Вдова - Наталья Парыгина

По котловану, опасливо сторонясь тачек, которые бойко катят землекопы по деревянному настилу, идет деваха в длинной юбке, в овчинном полушубке и с котомкой за плечами. Остановившись возле Даши, она робко трогает ее за плечо.

— Не знаешь, девка, где мне Дору Медведеву отыскать?

— А вон,— говорит Даша,— вон она кувалдой лупит.

Деваха не смеет прервать работу бригадирши и ждет, скрестив на животе руки. Но как раз гулкие удары железа о подвешенный рельс заглушают скрип тачек, скрежет лопат и удары кувалды, возвещая перерыв на обед. Дора, оставив работу, командует:

— Шабаш, девчата. Пошли щи хлебать! — И замечает гостью: — Ты — кто?

— Люба Астахова, — говорит деваха. — Завод строить приехала. Заместо Глашки. Глашка Мохова из вашей бригады убегла, так я буду.

— Вон как. Вы из одной деревни, что ль?

— Из одной. Из Поповки мы. Петя Сирота сильно опечалился, что Глашка сбежала. Это наш комсомольский секретарь, пятеро у нас в Поповке комсомольцев. Глафира не комсомолка, а на стройку сама просилась. Обещала работать знатно и в комсомол вступить. А сама вишь как. Опозорила Поповку. Петя так ей и сказал: опозорила ты нашу Поповку. И надо кому-то ехать, доказать, что не все в Поповке такие слабодушные.

— Тебя, стало быть, выбрали, — насмешливо проговорила Марфа.

— Меня, — серьезно подтвердила Люба. — Не выбрали, а сама я. Мама не отпускала меня. Я — на телегу, а она меня с телеги тянет. Я — на телегу, а она с телеги...

— Мать слушаться — так и просидишь весь век у ней возле юбки, — сказала Настя.

— Некому больше, — повторила Люба и улыбнулась застенчиво.

— Ну, пойдем с нами в столовку, — сказала Дора. — Ложкой работать научим, а лопатой сама приноровишься.

По вечерам Фрося и Ольга за большим столом маялись над уроками. Фросе Алена на скамью подкладывала свернутый ватник, чтоб было повыше.

— Решила задачку? — спрашивала Фрося, оторвав взгляд от тетрадки.

— Нет, — серьезно отвечала Ольга. — У меня алгебра. Буквы путаю. — И вполголоса про себя шептала: «Бэ навыворот — это дэ»...

Фрося училась в первом классе. Ольга готовилась сдавать экзамены за семилетку экстерном. Наум Нечаев сам принес ей учебники — у него мать работала в школе, математику преподавала. И велел приходить к нему в комитет комсомола, спрашивать, что непонятно. Ольга сперва совестилась докучать комсомольскому секретарю математическими вопросами, но скоро привыкла и засиживалась у Наума подолгу. Марфа по этому случаю высказывала смелые догадки:

— Небось, с губ на губы науку-то передает?

Марфа без ботинок, в шерстяных носках сидит на топчане, плетет подзор. Быстро работает крючком, словно к свадьбе торопится. Может, и к свадьбе, да не к своей. Кончить бы к воскресенью, продать, а чулки купить. Вовсе изодрались чулки, уж штопать нечего, дыра на дыре.

Даша накинула поверх одеяла на ноги ватник, лежит, подогнув коленки и закрыв глаза. Грезится ей родная Леоновка, ива над речкой, новый сруб на краю деревни.

«Сруб я начал ставить, колхоз дал лесу, дед Родион мне помогает. А один день браг твой Егор взялся ошкуривать бревна и работал с утра дотемна...»

Слова письма, прочитанного столько раз, что Даша помнит их наизусть, опять нижутся перед глазами в неровные карандашные строчки.

«Пахать нынче выедем на лошадях и тракторами, МТС получила восемь тракторов, просился я на курсы трактористов, да Хомутов не отпустил. На трактористов, говорит, парнишек обучим, а ты кандидат в партию, тебя бригадиром оставим. Мотаюсь с утра до ночи. Такие есть люди, что с колхоза норовят кусок урвать, а заботы никакой не имеют. Прошка Шумилин взял коня в город съездить, а приехал и забыл животную обиходить, конь сутки целые стоял некормленый, непоеный. Своего бы ни в коем разе так без призору не оставил, а об колхозном ума нету позаботиться...»

Даша стосковалась по родным местам. Вспомнилась ей небогатая родная изба, теплая печь, где немало рассказала бабка Аксинья сказок, поля с первыми всходами хлебов под синим небом, старый дуб за околицей... Птицей бы домой полетела.

«Бабка Аксинья здорова и велела тебе кланяться, а у Клавдии скоро народится дите, не знаю, писал тебе про то Егор али нет. Учительница Лидия Николаевна вышла замуж за фельдшера Чернопятова, пишу тебе, чтоб ты в голове не держала дурного, чего у тебя раньше было. Я ни на одну девку не гляну, я и на вечорки не хожу, нет у меня другой радости, кроме тебя. Тебя люблю и век любить буду. Твой Василий».

