Маленький Принц - My.Self. Harmony.

– Бывало ли так, что детей становилось больше, чем кроватей?

– Нет. и уже давно. Боюсь, если они повзрослеют и уйдут, то я останусь совсем один. В ясельной группе никого нет.

Жидкость янтарного цвета растеклась по желобку раны и стянула кожу липкой коркой, напоминавшей смолу. Кай с интересом смотрел на свою руку, на которой происходили такие странные превращения. В уголочки сухих потрескавшихся губ вновь закралась улыбка. Джеймс подул на рану и, убедившись, что пластырь достаточно подсох, бережно принялся заворачивать локоть в чистые бинты, но не слишком туго, а чтобы мальчик мог сгибать руку.

– Ты боишься остаться один? – грустно спросил Хэлман.

– Да. Тогда у них не будет причины держать меня в младшей группе, и я опять попаду к одногодкам. А тебя… Попросту уволят.

– Кай, ты… Хочешь, чтобы я забрал тебя отсюда? – с надеждой спросил Джеймс, выпуская его обработанную руку из своих ладоней.

– Что… Ты сказал?

– Ты хочешь уехать из приюта вместе со мной?

На глаза мальчика навернулись слёзы счастья и горя вперемешку, когда он медленно кивнул, как будто не веря своим ушам. Он не моргнул ни разу, а так и продолжал пристально смотреть на воспитателя.

– Только если ты согласен… Я найду способ, и мы вместе уйдём отсюда. Я никогда не оставлю тебя, малыш.

– Н-не оставишь? П-правда? – он пытался не поперхнуться воздухом.

– Правда. Ты не будешь жить в приюте и бояться. Но… Моя очень хорошая подруга должна будет сегодня сказать мне, что делать, чтобы эти мечты стали реальными.

Кай всё же поперхнулся воздухом. Его лёгкие сжались. Горло начало болеть от дерущего кашля. Он очень пытался не заплакать вновь, пусть и от счастья. Неужели… Неужели желания, загаданные на падающие звёзды или просто ночью, когда Кай обращался к чему-то неведомому, не имевшему для него названия, сбываются? Чудеса существуют? Это ведь не сон? Нет, всё хорошее бывает только во сне… Он давно этого не видел, но порой ему совсем не хотелось открывать глаза и понимать, что он всё ещё здесь, совсем один, никому не нужный, без семьи.

– Твоя рука… Больше не болит? – осторожно спросил Джеймс, возвращая мальчика к реальности.

– Не так сильно. Я же… Могу теперь ей шевелить?

– Не очень активно, – предупредил Хэлман.

– Мне только опираться, – пояснил блондин, кивая на треснувшую палку, – Эх… Н-ну вот… – он недовольно посмотрел на повреждение, из-за которого ветвь практически переломилась пополам.

– Что случилось? – испуганно спросил брюнет.

– Она сломала мою трость, – глухо произнёс мальчишка, откладывая её в сторону, впутывая пальцы в волосы и потирая виски, – Я… Я совсем не могу ходить, Джимми. Я… Д-даже не могу без неё встать. Или сд-делать хоть один шаг. Такое чувство, что я балансирую на лезвиях на одной ноге.

– Где ты её нашёл, эту палку, малыш?

– Попросил у Сальваторе. Я даже не смогу к нему выбраться, чтобы попросить новую. З-земля становится очень холодной. От холода гораздо хуже, чем просто от ходьбы.

Джеймс тихо охнул. Господи, да почему мальчик должен мучиться каждый день от каких-то нелепых случайностей? Только починили руку, а теперь он остался без трости. И каждое слово, произнесённое дрожащим голоском, отдавалось во всех клеточках тела воспитателя. Он… Такой несчастный. Если бы только у него были костыли… Те самые, которые под замком на чердаке, а не ветка, от которой маловато толку. Он напоминал сейчас фарфоровую девочку из одного фильма, когда большой тяжёлый стол упал ей на ноги и отколол их. Джимми очень не любил эту сцену, потому что у него ёкало сердце. Но как иначе можно описать происходящее с Каем, сидящим в уголке и едва не впадающим в истерику от лимита собственных возможностей?

– Я скоро вернусь, просто подожди, – с жалостливой полуулыбкой произнёс Джеймс, поднимаясь на ноги и выбегая на улицу. Он едва не врезался в Сальваторе, остригавшего засохшие розы. Парень не стал обмениваться формальностями и сразу перешёл к делу, рассказав о случившемся накануне и попросив отыскать подобную палку. Сторож кивнул, оставил свои погибшие розы и полез на стоявшее неподалёку дерево. Несколько раз он постучал топором по мёртвой ветке, прежде чем та откололась. Затем он отрубил от неё маленькие веточки, оставив только рогатину сверху. Приняв новую трость, Джимми сердечно отблагодарил садовника и поспешил обратно. Кажется, Кай даже не шелохнулся с того момента, как он ушёл.

