Метеор - Карел Чапек

XV

Ясновидец замолк, искоса поглядывая на кончики своих пальцев.

- Где он жил? - спросил хирург.

- Тропики... - пробормотал ясновидец. - Острова... У меня ощущение чего-то темно-коричневого, похожего на жженный кофе, асфальт, ваниль или кожу негра.

- Где он родился?

- Здесь, где-то здесь, - неопределенно показал ясновидец. - У нас, в Европе.

- А кем он был?

- Надсмотрщиком, кажется. Человеком, который кричит на людей. - Ясновидец наморщил лоб, силясь вспомнить. - Но прежде он был химиком.

- Где?

- Ну, на сахарном заводе, - недовольно ответил ясновидец, словно его раздражал вопрос о таких очевидных вещах. - Подходящее место для человека с двумя разными мирами в душе, не так ли? Зимой страда, спешка, крики, а летом тихо, завод стоит, только в лаборатории работает человек. Или грезит... - Он начертил в воздухе шестиугольник. - Вы ведь знаете, как в химии пишутся формулы? В виде шестиугольника: на каждой стороне буква. Или как пересекающиеся лучи...

- Он говорит о структурных формулах, - пояснил терапевт. - Это называется стереохимией: наглядное изображение сочетаний атомов в молекулах.

Ясновидец кивнул как-то почти одним носом.

- Да, - сказал он. - Представьте себе, как эти формулы складываются в какую-то сетку. Наш химик смотрит в пространство и видит, что они сливаются, переплетаются, скрещиваются. Он переносит это на бумагу и злится, когда кто-нибудь мешает ему. Зимой не то, зимой работа на всех парах, всеобщий аврал и ажиотаж. А вот летом... небольшая заводская лаборатория, залитая солнцем, сладковатый запах жженого сахара. Икс сидит, приоткрыв рот и уставясь на свои формулы. Они похожи на соты, где шестигранные ячейки сливаются в сплошной узор.

Но это не плоскость, это трехмерное, четырехмерное пространство. Иксу никак не удается изобразить его на бумаге... А жара какая! Слышно, как муха, жужжа, бьется о стекло.

Ясновидец замигал, задумчиво склонив голову.

- Это не минутный эпизод; так проходят недели, месяцы... не знаю, сколько лет. Он все силится сконструировать это химическое построение из формул, которые переплетаются и взаимно дополняют друг друга. Это уже не реальные и известные химические соединения, а какие-то гипотетические, вымышленные комбинации, новые несуществующие сочетания, которые восполняют пробелы в химии. Новые еще неведомые "изо" - изомеры и полимеры... - неуверенно произносит ясновидец, - полимеры и поливаленты, которые наталкивают нашего химика на вывод о совсем неожиданных сочетаниях атомов. Он грезит об этих предполагаемых соединениях и их потенциальных возможностях: тут и медикаменты, и красители, и небывалые запахи, и взрывчатые вещества, и пластмассы, которые изменят облик мира. Он исписывает тетрадь за тетрадью формулами бензола, кислот, Сахаров и солей, которых нет в природе, но которые находят свое место в его системе химических построений. Химик все больше начинает верить, что возможно предугадать и рассчитать неизвестные молекулярные соединения, так же как Менделеев рассчитал неизвестные элементы. Химик страшно рад, что он опровергает и рушит современную науку,- опять тот же мотив протеста и конфликта. Он начинает лабораторные опыты с этими гипотетическими молекулярными соединениями, но опыты не удаются, заводская лаборатория для них недостаточна. Тогда химик берет две или три свои, как ему кажется, самые наглядные и бесспорные формулы, которые только надо технически осуществить, и идет с ними к прославленному авторитету, ученому с мировым именем, чтобы убедить этого бонзу от науки, что стоит провести широко задуманный эксперимент.

Ясновидец пожал острыми плечами.

- Разумеется, результат был убийственный. Корифей науки несколькими словами в пух и прах разбил гипотезы молодого химика. Вздор, это невозможно, вы, очевидно, не знакомы с работами такого-то и такого-то, прочтите ту и эту монографии. И под конец великодушное снисхождение: впрочем, можете остаться работать у меня, я вам поручу кое-какую работу, например, поправлять фитили горелок или обслуживать фильтры. А если вы проявите терпение и научитесь работать, как ученый... Но пациент Икс не был терпелив и не хотел учиться работать, как ученый. Бормоча что-то нечленораздельное, он покинул кабинет корифея и бежал от развалин своего химического воздушного замка в такой панике, что.., 503 что остановился лишь на пороге совсем иного мира, где негры добродушно и совсем ненаучно скалили белые зубы.

Ясновидец поднял палец.

- Не поймите меня превратно. Бонза от химии поступил правильно и честно, он оградил науку от диллетантства. Он охотно принял бы доказанные факты, но принципиально отверг гипотезы, которые прежде всего внесли бы в науку беспорядок и неуверенность. _Он должен был опровергнуть гипотезу нашего химика, ибо в жизни ничто не происходит случайно и наобум, ею управляет необходимость.

