Странники - Сергей Абрамов

Вот тебе и раз! Как он, тихий старичок, не от мира сего, догадался? Пеликан ему сказал? Вряд ли. Пеликан предупредил: придумай объяснение для профессора. Игорь придумал, потом выскажет.

Не нашел ничего лучше, чем спросить напрямую:

— Откуда вы знаете?

— Старый я, Игорек, много видел и оттого умный. Григорий Львович, Пеликан наш драгоценный, ничего зря не делает. Мы ему зачем-то нужны, Игорек, ты не находишь?

— Нахожу, чего уж тут…

— Вот именно: чего уж тут. Но человек он симпатичный, да и любопытно мне: зачем мы ему? А тебе любопытно, Игорек, ведь любопытно?

— Любопытно. — Игорь не сдержал улыбки: ну, и аналитик старик, одно слово — профессор.

— Так зачем любопытству противиться? Удовлетворим его, алчущее. Веди, Игорек, куда Пеликан велел.

После некоторых расспросов нашли Губернаторскую улицу. Довольно далекая от центра, она оказалась все же городской, скучной, почти без зелени. Булыжная неровная мостовая, несколько покосившихся фонарей, а один вообще рухнул, лежал поперек дороги, и никто не пытался его убрать.

Дом номер четырнадцать оказался как раз неподалеку от поверженного фонаря. Обыкновенный одноэтажный низкорослый домик, купеческий грибок в четыре окошка. Глухой забор, глухие ворота, калитка на внутреннем запоре.

Игорь забарабанил в калитку, заорал:

— Эй, хозяева! Есть кто-нибудь?..

Где-то за забором противно заскрипела дверь, женский голос испуганно спросил:

— Кто там?

— Откройте! — крикнул Игорь. — Мы от Гриши.

— А вот кричать не надо бы, — обеспокоенно заметил Леднев. — Зачем соседям знать, что мы от Гриши?

Игорь ничего старику не ответил, но с удивлением подумал, что тот прав.

Залязгал железный засов, калитка приоткрылась, и в образовавшуюся щель выглянуло женское лицо. Старое или молодое, Игорь не разобрал, заметил, что в платке, и все.

— Сколько вас? — спросила женщина.

— Двое.

— А Гриша где?

— Дела у него… Он дал ваш адрес, просил, чтобы вы приютили нас на несколько дней.

— Шалопут он, — сердито сказала женщина, но калитку открыла. — Проходите. — Пропустила их во двор, старательно задвинула ржавый засов, обошла Леднева с Игорем, топтавшихся на дорожке у ворот. — Ступайте за мной.

Двор небольшой, неухоженный, поросший низкой выгоревшей за лето травой. Аккуратно сложенная поленница у забора, козлы перед нею, сараюшка на огромном — амбарном — замке. В глубине двора — известное сооружение, говорящее, что цивилизация в сей город не скоро доберется.

Женщина привычно вытерла ноги о плетенный из какого-то растения коврик у крыльца, толкнула дверь. Леднев с Игорем вошли за ней и очутились в неожиданно чистой и нарядной прихожей: с очень высоким, в деревянной раме зеркалом на полированном столике-подзеркальнике, с керосиновой люстрой под потолком, именно люстрой, хотя и дешевенькой. Пол крыт половиком — чистым, под стать прихожей.

— Снимите плащ, — сказала женщина Ледневу. Тот торопливо сбросил свое жестяное чудовище, и женщина брезгливо взяла его, повесила на крюк — в стороне от остальных вещей, уместившихся на вешалке. Посмотрела на Игоря: тому нечего было снимать.

— Проходите в комнату.

Старик Леднев толстовочку одернул, расправил складки под кожаным пояском, как солдат перед смотром, — почуял, видно, открывающуюся возможность поговорить «о разном» со свежим собеседником, — и в комнату ринулся. Игорь за ним.

И комната чистотой блестела. Пол недавно крашенный, хоть смотрись в него. Скатерть на столе белая, крахмальная, с вышитыми голубыми цветами по краям. В горке — какие-то сервизы с рисунками. Может, мейсенские, «синие мечи», других фирм Игорь все равно не знал. На стене — портреты в темных рамках, дагерротипы. Славные щуры. Под щурами — диван, да не диван даже — некое сложно-сочиненное сооружение со шкафчиками, полками, зеркалами, тумбами.

Сели на диван, ибо к столу не решились: крахмальная скатерть отпугнула — не запачкать бы ненароком, с дороги все же. А женщина вошла в комнату — где-то задержалась на минутку, не иначе прятала с глаз долой антисанитарный плащ профессора — и устроилась как раз за столом, напротив непрошеных гостей.

Тут Игорь рассмотрел хозяйку получше. Платок она сняла и оказалась примерно сорокалетней, очень миловидной женщиной, с круглым добрым лицом, русским, «домашним», ничуть не соответствующим ее строгому, даже суровому тону.

Помолчали с минуту, разглядывая друг друга.

— Ну и что? — спросила женщина.

Странноватый вопрос. Даже профессор опешил. Замекал:

— М-ме, да-а… ничего, собственно… Нам бы приюту…

— Ну, вот вам приют. Гришу давно видели?

— Вечером расстались.

— Он придет?

Старик взглянул на Игоря: вступай в разговор, ты с Пеликаном секретничал.

— Придет, — сказал Игорь.

Пеликан ему о том впрямую не сообщал, но Игорь был уверен: объявится, раз задумал что-то, включил в свою игру Игоря с профессором.

— Когда? — Женщина допрашивала их со строгостью шефа жандармов.

Игорь озлился и сам спросил:

— Вы, случайно, в третьем отделении не служили?

Старик Леднев хрюкнул, ладошкой загородился, а женщина улыбнулась и еще более расцвела, раскрылась: улыбка у нее светлой оказалась — опять-таки вопреки тону.

— Не служила, — продолжала улыбаться. — Как звать-то, гости нежданные?

Леднев вскочил, шаркнул растоптанным башмаком.

— Профессор Московского университета Леднев Павел Николаевич, к вашим услугам. А этот вьюнош, не по летам наглый, зовется Игорем, фамилия — Бородин.

— Меня будете звать Софьей Демидовной. Да Гриша говорил, наверно?

Игорь кивнул.

— Обедать станете?

— Всенепременно, милая Софья Демидовна, — разливался старик Леднев, — если плеснете нам малую толику, не пожалеете для калик перехожих…

Протянула:

— Кали-и-ики… Идите мойтесь. Полотенце — на подзеркальнике в прихожей, умывальник во дворе.

А куда идут? откуда? почему пешком? да какие дела у них с Гришей Пеликаном? — ни о чем не спросила. Видно, рассудила: захотят-сами скажут.

На столе были огурчики малосольные, крепкие, лук зеленый, несколько помидорин на блюдечке и дымящийся суп, в котором плавали морковь, капуста, картошка. И все это — на красивых фарфоровых тарелках, бледно-розовых, с махонькими голубыми незабудками. Игорь изо всех сил сдерживался, чтобы не перевернуть одну — заглянуть, есть ли там скрещенные мечи?

— Извините, что скудно.

— Что вы, дорогая Софья Демидовна! — вскричал Леднев, от избытка чувств разбрызгивая суп из ложки. Хорошо, что в тарелку, а не на скатерть… — Пир, просто пир лукуллов!..