– Эй, малыш… Я принёс тебе новую, – улыбнулся Хэлман, кладя палку рядом с мальчиком на полу. Кай выпутал пальцы из волос и с удивлением взглянул на трость. Затем его пронзительные глаза поднялись на воспитателя. В этом взгляде было намного больше, чем в сотнях произнесённых «Спасибо», хотя бледные губы прошептали это слово.

– Помочь тебе подняться? – предложил Джеймс.

– Н-нет. Я встану… – блондин напрягся, цепляясь за палку и поднимаясь на ноги. Он поджал больную, затем опустил её на пальцы и сделал несколько шагов, прежде чем перестал шататься. После случившегося в столовой он больше не ел, а в его тщедушном тельце каждая калория была на вес золота, так что даже недлительное голодание утомляло его и отнимало силы. Но мальчик не собирался туда идти: он слишком боялся, что Мэв что-то не понравится, и она бросит нож ещё раз. По крайней мере, она сказала, что убьёт его, если он попадёт в поле её зрения. А просить воспитателя туда сходить казалось наглостью и кощунством после всего, что тот для него сделал. Хэлман едва сдерживался, чтобы не отобрать у мальчика палку и не отнести его на руках к себе в машину, чтобы по-тихому забрать. Нет, нельзя нарушать законы раньше времени: он пообещал Корнелии не делать глупостей, иначе она могла бы не выполнить своё обещание.

Джеймс едва дождался конца рабочего дня. Он старался не тревожить Кая, который стал сам не свой после предложения выйти на свободу. Воспитатель играл с детьми. Та девочка с косичками, которую звали Мэган, сидела всё это время подле калеки и гладила его по плечу, стараясь вытащить из плена мыслей. Мальчик качал головой на то, что она его спрашивала. Девочка была явно расстроена его состоянием и очень хотела утешить. Хэлман и сам чувствовал, что больше всего на свете ему нужно было увидеть хотя бы ту таинственную скрытую улыбку в уголках губ. Может, мальчик не хотел покидать приют, пусть всё и было так отвратительно? Переживал за оставшихся здесь детей? Почему он так расстроен? Неужели все усилия напрасны?

Оставшись без ответа, Мэган подошла к Джимми и прижалась к его боку. Воспитатель оторопел и взглянул на неё. Она поманила его пальцем, чтобы он опустил голову. Брюнет послушался и убрал несколько прядей за ухо, чтобы услышать её слова.

– Маленькому принцу грустно. Такое часто бывает. Я никогда не видела, как он улыбается. Бедный принц. С ним никто не хочет дружить. Наверное, поэтому он такой.

Джеймс поднял взгляд на Кая. Мальчик растерянно посмотрел на него в ответ. Может, уголки губ и опустились резко вниз, но в светло-серые глаза закрался несмелый лучик солнца. У Джимми отлегло от сердца в определённый момент. Он никогда не видел, чтобы малюсенький внутренний огонёк так преображал человека. Кай поспешил отвести взгляд, потому что почувствовал, как начинает краснеть изнутри.

Когда воспитатель сел в машину и выехал на трассу, он набрал номер своей бывшей девушки. Ему нужно было знать ответ, чтобы разрабатывать свой план дальше. Гудки напрягали парня настолько, что он ощущал ломоту в костях в районе грудины. А что, если…?

– Только я хотела позвонить тебе, Джим, – вместо приветствия выдохнула она в трубку, явно идя по улице.

– Старые привычки не забываются, Корнелия… – таинственно усмехнулся Джеймс.

– Я поговорила…

– Что же?

– У меня есть две новости: хорошая и плохая. С какой начать?

– Пожалуй, с хорошей. Испортишь настроение чуть позже, – ухмыльнулся он.

– Технически… Ты можешь забрать мальчика…

– Замечательно. Плохая?

– …Через полгода.

У Хэлмана спёрло дыхание. Он даже крякнул, как резиновая уточка, и резко остановился на обочине. Некоторое время он просто молчал, сдавленно дыша в трубку. Потом он потёр глаза и уставился в одну точку.

– Джимми, только не говори мне, что ты разбился и я говорю с пустотой, ладно? Я сейчас слышала визг тормозов!

– Уф-ф-ф… – пропыхтел брюнет, – Всё… Хорошо, да, хорошо… Правда… Уф-ф-ф… Почему полгода?

– Пока ты напишешь заявление, его должны будут рассмотреть социальные службы – это ещё месяца два, потом они начнут проверку, приедут к тебе домой, чтобы стало понятно, насколько твоё жилище пригодно для ребёнка, вынесут решение, побеседуют с мальчиком и директором приюта… В общем, обыкновенная бюрократическая волокита.

– Корнелия… Ты понимаешь…?