал большой упор на идеи Гурджиева и не добился синтеза, который мог бы назвать собственным. Я решил заново переписать весь второй том в свете моего личного убеждения в том, что разнообразие ценностей и обязанностей происходит от различия между системами, состоящими из одного, двух, трех, четырех, пяти и так далее независимых элементов. Эта идея, хотя и содержалась в учении Гурджиева, но занимала там слишком мало места. В основном он уделял внимание возможностям трех- и семичленных систем. Я считал это искусственным и относил за счет традиционных верований, касающихся священности чисел 3 и 7. Я упорно пытался провести ревизию книги, но мало в этом преуспел. Внутренне я очень беспокоился, словно бы упустил нечто жизненно важное.