Хирург, видимо, опасаясь, что ясновидец опять перейдет к отвлеченным рассуждениям, быстро спросил:

- Больше он уж не занимался химией?

- Нет, не занимался. Он не знал внутреннего голоса, который сказал бы ему: "Ничего, это пройдет, поди поиграй, малыш". Каждая катастрофа в его жизни бывала окончательной и непоправимой. Когда несколько слов корифея разрушили все его построения, в нем вдруг с необычайной силой вспыхнуло свойственное ему ощущение одиночества и заброшенности... понимаете, почти удовлетворение тем, что он потерпел такой провал, что все пошло прахом. Он спрятал свои тетради, даже не заглянув в них, бросил работу на сахарном заводе - лететь так уж с треском! - и сам ужаснулся своему ощущению тщеты и никчемности, а еще больше тому, что, собственно говоря, отлично чувствует себя среди этой страшной разрухи.

- Он был молод, - заметил хирург. - Разве у него не было никакой привязанности?

- Была...

- Девушка?

- Да.

- Он любил ее?

- Да.

Стало тихо. Ясновидец, охватив руками колени, опустил глаза и раздраженно присвистнул.

- Не буду рассказывать всего, - процедил он наконец. - Я ведь не его биограф. Конечно, и в его любви было одиночество и протест, и, конечно, он погубил ее, как губил все в своей жизни: из упрямства и из-за того, что ушел, захотев одиночества. Какое опустошение! Теперь можно присесть и созерцать осколки разбитого вдребезги. Ребенком он, бывало, прятался в кладовке со старым хламом. Там его никто не видел, там он был наедине с собой, и его протест таял в одиночестве. Все время одна и та же закономерность, один и тот же ритм жизни. - И ясновидец начертил что-то в воздухе. - Упрямство толкает его вперед, одиночество освобождает. Он не двинулся бы с места, но его подстегивает протест. Из упрямства он отстаивал бы свои позиции, но одиночество в нем словно машет рукой: "Э-э, стоит ли, к чему все это?" И опять начинаются скитания.

Ясновидец поднял голову.

- Быть может, он был гениальным химиком и его идеи преобразили бы мир. Но не думаете же вы, что у человека его склада хватило бы терпения шаг за шагом, от опыта к опыту, ценой обидных ошибок и неудач, кропотливой научной работой доказать правильность своих построений? Он стоял на пороге великого открытия, но его пугал планомерный, неустанный труд, который постепенно продвигал бы его вперед. Он должен был потерпеть фиаско. Это была внутренняя закономерность, собственно, нечто вроде бегства от непосильной задачи. Останься он химиком, он бы все равно блуждал между опытами и фантазиями, от проблемы к проблеме, без цели, теряясь в слишком широких просторах. Поэтому он должен был скитаться среди людей и островов, чтобы этим как-то подменить блуждания своего духа... Вы, - ясновидец ткнул пальцем в сторону терапевта, говорили что-то о подмене представлений. Знайте же, что существует и подмена судьбы и что иногда внешние события подменяют собой гораздо более глубокие сдвиги, происходящие внутри нас.

XVI

Ясновидец потянулся к сигарете. Хирург щелкнул зажигалкой и дал ему прикурить.

- Muchisimas gracias 1, - пробормотал ясновидец, низко поклонившись и не заметив, что хирург при этом внимательно наблюдает реакцию его зрачков.

- Любопытно, - продолжал он, сплевывая табачные крошки, любопытно, какой след оставляет на человеке его среда, то, что мы называем окружающей обстановкой. Для его внутреннего "я" она нечто гораздо большее, чем просто совокупность факторов, определяющих его поведение. Скорее можно сказать, неуверенно продолжал ясновидец, - что сама среда как-то обусловлена жизнью и внутренним миром человека, словно в ней просто... реализуется предопределенная ему судьба. Да, это правильно, если воспринимать жизнь человека, как нечто цельное, а не цепь случайностей.

Возьмем, например, историю пациента Икс. У меня сразу же возникает впечатление необыкновенно широких пространств моря, разные страны, - понимаете? - чисто пространственное и количественное обилие одиночества, частые уходы и тревога, которая побуждает его бродить по свету. Человек сложной души живет в сложной и странной обстановке. Душная, прогретая солнцем заводская лаборатория, где он метался между формулами и грезами, для него была как бы прообразом жарких стран, в которых он будет скитаться, вдыхая запах жженого сахара. В какой стране он был? У меня сложилось вполне отчетливое обонятельно-пространственное ощущение. Знойный воздух дрожит над коричневым полем. Несмолкаемое громкое жужжание и прерывистый гул, гортанные выкрики и визгливый смех и толкотня. Край летаргии и лихорадочного возбуждения. И без конца море, беспокойное флуоресцирующее море. Корабли,