Дверь хлопнула. Кто-то идет по коридору. То ли мужские шаги, то ли женские — не поймешь. Ботинки у девчат огромные, тяжелые, в таких без топота не пройдешь...

Дора из кино вернулась.

— Девчата, вставайте, чего в такую пору спать завалились? Скоро завод пускать, а вы спите.

Дора подошла, сдернула с ближней спящей одеяло. Анна Прокудина села на топчане, несонными злыми глазами поглядела на Дору.

— А ну его, твой завод...

— Может, сама туда пойдешь? — резко спросила Дора. — Тебя советская власть вырастила, а ты одной злостью живешь.

— Советская власть вырастила? — вскинулась Анна. — А мои отец-мать при какой власти с голоду померли? Сама осиротила, сама и вырастила...

Анна шумно вздохнула, подогнув колени, обхватила их руками. Другим, усталым голосом сказала:

— Заплаты садить надоело. Кто посватается, так от сраму замуж не пойдешь. Куда голой-то?

Дора скинула тужурку, платок развязала, перебросила с головы на плечи. Подсела к Анне на топчан.

— Говорили, что ль, с Ахметом про женитьбу?

— Говорили, — тихо призналась Анна. — Комнату нашел в городе. Переходи, говорит, ко мне. А куда я пойду? Совестно мне. Ни простыни, ни одежи — ничего.

— Ох, глупая! — сказала Настя. — Да так-то еще лучше — после свадьбы раздеваться не морочно. И стиркой не замаешься.

— Сам — не граф, — оторвавшись от задачки, заметила Ольга.

— С милым и топорище за перину сойдет, — подмигнула Марфа.

— Чудные вы, девки, — усмехнулась Дора. — До чего же чудные.

— Не чудные мы, обыкновенные мы девки, — сказала Анна.

Она сидела все так же — обняв руками колени, глядела в черное окно.

— Ладно, — сказала Дора. — Не ной. Будет тебе приданое. Не бедная наша стройка, чтоб в таком деле не помочь. Пойду к Науму, поговорю. Еще кто-нибудь со мной пойдет. Даша, давай ты.

— На что ж Дашу, — насмешливо проговорила Настя. — К Науму не Даше — Ольге надо идти. Ольге он ни в чем не откажет.

Ольга покраснела, ниже склонилась над столом.

— Пойдем, Ольга, — сказала Дора.

— И я пойду! — Марфа отшвырнула подзор, соскочила с топчана. — Выхлопочем приданое да на свадьбе погуляем. Поплясать охота. Давно я не плясала.

Даше надоело жаться на топчане, потянуло на улицу. Она встала, надела ватник. Ольга, вдруг заторопившись, собрала свои тетрадки.

Так и отправились вчетвером.

Под ногами хрустели льдинки: днем таял снег, а к ночи намерзал льдинками. Паровозик тоненько свистнул на стройке — видно, опять привезли оборудование. Везут и везут... Кажется, и не хватит этих строящихся корпусов, чтобы все вместить.

— Горит свет, — заметила Даша, глядя на барак, в котором размещалась контора стройки.

— Наум раньше полночи домой не уходит.

Наум сидел в комитете комсомола один. Толстый учебник химии лежал перед ним. Все чаще слышалось на стройке короткое таинственное слово: химия. Кто на заводе останется работать, всем предстояло химию учить. Говорят, трудная наука, мозги набекрень свернешь, пока одолеешь. С четырьмя классами и браться нечего. А больше четырех — мало у кого. Вот и выкрутись...

— Заходите, девчата. Рассаживайтесь.

Наум отодвинул книгу, потер пальцами покрасневшие глаза.

— Что ж не рядом с Ольгой над книжками сидите? — с усмешкой спросила Марфа. — Она в бараке, ты— тут...

— Когда Ольга рядом — не идет мне химия на ум, — сказал комсомольский секретарь и без стесненья, с откровенной лаской глянул Ольге в лицо. Ольга улыбнулась и потупилась.

— Это верно, — согласилась Марфа. — Любовь с разумом врозь живут.

— Вы затем и пришли ко мне — про любовь беседовать?

— Точно, — подтвердила Дора. — Про любовь. Анна Прокудина замуж выходит за Ахмета.

— Хорошо...

— Хорошо, да не совсем, — продолжала Дора. — Из детдома она. В одном платьишке пришла. А на стройке заработки сам знаешь... Только-только прожить. У кого вещи с собой были — тем легче. А ей все купить надо. Совестится она перед Ахметом, что ничего у нее нет. Горюет.

— Перед свадьбой горевать не годится. Перед свадьбой радоваться надо.

Наум встал, прошелся из угла в угол, поерошил густые волнистые волосы.

— Я сказала, что ты поможешь.

— Ладно. Пойду завтра к Дубравину, выпрошу на вашу бригаду три ватника — ватников на складе много. Продадите на базаре, купите, что надо. Может, удастся пару простыней выписать.